Одна из них

      Грубый скрежещущий звонок оповестил о том, что чёртова клетка сейчас откроется. В последний раз.       — Барнс, — прозвучал самодовольный голос тюремщика, — на выход. — Слова подкрепились щедрым постукиванием дубинки по ржавым прутьям.       Утирая заспанное лицо, с натугой села на койке, надсадно скрипнувшей, похлопала ладонями по дырявому матрасу и встала.       — Не поможешь? — вытянув руки, на которых бряцнули браслеты, соединённые тонкой, но прочной цепью с наножниками, спросила я у Мануэля.       — До поста — никак, детка, — усмехнулся тот и, улыбаясь как можно шире, принялся с удвоенным остервенением жевать свой пахучий дешёвый табак.       Неудовлетворительно мотнув головой, я снялась с места и вышла в плохо освещённый блок: электричества тут не было, а залатанная крыша и забитые окна едва пропускали дневной свет. С-6 стал непригодным для содержания заключённых после нападения тварей извне; лишь пара камер уцелела, и использовались они в качестве изоляторов.       Местные завсегдатаи были не слишком-то довольны вестью о моём досрочном освобождении и начали диктовать правила с удвоенным остервенением. Маленький бунт обеспечил мне уютную, а главное, безопасную одиночку. Коротать последние две недели в горизонтальном, вечно сонном положении было не так уж и плохо, да и на еду никто не зарился. Удалось подправить силы — вряд ли мир за забором стал мягче.       Мануэль неторопливо шёл впереди, поигрывая ключами в такт напеваемой мелодии, а мне приходилось смиренно плестись за ним в цепях. Несомненно, тащился как черепаха он нарочно: как никак это мои последние мгновения в кутузке, и я должна их как следует запомнить.       Смотря перед собой, мысленно обитая на диких просторах бывшего Техаса, я не сразу заметила, что Мануэль открывает дверь в блок С-2, в котором мне довелось отмотать десять долгих лет.       — Дамы вперёд, — заявил мой конвоир, чьё лицо просило хорошего хука.       Поморщившись, сжав пальцы в кулаки, прошагала мимо Мануэля, едва поборов желание хотя бы боднуть его плечом — поддаться на провокацию сейчас было бы непростительной глупостью. Больно долго я тут прозябала, а впереди было бы ещё столько же, если б не милость сменившегося полным составом — впервые за шестьдесят лет — правительства. Первовоскрешённые не торопились отдавать бразды правления хрупким миром, однако старость, а с ней и смерть, взяла своё.       С-2 взорвался ором и руганью, стоило мне появиться в пределах видимости крайних камер. Сквозь прутья полетела всякая всячина: комки бумаги, грязные наволочки, ветхие исписанные журналы… Но самым примечательным снарядом была крупная фекалия с белыми слизистыми вкраплениями, шмякнувшаяся почти мне под ноги. Переступив лепёшку с явным наличием паразитов, я двинулась за Мануэлем, делая вид, что происходящее меня никак не касается. Будущее своё я не собиралась связывать с этими людьми — отбросами второго поколения. Люди вообще не входили в мои планы…       — Эй! Фрейя! Гореть тебе в Аду! — мерзко расхохотавшись, выкрикнул местный дурачок цепляясь костлявыми пальцами за прутья, подпрыгивая на месте, пуча тёмные глаза и скаля жёлтые зубы.       Ноги враз стали чужими: в несколько размашистых шагов я подлетела к камере и смачно плюнула в кривую рожу идиота.       — Ты нихрена не знаешь про Ад, — шикнула я, а этот придурок рассмеялся, спустил штаны и начал мочиться на мой комбинезон. Сзади подлетел Мануэль, оттянул меня за спину и замахнулся на заключённого дубинкой, на что тот со смехом отскочил назад, заламывая руки на груди.       — Шагай, — рявкнул Мануэль, поддав мне в плечо своей палкой.       