Параллели и пересечения

      Все складывалось очень удачно — сэр Кофа был настроен благодушно и, когда я явился к нему в кабинет, отправил меня домой отдыхать, посоветовав забрать и Тотохатту, уже сутки не выходившего из Дома у Моста: — Он зачем-то вызвался дежурить ночью вместо меня, хотя в этом не было никакой надобности. И, кстати, он все это время ничего не ел, мало разговаривал и почти не двигался, что ему не свойственно. Как я ни пытался заставить его поужинать, а потом и позавтракать — все впустую. Я уже подумывал вызвать знахаря, но тут вернулся ты, сэр Шурф.       Я вспомнил, как односложно отвечал мне Тотохатта во время нашей с ним последней беседы и, проанализировав полученную информацию, заторопился домой.       Шагнув Темным Путем из зала Общей Работы прямиком к себе в спальню, я аккуратно уложил Тотохатту на кровать, так и не разбудив его. Кончиками пальцев я осторожно пробежался по его телу, чтобы выяснить, что же с ним случилось и от чего его нужно будет лечить. Однако диагностика не выявила никаких особенных отклонений, кроме слабости, вызванной, скорее всего, недоеданием.       Я решил не будить его и уже собрался вниз, чтобы посвятить пару часов водным процедурам — сутки, проведенные в Гажине, были настолько насыщенными, что я не нашел времени даже чтобы умыться. Но перед уходом я еще раз взглянул на бледное, словно мраморное, лицо Тотохатты и, не сдержав порыва, наклонился и коснулся губами его лба. Тихое, почти беззвучное «Шурф!» слетело с его губ и я понял, что разбудил его. — С твоей стороны это было очень неосмотрительно — отказывать себе в пище и сне. Я отсутствовал всего сутки - и за это время ты настолько вымотал самого себя, что заснул прямо на рабочем месте. Тотохатта вздохнул и отвернулся от меня, уткнувшись носом в подушку. — Я хочу, чтобы ты понял, как мне важно, чтобы ты был в полном порядке, — продолжил я свою нотацию. — Не надо отворачиваться, изволь выслушать меня до конца. Я должен быть спокоен за тебя… — Постой, Шурф! — перебил меня Тотохатта. — Если ты не прекратишь свой гневный монолог, то я начну подозревать, что такой как сейчас я тебе не нужен.       Голос Тотохатты звучал так слабо и тихо, что я тут же осудил себя за несвоевременную критику и опустился на кровать у него в изголовье. Тотохатта переложил голову с подушки ко мне на колени, зарылся лицом в полу моего лоохи и замолчал. Я не хотел принуждать его к рассказу и поэтому тоже молчал, положив руку ему на голову.       Какое-то время мы провели так — молча и не двигаясь, но потом я решил воспользоваться Безмолвной Речью, чтобы объясниться с ним, предположив, что если Тотохатте тяжело говорить вслух, то это совсем не должно распространяться на другие формы общения. «Я был не прав. Я должен был сначала разобраться с причинами твоего состояния, а потом уже оценивать твое поведение. Но сейчас мне бы очень хотелось всё же узнать эти причины. Во-первых, твое состояние мне более чем небезразлично, а во-вторых, я довольно неплохой знахарь, что ты и сам, конечно, знаешь, и я могу помочь тебе прийти в норму». «Можно я не буду сейчас передавать тебе свои чувства?» «Конечно, Тотохатта, это твое право — делиться или не делиться со мной, хотя мне непонятно, чем вызвано твое нежелание быть со мной откровенным». «Ох, Шурф, ты опять все усложняешь!» — с этими словами Тотохатта перевернулся на спину и предпринял попытку поудобнее уложить свою голову у меня на коленях. — Все очень просто, — продолжил Тотохатта вслух. — Тебя не было рядом и мне было плохо, а сейчас ты здесь и все иначе. Я не хочу омрачать нашу встречу своими негативными воспоминаниями. Но на словах расскажу, конечно.       Голос Тотохатты по-прежнему был слабым, но тень улыбки уже коснулась его губ: — Помнишь, я рассказывал тебе, что бывают моменты, когда мои эмоции настолько сильны, что я не могу их контролировать и передаю всем окружающим? Хотя зачем я спрашиваю: как можно предположить, что ты вообще хоть что-то можешь забыть! — Мне очень льстят твои слова, но я, всё же, хочу отметить, что моя память не является совершенной. И если ты захочешь, я могу доказать это примерами. — Шурф, ты очень предсказуем! — Тотохатта через силу рассмеялся в ответ на мои слова. — Давай лучше я закончу свой рассказ, а потом ты, если не передумаешь, приведешь мне свои примеры! — Я рад, что развеселил тебя. Кстати, я действительно прекрасно помню, что ты говорил мне про передачу эмоций, но я хотел бы все-таки дослушать тебя до конца. — А я уже почти закончил. Ты ушел, а я не захотел делиться своими переживаниями со всем Управлением Полного Порядка и жителями близлежащих домов. Это всё - слишком личное для того, чтобы транслировать. Надо сказать, что после встречи с тобой это был первый такой раз, когда мне необходимо было поделиться сильными переживаниями. И, знаешь, несмотря на то, что я беспрерывно делал твои дыхательные