Disturbed

— Внимание, родные! Проснулись, встряхнулись и пошли, — воскликнул, улыбаясь, Кай. Он казался бодрым и полным энергии и, как всегда, пытался навязать своё состояние другим. Руки автоматом считывал тяжёлый недосып, а также фиксировал проваленные скулы и синяки под глазами, которые уже не поддавались маскировке гримом. Всё равно было заметно, что драммер хронически измотан. — Руки, я понимаю — тяжело: тур, нервы, сублимация… Хотя бы глаза постарайся открывать на камеру. — Э-э… — прозвучало хрипло. Подобно сомнамбуле, Таканори переминался с ноги на ногу в тесном периметре помещения, стараясь не уснуть прямо так, стоя. В этот раз стилисты постарались: каблук средней величины радовал устойчивостью. Удобно… Он почувствовал, как засыпает: глаза становились маленькими и узкими и, в конце концов, совсем превратились в щёлочки. — Кофе, — повторял он себе тихо, пока вдруг не наступила темнота. — Ты падаешь! — крикнул лидер прямо в ухо, хватая вокалиста под локоть. — Аой, я тебя умоляю, выпей кофе, взбодрись — перегаром разит невыносимо, — обращался он к раздражённому ритм-гитаристу. — Кою, что, снова живот болит? Нет? Ладно. Ты это… заинтересованность прояви немного, ну, для меня, пожалуйста. Где Акира? — обернулся Ютака к басисту и, наблюдая за тем, как тот сидит и монотонно потирает колено, махнул рукой. — А, хрен с тобой, Рей. Просто молчи. А если спросят, я отвечу. Готовы? Поехали! …Аой стоял, как водится, прямо за спиной своей пассии. Руки на мгновение замер, чувствуя тяжёлый и полный чёрной меланхолии взгляд, упирающийся в его затылок. Взгляд из адских недр погребов Джека Дэниэлса, приправленный утренней порцией саке. «Так, что на этот раз?» — вокалист возмущённо уставился в отражение монитора. «Сидишь некрасиво, Руки-сан». «Окстись, Юу! Тоже мне, эстет». «Ага. Только „рогатку“, блять, закрой», — и Аой, покачиваясь, вдруг отстранённо заулыбался. Матсумото резко сдвинул ноги, и спать расхотелось: мало-помалу его догоняла мысль, что Широяма слышит его. Но разве такое возможно? Пожалуй, лучше всего списать всё на усталость. И слуховые галлюцинации сейчас происходят именно из-за неё. *** Как Руки очутился в чужом номере, для него осталось загадкой. Нет, разумеется, он помнил своё назойливое желание сначала посетить гостиничный бар, чтобы убить мысли о необходимости как-то встряхнуться, может, напившись, снять девочку и отключиться: от этой движухи тура хотелось уже диким волком завыть на луну… Поэтому алкоголя было много. Он искренне верил, что зашёл совсем ненадолго, но, вливая очередную порцию, отчего-то забывал, что она была последней. Когда его неожиданно посетила мысль отдохнуть прямо на полу коридора, горничная, наблюдавшая этот кошмар, забила тревогу. «Тот человек, случайно, вам не знаком?» — подбежала она к первому, кто вышел ей навстречу. На самом деле, Аой шагал на встречу к автомату со льдом, дабы оживить остывающий виски, но до цели так и не добрался. И вряд ли можно назвать случайностью, что вместо льда Широ притащил к себе ужратого вокалиста. — Может, отцепишься от меня и примешь горизонталь, а? Но Матсумото, обеими руками вцепившийся в Аоя, представлял себя солдатом на плацу, которому должно нести службу не нарушая вертикали. — Ни-ко-гда. Теплота ладоней убаюкивала сознание; и неизвестно зачем Така прижался теснее, поощряя плавное скольжение чужих рук по своей спине. Сверху вниз. Они осторожно двигались от лопаток и ниже, не пересекая дозволенной зоны, а он вдыхал свежий, немного пряный аромат шампуня, который исходил от длинных чёрных волос мужчины, что