Я знала, что грубо оступилась. Нет, не в тюремных масштабах. В личных. Внутри всё кипело похлеще чем в адском котле, уготованном мне, но чем ближе к посту мы подступали, тем крепче удавалось взять себя в руки.       Я уйду. Уду далеко, где меня никто не найдёт. Только сначала заберу свой шмот у старой козы: на посту выдачи имущества стояла самая наинеприятнейшая жаба из всех, что я когда-либо видела. Некоторые демоны и то краше… И наружность этой грузной блюстительницы порядка полностью соответствовала духовной внутренности.       — Досрочница? — крякнула жаба, когда Мануэль подвёл меня к стойке.       — Она самая, — подтвердил он, а затем выдал: — Слушай, Бэлсс, а форма сегодня тебе особенно к лицу.       Кинув косой взгляд на третий подбородок Бэлсс, лежащий поверх засаленного от пота воротничка, глянула затем на Мануэля с выражением: «Ты серьёзно?!». Его фирменная улыбка а-ля Казанова подтвердила мои опасения. Не желая ронять мнение о своём любимом тюремщике так глубоко в грязь, я решила для себя, что он поспорил с ребятами насчёт Бэлсс… И, Создатель, когда же я свалю отсюда?..       — Твоя одежда, — словно бы в ответ Бэлсс плюхнула на стойку объёмистый пластиковый пакет. — Переоденешься и заполнишь форму. — Поверх пакета опустился планшет с одиноким жёлтым бланком, на котором бугрился всё ещё влажный след от кружки.       — Будь любезен, — снова обратилась с протянутыми руками к Мануэлю я.       Затрещал ключик в замках, и через миг я уже растирала запястья, наслаждаясь первой свободой — свободой движений. Схватив свою старую одежду, нырнула за ширму и с превеликим удовольствием… нет, облегчением, сбросила обоссанную выцветшую оранжевую форму. Любимые мною прежде потёртые штаны теперь повисли на бёдрах, майка провоняла шкафом, в котором лежала, а кожаная куртка изрядно потрескалась. Зашнуровав высокие ботинки с плотной подошвой, отковыряв от неё жвачку столетней давности, глянула на себя в маленькое облупленное зеркало. «Мда-а, тюрьма тебе не к лицу, деточка», — подумалось мне, а осунувшееся отражение усмехнулось.       С заполнением формы я разобралась быстро, хоть и отвыкла пользоваться ручкой. Вот если бы нужно было продырявить её заточкой — другой разговор… справилась бы ещё быстрее.       Но дойдя до последнего пункта, я поняла, что не видела самого главного.       — А где мой мотоцикл? — ещё раз пробежавшись взглядом по списку задержанного вместе со мной имущества, спросила я.       — Ушёл на государственные нужды, — не глядя бросила Бэлсс, а мне захотелось бросить планшет ей промеж глаз.       — Не имели права!.. — начала распаляться я, тыча указательным пальцем в бланк.       — Хэй. — Мануэль перехватил моё плечо и мотнул головой к выходу. — Ставь подпись и радуйся, что остальное вернули.       Мой ненавидящий взгляд вызвал у него очередную широкую улыбку, и с ней ничего я поделать не могла. Поставив вместо росписи жирный крест, продырявивший бумагу, дёргано схватила свой значительно исхудавший рюкзак, закинула обе лямки на одно плечо и рванула к двери.       От выхода из здания до ворот было около сотни ярдов, и это расстояние я постаралась преодолеть как можно быстрее, едва не срываясь на бег, то и дело поправляя ношу на плече.       Когда сетчатые ворота откатились в сторону, я на секунду зависла, чтобы отдышаться и понять, что ждёт впереди. Горячий пыльный пустынный воздух щекотал ноздри, но по-прежнему был знаком.       Шаги навстречу свободе произошли сами по себе, спокойно и размеренно; гравий хрустел под подошвами. Ворота за спиной сомкнулись, оставив меня один на один с пустыней, да ещё и на своих двоих. Но выживать — моя стезя. Справлюсь.       «Ну, привет, Техас. Я дома».