упражнения, я совершенно вымотался. Кстати, есть и спать я просто не мог. И тут ты должен меня похвалить: я справился с поставленной задачей — я сдержал себя. А дальше… Дальше я понял, что больше так не могу и послал тебе зов. Ты успокоил меня и я, как видишь, смог заснуть. Вот и всё. Видишь, как всё просто? — Позволь не согласиться с тобой. Ты ошибочно называешь дыхательные упражнения моими. Но я не являюсь их автором. Логичнее было бы называть их дыхательными упражнениями сэра Халли, но, боюсь, он их тоже не сам придумал. — И это все, что ты хочешь мне сказать? — изумился Тотохатта. — Да, больше никак комментировать сказанное тобой я не намерен. Вместо лишних слов я хотел бы поцеловать тебя для начала, а дальше уже разберемся. Но перед этим я должен привести тебя в порядок. Скажи мне, есть ли у тебя свои способы быстрого восстановления утраченных сил? Тотохатта отрицательно покачал головой. — Я владею несколькими такими способами, и позволь мне поделиться одним из них, — продолжил я. — Если ты хочешь предложить что-то вроде твоей дыхательной гимнастики, то я пока не способен ничего такого проделать. Ой, извини, не твоей и не сэра Халли, я помню, а просто дыхательной гимнастики. — Я хотел предложить тебе воспользоваться моей дырявой чашей для пополнения сил. — Ты что, Шурф, я же не умею, я не смогу в ней ничего удержать! — А я и не предлагаю тебе держать чашу. Надеюсь, ты ничего не имеешь против, если чаша останется в моих руках, пока ты будешь из нее пить? И сразу задам тебе второй вопрос — ты способен дойти до кухни самостоятельно? — Первое — да! Я и не думал, что это возможно, хотя, надо сказать, иногда мечтал об этом. А вот второе — пока нет. Может, ты сходишь на кухню один? — с этими словами он перелег обратно на подушку. — Я думаю поступить иначе. Позволю себе заметить, что не только ты скучал по мне. Как ты знаешь, я сам не горю особым желанием с тобой расставаться, — с этими словами я взял Тотохатту на руки и понес в кухню. — Пожалуй, я не буду пить из твоей чаши. — Почему же? — удивился я. — Потому что тогда тебе придется всегда носить меня на руках! — рассмеялся Тотохатта. — Если бы ты сообщил мне раньше, что тебе нравится это, то я бы поднимал бы тебя на руки значительно чаще. Лично мне это не доставляет никакого дискомфорта, более того, это очень даже приятно.       Особых запасов вина у меня дома в то время не хранилось, однако одну бутылку Слез Тьмы я держал на всякий случай. Тотохатта пил жадными глотками, преображаясь прямо на глазах. Я даже заметил легкий румянец на его щеках, обычно очень бледных. — Что ты чувствуешь сейчас? — спросил я. — Твой опыт очень важен для меня. Тотохатта легко встал, прошелся по кухне и, вернувшись ко мне, положил руки мне на плечи: — Раз ты любишь эксперименты, давай рискнем. Но боюсь, что не смогу сдержаться. Так что выбирай — либо почувствовать все, либо ничего. Кстати, напоминаю тебе, что Рыбника я не боюсь. И, да: у тебя есть последняя возможность отказаться, — Тотохатта улыбнулся и подмигнул мне. — Пусть возможность останется возможностью. Рискнем! — улыбнулся я ему в ответ. — Ты, кажется, обещал, что поцелуешь меня, когда я приду в норму? Наступило время выполнять обещания!       Я наклонился к нему, нежно, но уверенно коснулся его губ и… пропал.       В буквальном смысле этого слова. Я перестал существовать, многократно распался на мельчайшие частицы, растворился в бесконечном теплом золотом пространстве. Лучи его проходили через меня и в то же время я сам был этими лучами и мог проходить везде беспрепятственно. В этот момент не существовало ни сэра Лонли-Локли, Мастера Пресекающего Ненужные Жизни, ни Безумного Рыбника — были только свет и тепло, была безграничная любовь, и сам я был этой любовью.       Это золотое пространство тоже было мной, но это не мешало мне двигаться внутри него, падая в его глубины, поднимаясь вверх и растекаясь по его краям. Я употребил слово «пространство», но это неверная формулировка — там не было ни пространства, ни времени, только волны восторга, только полная уверенность в том, что так хорошо теперь будет всегда…       Очнулся я в объятиях Тотохатты на полу - и теперь он гладил меня по волосам и осторожным дыханием касался моего лица. — Так непривычно видеть тебя слабым и беспомощным, — задумчиво протянул он. — Я не думал, что моя любовь окажет на тебя именно такое воздействие. Почему-то от его слов защемило под ложечкой и я даже не удивился этому новому для себя ощущению. — Разреши мне задать тебе один вопрос, Тотохатта. Ты всегда это ко мне чувствуешь? Или это было вызвано тем, что ты воспользовался моей дырявой чашей? Губы его дрогнули в улыбке: — Да, Шурф, я всегда так тебя люблю. Твоя чаша только помогла мне увеличить силу воздействия. Я довольно долго смотрел на него и не знал, как ответить ему и, в конце концов, переполненный благодарностью, прижал его руку к своим губам.