обнимал его сейчас. Матсумото вообще нравился запах, он не был ему чужим. Алкоголь, табак и чуть резковатый парфюм. Аой. Широ прижимал Руки к себе настолько упоительно, что можно было стоять вот так целую вечность… и не только стоять — вдруг захотелось чего-то ещё. Не успел Матсумото об этом подумать, как чужие руки тут же легли на его бёдра, а затем очень мягко сжали ягодицы. Таку не покидало зудящее чувство, что всё это уже выходит за рамки невинных объятий, но он не мог не признать, что ему нравится. Он хотел, чтобы Юу зашёл ещё дальше, и тот зашёл, нагло приникая губами к его рту и заставляя ощутить совсем иную жажду… Стон. Руки удивил сам себя. Эмоции были новыми. Сейчас вёл Аой, и отчего-то каждое невысказанное желание вокалиста исполнялось, словно по взмаху волшебной палочки. Но как же всё-таки жаль, что Юу не девушка! Именно эта гадкая мысль всё испортила, разрушая пьяную иллюзию. В состояние, полное заторможенного дрейфа, вторгалось осознание, что он, блять, снова обжимается с мужиком! Стряхнув наваждение, Матсумото сильно отпихнул ритмиста от себя. — Какого хрена? Два музыканта молча уставились друг на друга. Руки, вытирая губы, пытался считать гитариста, но в чужой голове гремел лишь непонятный зум, звенящий колючей проволокой. — Полегче, Ромео! Идея изначально была не моя. — А... Моя? Аой утвердительно кивнул, отвечая на недоверчивый взгляд. — Пришёл в себя? Дверь вон там. — Но я… ведь зачем-то пришёл? — Откуда ж мне знать? Руки вдруг схватился за поясницу. — Спина болит, — пожаловался он, пытаясь вспомнить, отчего. — Врач на другом этаже, — равнодушно выплюнул Широяма. Отвернувшись, он поднял со стола недопитый стакан и, сделав из него глоток, поморщился — безо льда как-то не шло. А вокалиста вдруг накрыло воспоминаниями: — После эфира по твоей милости я оказался на полу. Ты собирался убить меня, как обычно, из-за какой-то маловажной херни. И… дальше я напился, — сообщил он. — Из-за тебя, чёрт подери, я не в состоянии наклониться! Матсумото, полный алкогольного горюшка, выглядел так трогательно, что Широяма смягчился. — И не лень было тащиться в противоположный конец здания, когда номер Кая расположен по соседству? — Аой усмехнулся. — Умно! Руки пожал плечами: — Похоже, я и застрял где-то в начале… пути. — Ладно. Сюда иди, — Аой присел, ожидая, пока вокалист позволит ухватить себя за ногу, затем не спеша стащил сапог. — Чёрт, стой спокойно! Второй сапог никак не давался, и, Руки, не удержав равновесие, плюхнулся на гитариста сверху. Оба растеклись по полу, как медузы. Свободной рукой Матсумото схватил Юу за шею, больно упираясь подбородком в плечо. Пытаясь оторвать его от себя, Аой ухватил вокалиста за ремень. Неоднозначность положения уже не смущала, и никто не пытался ничего изменить. — Знаешь, чего бы мне хотелось? — неожиданно томно прошептал Руки. — Отправиться в переплавку и спилить подбородок? — сердито буркнул Аой. Эти провокационные интонации напрягали его, а снятый сапог, маячивший возле лица, действовал на нервы. Перехватив руку Матсумото, гитарист реквизировал раздражающий предмет. — Девочку, — небрежно накручивая на палец чужую чёрную прядь, размечтался Руки. — Изящную брюнетку. Заходишь в номер, а она уже ждёт, такая молчаливая и безотказная, — заёрзал вокалист, устраиваясь поудобнее. — Я тебе не баба, блять! Сапог был яростно отброшен в сторону. — Да какая разница. Брюнетка-а… Внутри Широ немедленно закипел пьяный гнев; вокалист полетел к выходу словно теннисный шарик, и, придавая ускорение, вслед за ним, прямо в спину, полетел второй сапог. — Пошёл