Чулан пыльной романтики

Моя подружка тащится по Харуки Мураками. И знаете, когда она хвастается тем, что прочла очередной его рассказ, мне становится даже стыдно — вовсе не потому, что сам я прочел буквально две страницы этого известного писателя. В моменты, когда она пытается показать, что чего-то стоит и умеет (читать) ценить искусство, выглядит она как настоящая ТП. Кажется, я понял, что в ней содержится полный набор классической ТП, лишь тогда, когда она начала восхвалять японского писателя. Я ее слушал, внимательно разглядывал, и с каждым разом, когда она повторяла выученные наизусть высокопарные фразы про то, какой Мураками прекрасный, ранее милые мне черты ее лица словно преображались. Меня при встрече зацепила ее яркая улыбка — теперь она казалась пустой и наигранной, аж тошно. Я был уверен, что люблю ее большие лучистые глаза, — теперь я не видел там ни грамма ума. А больше всего огорчало то, что вот такой я козел, молча презираю свою же девушку. Но во время очередной ее витиевато-туповатой рецензии мне дико хотелось скурить как минимум три сигареты разом. