Школа-Интернат "Для Одаренных Юных Дам"

Потрепанный Рено Логан подъехал к воротам. Острые концы забора уставились в небо, затянутое мрачными тучами. Да что там тучи, в этом забытом Богом городке все было мрачным, сырым и холодным. По крайней мере, сейчас так казалось Регине. — Ну что ж, милая, — тридцатилетний мужчина с начинающей лысеть головой хлопнул передней дверцей. — Мы приехали, Джинни. Маленькая темноволосая девочка потянула за язычок дверцы и открыла ее. Как только она опустила ноги, чтобы выбраться из машины, она наступила в грязную лужу, и белоснежные колготки окрасились мерзким серо-коричневым цветом. «Этот и без того ужасный день, оказывается, можно испортить еще больше», — моментально подумала она, но вместо этого лишь быстро кивнула и посмотрела на небо. — Кажется, скоро начнется дождь, папа, — поникнув, сказала она. — Увы, я не управляю погодой. Но о тебе я позаботился, — мужчина открыл багажник и достал бордовый зонтик в черную клетку. Помахав зонтом, он натянуто улыбнулся. «Кого я обманываю? Я улыбаюсь, фальшивя при этом, как новичок-музыкант, впервые взявший инструмент в руки. И, конечно, Регина чувствует эту фальшь. О, моя бедная девочка, она ребенок, но смерть Анны сделала ее совсем взрослой», — отец пытался сделать последние минуты до их расставания как можно более счастливыми, но пока не очень получалось, его маленькая девочка совсем поникла. — Да ладно, Бог Дождя, — усмехнулась девочка, — помнишь, когда мне было семь, у нас был семейный пикник и небо также вот затянулось тучами? — тогда ты изобразил повелителя стихий и приказал дождю не идти. И дождя не было, — девочка искренне улыбнулась. Это была ее первая улыбка за всю поездку. — Ну конечно, милая, — улыбнулся вслед за Региной отец. — Тогда у тебя были такие смешные косички, а когда я включал тебе вечером Джамироквайа ты кружилась, и кружилась в тусклом свете фонарей. А твои косы подскакивали на твоих плечах, — восстановил счастливый фрагмент Миллс. — Тогда было хорошо, — легонько улыбнулась брюнетка, — и мама была жива, — девочка опустила взгляд, и отец заметил, как по смуглой щечке скатилась ненавистная девочкой слеза. — Ну, тише, тише, — начал успокаивать ее Генри, подходя к дочурке. — Как хорошо было мне тогда! — всхлипнула девочка. — Как хорошо было нам, — сказала она, пока отец взял в свои большие ладони ее маленькое кругленькое личико. — Жизнь невозможно повернуть назад. И время ни на миг не остановишь, — начал читать текст песни Генри, вытирая соленые ручейки с ее мокрых щек. — Знаю, тебе тяжело. Мне, поверь, тоже, — начал приводить ее в себя Миллс. — Давай, жить сегодня, здесь и сейчас, не оглядываясь назад? — с надеждой посмотрел он на дочь. — Я не могу вернуть маму после той страшной аварии, но нельзя убиваться из-за этого, — он мотал головой, пытаясь подобрать нужные слова. — Жизнь - ведь это череда событий. Например, в свой день рождения ты же не будешь грустить из-за того, что понимаешь, что все это закончиться? Не станешь сидеть в стороне одна, так ведь? — Нет, — в последний раз всхлипнула Регина. — Я буду веселиться, праздновать и получать подарки, — улыбнулась отцу та. — Вот и ладненько. — У тебя седеют волосы... — заметила она, проводя по ним рукой. — Твой папа стал уже стариком, — согласился тот. — Молодым стариком, — подчеркнула слово «молодым» юная Миллс. — Мне так жаль, моя девочка, что я вынужден оставить тебя здесь, — вновь замотал головой Генри. — Мне, правда, очень жаль! — повторил он, чувствую, что вот-вот задохнется от горя и заплачет перед своей малышкой. «Нет, надо быть сильнее! Подавать пример! Не плакать!» - приказал себе мужчина, хотя и понимал, что это не поможет, и он заплачет. Потом. Не здесь. Не на виду у дочери. Там, в машине. Вцепившись в руль. Покидая свое чадо. — Я знаю, — прошептала Регина, — мне так будет лучше. Ты сам мне говорил. — Я не хочу впутывать тебя в свои финансовые проблемы. Я влез в долги. Заложил дом, — отчасти это являлось правдой. Он и правда впутался в липкую финансовую паутину. Но он знал, почему на самом деле, он оставляет ее тут. — Если тут будет мой дом, то где же будешь жить ты? — девочка почувствовала, что ее отцу, похоже, снова придется вытирать ее слезы. — Перекантуюсь у друзей. Потом найду работу. И выкуплю дом обратно. — Но мне нельзя с тобой, да? — предательские слезы все же потекли и Миллс задрожала, как маленький беззащитный воробушек. «Воробушек» — именно так ее и называла мама. — Прости. Прости. Прости, — мужчина обнял дочку, уже повисшую на его шее. Он чувствовал, как вздрагивает ее тело при каждом глубоком вздохе. — Пора! — он понял, что еще чуть-чуть и он схватит свою дочурку и уедет с ней на край света, подальше от этого места. Но знал, что это будет неправильно. — Нам пора расставаться. — Не оставляй меня, папа! Я не хочу! Пожалуйста, папочка, папа! — она закрутила головой, девочка повторяла отца. — Не надо! Не бросай меня! «Бросай» — именно этого слова он и боялся. Именно это он сейчас и делал, бросал. — Так будет правильнее, — сказал он, принимая свое обычное положение. Регина смотрела, как отец достает ее потрепанный большой чемодан. Как протягивает ей клетчатый зонтик. Она не слышала того, что он ей говорил. Не слышала советов, которые ей давал. Она просто слушала печальную песню дождя. Как плакало небо. Внутри, она тоже плакала.

Девочка смотрела, как ее отец садится в машину. Девочка смотрела, как пачкается низ машины, пока колеса вертятся, заставляя лужу выплескивать черные капли. Девочка смотрела, как машина уезжает все дальше, и дальше.

Девочка видела теперь лишь табличку под крышей: «Школа-интернат для Одаренных Юных Дам».