отсюда! — Голова кружится. — Иди давай! От сапог тебя избавили. — Злыдень… — произнёс Матсумото и, плавно оседая на пол, добавил: — И алкаш… — Эй, только не думай, что будешь здесь спать, понял? — Будешь, — упрямо пробурчал вокалист, привалившись к дверному косяку. Широяма пребывал в крайней степени пьяного возмущения. Презрительно оглядев согруппника, он взвалил безвольное тело к себе на плечо и вышел вместе с ним в коридор. Утром, очнувшись у себя в номере, Руки наткнулся на лежащую рядом с ним его собственную гитару, а рядом была записка: «Навсегда твоя — молчаливая и безотказная». Матсумото поджал губы, а затем рассмеялся: «один-ноль» в пользу Широ. *** — …Да ты достал, Юу! — Не начинал даже! Руки впитывал в себя мощный адреналиновый шквал, ведь Аой, доведённый до бешенства, становился хуже любого психа. Всякий раз вокалист очень рисковал своим здоровьем, пытаясь загнать Юу в подстроенные обстоятельства, и с нетерпением маньяка ждал реакции. Создавая мотивацию, он руководил, направляя чужие эмоции в нужное русло. Аой закипал мгновенно, как только ощущал, что им манипулируют, и всё равно позволял вокалисту вертеть собой, как тому заблагорассудится, потому что чувствовал, что Така просто не может по-другому. — Аой, блять! — По поводу бляди вопрос щекотливый. Возможно, ты обратился не по адресу, Руки. Позвони в агентство. — Да, блин, кто-нибудь заберёт у него бутылку? И айфон, чтобы херню в твиттер не писал. Меня фанаты достали спрашивать, что случилось с бедным гитаристом! — Ну уж нет! Разбирайся сам, — проходя мимо, заявил Кай и тут же поманил Уруху решать какие-то технические вопросы, на ходу объясняя, почему вмешиваться не стоит. А страсти, между тем, накалялись. — Как мило! — показушно умилился Широяма. — Обо мне беспокоятся, хоть кому-то есть дело до того, как я себя ощущаю. И что ты ответил? — Что гитариста нельзя назвать бедным, если тот катается на «Ягуаре». Дай сюда алкоголь, чёртов нытик! — «А ты рассчитывал, что я напишу им, как тебя всю ночь одолевал призрак, сошедший с этикетки бутылки из-под саке? И, чтобы не вопить от ужаса, ты строчил об этом в твиттер в тайной надежде, что я приду тебя успокоить? Наивно полагать, что я сделал бы это». — Наивно полагать, блять, что я тебя сейчас не слышу! — пьяно проорал Аой, залпом проглатывая остатки содержимого бутылки и швыряя в Руки пустую ёмкость. — Ты позиционировал меня с бабой. С девкой, чёрт тебя дери! Пытался удовлетворить свой недотрах за счёт моего к тебе… хорошего отношения. Это у тебя пускай сиськи вырастут, дегенерат! — Чего вырастет? — неосторожно вмешался в диалог Сузуки. — Сиськи, блять! — Извини, но это ты облапал мой зад, — Руки неожиданно стал очень серьёзен. — Ещё скажи, что ты этого не хотел, чёртов натурал! — Ты что, правда трогал его зад, Юу? — Свали к херам, Рей! — зарычали оба. Наступила гробовая тишина, а разъярённая парочка очень недобро уставилась на Акиру. Испытывая уколы ревности, согруппники обычно мирились с приоритетом предпочтений вокалиста и в ссоры вмешивались лишь тогда, когда жизни Руки начинала грозить реальная опасность. — Больные! — диагностировал Рейта и поспешил уйти подальше от греха. Хоть скандалы утихали так же быстро, как и разгорались, но всё же порой являлись риском повышенного травматизма для окружающих. «Так ты меня реально слышишь. Мне не показалось?» «Лучше бы не слышал». — И поэтому бесишься? — Оставь меня в покое, а? «И давно?» — Что давно? — в тоне Юу слышалось нескрываемое раздражение. «Слышишь». «Недавно». — И как? — Спасибо, херово! — Ах, я тебя умоляю, — протянул Матсумото. Широ презирал это подобие театра, закатанные глазки и заломленные ручки. Хотелось подойти и заткнуть этот блядский рот. Не как-нибудь заткнуть, а поцелуем, как вчера, чтобы дух захватило; но враньё — оно и есть враньё. Гол в свои ворота. Билет в один конец. Руки всегда был ледяным правителем из снежного царства, и вряд ли что-то поможет это изменить. «Всю душу вытравил, гад». — Напиши балладу. — Сам пиши. Ты чувствуешь вообще что-нибудь, хотя бы иногда? «Тебя». Вокалист, не отрываясь, наблюдал, как Аой невозмутимо шагает в сторону автомата со сладостями и красиво застывает там, пряча эмоции и выбирая, что бы взять. Не надо видеть лицо, чтобы почувствовать степень разочарования, что застыла в антрацитовых глазах. Неоправданные ожидания, «невзаимность» — эквивалент бесконечности космического вакуума. Но Таканори надеялся, что тот поймёт. Не сейчас, но когда-нибудь поймёт, что невзаимности нет. Дело было не в понимании: познание другого существа со всем его внутренним дерьмом даётся тяжело, болезненно и мерзко; надо быть непробиваемым, чтобы принять это, а Широ так восприимчив. Руки очень не хотел для него такой же участи, как его собственная, но в то же время был рад, что больше не одинок в своём проклятии считывать. Что есть ещё кто-то, способный услышать его. На это Широяма отмахнулся, даже не обернувшись. — Самое паршивое знаешь, что? — заговорил гитарист. — Что я теперь особенный только благодаря тому, что слышу тебя. А что будет, если я снова «оглохну»? Опять стану всего лишь марионеткой? Матсумото вдруг остался очень недоволен собой, и это чувство стало таким огромным, что захотелось пойти и удавиться. *** В Аомори воздух оказался настолько холодным, что с непривычки обжигал лёгкие. Руки закрылся у себя в номере, завернувшись в одеяло, надел свитер и шерстяные носки и всё равно стучал зубами и ощущал, как безнадёжно замерзают ноги. «Погода напоминает Хельсинки», — писал в твиттере Юу. Нет, здесь намного хуже. И внутри, и снаружи, и вокруг самого вокалиста царил холод отчуждения. Он забирался под кожу и, застревая, царапался и больно колол между рёбрами. Аой не хотел разговаривать и не желал ничего слушать. Руки оставалось лишь читать твиттер и, перебрасываясь короткими репликами «по делу», ощущать пронзительную тяжесть ауры ритм-гитариста и фунт презрения к самому себе. — …Ты ошибся номером, — выплюнул Широ, пытаясь захлопнуть дверь, но не успел: нога в чёрном ботинке юрко вклинилась в образовавшуюся прореху. — Пожалуйста. Ты молчишь слишком громко. — Просто кое-кто не привык к тишине. — Сдаюсь, — Руки капитулировал, подтвердив чужие слова поджатыми губами и взглядом куда-то в сторону. — Мне тебя не хватает. — В твоём номере чертовски холодно, а ты ненавидишь мёрзнуть, но ещё хуже для тебя оставаться наедине со своим безумием или проклятием, как ты его называешь. Настоящий кошмар! — отстранённо говорил Аой. — Руки, я всё понимаю, но при чём тут я? — А к кому мне ещё пойти? Ты всегда знал меня лучше, а сейчас и подавно. Даже если ты «оглохнешь», знание никуда не денется. И чувствуем мы одно и то же. Тебя ведь тошнит? — Тошнит. Особенно от некоторых твоих мыслей так и тянет блевать. «Если я не буду сволочью, всё развалится к чертям. Я знаю, что манипулировать подло, но как иначе сгладить острые углы? Внушить веру в правильность решения, ведь вы все такие разные. Как объединить, избавить от сомнений, заставить двигаться дальше? Я должен быть чудовищем, понимаешь? И… разве… разве это кому-то из вас навредило?» Аой многозначительно хмыкнул: — Мне. — Аой, пожалуйста. Я уже и не знаю, с какой стороны к тебе подойти. — А с какой ты планировал? — ожидая подвоха, Юу начал снова раздражаться. Своей неоднозначностью реплика заставила вокалиста подумать совсем не о том. — Я всё слышу, твою мать! Не смей, слышишь? Не хочу. Ничего. — А это… ну, случайность была… Я ж тоже человек, — Матсумото грустно улыбнулся и, наконец, убрал ногу. — Мне жаль, Юу. Прости. Правда. Глядя на друга, Аой лишь вздохнул. — Шёл бы ты спать, — сказал он. — Выглядишь плохо. Дверь захлопнулась. Но у Юу перед глазами так и остался нахохленный, замёрзший и бледный вокалист, который вновь привёл его чувства в смятение, а сейчас, обхватив себя руками, медленной улиткой уползал, исчезая в инфернальных глубинах коридора. Широяма зажмурился, привалившись к стене. Руки всегда помогал ему. Разумеется, можно назвать эти методы варварскими и безжалостными, но они приносили свои плоды. А сейчас Матсумото реально раскис; пришёл, прекрасно осознавая, какой панацеей Юу воспользуется. Ведь что Широ мог предложить ему, кроме близости. А может, большего Таканори сейчас и не нужно? «Чёрт, Руки! Да ты… на самом деле броня с розовой мякотью…» «Поздравляю, ты узнал. Теперь придётся тебя убить». Яркий свет вдруг брызнул в коридор, и голос за спиной заставил Матсумото улыбнуться. — Ну-ка, разворачивай гусеницы, танк! Быстрее, пока я не передумал, — Аой отошёл от двери, не дожидаясь, пока вокалист вернётся, рванул ему навстречу, схватил и впихнул в номер. — Ну что? Будем греться? Кольцо рук сомкнулось на спине ледяными оковами, и Юу почувствовал, как замёрзший нос ткнулся в его подбородок, а губы требовательно коснулись шеи. Така был холодным, и Аой прижался теснее; пальцы зарылись в затылок, оттягивая назад волосы, открывали бледную беззащитность кожи. — Я сделаю для тебя всё, — шепнул гитарист в приоткрытый рот. — Только броню свою оставь за дверью… Первый поцелуй был похож на укус: отрывистый, болезненный и злой, словно Юу заявлял о своих правах. И Руки подался вперёд, перехватывая инициативу, совершенно бескомпромиссно ответив на проявление жёсткости. Бесстыжий рот требовал ласки, позволяя насиловать, терзать, исследовать и сплетаться языками. Это было так пошло и возбуждающе, что, глядя на искусанные губы вокалиста, Аой усомнился в том, что сможет удержать лидерство, но это странным образом его никак не смущало. Он считывал чужие мысли, будто вихрем врываясь в сознание, и Руки почувствовал, что закрываться бесполезно: уж лучше добровольно показать любовнику всё и сразу. Он ощущал себя странно и непривычно, поскольку тогда, в студии, всё происходило иначе: Широяма зондировал почву и осторожничал. Сейчас же — он властно забирал своё, и тело Руки реагировало на эти изменения. Штаны неожиданно стали тесными, а Юу отчего-то не спешил прикасаться к нему «там», хотя, собственно, вокалист мог и сам себе помочь. Чего стесняться-то? Перехватывая его движение, Широ быстро развернул и прижал Матсумото к себе, позволяя ощутить собственную эрекцию. Ладонь накрыла его пах, начиная двигаться так, как это сделал бы сам Руки, когда мастурбировал. В голове вокалиста случился раскол убеждений: он уже не был так категоричен в отношении своей ориентации, вернее, причина крылась именно в Широ, который за секунды узнавал все его тайны. То, что он проделывал, заставляло Руки забыть обо всём и кусать губы, сдерживая непроизвольные стоны. Тактильные ощущения вызывали дрожь, когда пальцы Юу, проникая под мягкий трикотаж, слегка царапали чувствительную кожу. И Руки, вздрогнув, резко вывернулся, оказавшись к Аою лицом, мысленно требуя тайм-аута. Лёгкая усмешка затронула сочные губы, и Юу, помотав головой, дал понять, что передышки тот не дождётся. Вокалиста настойчиво пихнули на кровать, на ходу сдёргивая одежду. Зубы мягко прихватили сосок, язык обвёл тёмную горошину, а затем была немая просьба смириться со своей ролью. Выгибаясь на постели, Руки сначала протестовал, но его рот быстро заткнули поцелуем, а пальцы гитариста крепко сдавили бёдра, фиксируя положение. Громкий звук расстёгиваемой молнии, звон ремня — и штаны вместе с бельём сползли вниз. Сгибая вокалисту ноги в коленях, Аой осторожно развёл их в стороны, и Така открылся так естественно, но настолько по-блядски, словно каждый день только и делал, что раздвигал их перед кем-нибудь. А Руки открывал для себя новые горизонты: никто и никогда не целовал его под коленкой. Никто и никогда не отсасывал ему настолько «грамотно». ...Юу собирался взять его сзади, как тогда — это было бы проще и менее болезненно, но Руки захотел видеть лицо, так что… «Какое, блять, лицо? Это секс, детка». «Ты имеешь в виду запихивание пальцев в мой зад?» «А ты хочешь, чтобы я его порвал?» «Распечатывая» любовника, гитарист проявил несвойственное себе терпение, выслушивая такие похабные ругательства, от которых уши свернулись бы в трубочку, будь Аой хоть немного сторонником интеллигенции. Но он лишь ухмылялся, призывая Руки заткнуться. Матсумото постепенно вошёл во вкус и застонал, словно уличная девка, вынуждая Широ скорее заменить пальцы членом, а затем, вжимаясь в его тело, начать буквально вбивать его в жёсткий матрас. Руки вёл себя так бесстыдно, что Аою пришлось сбавить обороты — не хотелось облажаться. Вокалист извивался под ним, точно змея — гибкая, выносливая и голодная. Он выдаивал Юу, выцеживал по капле, сжимая его внутри себя так крепко, будто хотел оставить там навсегда. Секс с мужчиной приносил ему больше кайфа, чем недавний коитус с дамой. Аой технично приближал их к финишу; перевернувшись на спину, он позволил Таканори взлететь наверх, осваивая навыки верховой езды. Такая «камасутра» порадовала остротой чувствительности: член гитариста погружался в тело Руки ещё глубже, задевая особую зону, от прикосновения к которой у Таканори перед глазами заплясали искрящиеся звёздочки. А чудесная рука Аоя стимулировала приближение разрядки, сжимая его плоть в такт движениям. Широяма вдруг резко выдохнул, вскидываясь вверх. Тело дёрнулось в спазмах оргазма, и Таканори прочувствовал блаженство чужого рая, пока не достиг своего собственного. Острое удовольствие растворило реальность в ощущениях невесомости, отдаваясь покалыванием в конечностях, и Руки обнаружил на подбородке следы спермы: выстрелил мощно. Сам себе. Облизнувшись, он скривился: вкус ему не нравился, но чужое семя так и манило, чтобы попробовать и сравнить. Приподняв бёдра, он дал Юу выскользнуть и, сдёргивая с его члена презерватив, осторожно снял капельку. — Не уверен, что на вкус она лучше, — хрипло произнёс Аой. Переплетая пальцы любовника со своими, он так и не позволил тому поднести руку ко рту. — Как ощущения? «Зад саднит невозможно и поясницу ломит». — Ныть отправляйся к себе. — Твоя подмышка мне больше нравится. — И ноги на меня не складывай. «Я бы остался, если ты не против». — Выражение «боль в жопе» тебе не знакомо? Последствий не боишься? Ты ж у меня… почти натурал. — Мне говорили, что массаж простаты полезен для здоровья. «Ты свалишь к себе, наконец, или нет?» «Нет». Такую довольную кошачью улыбку Руки замечал на лице Юу нечасто. — Я напишу балладу. Уж так и быть. ***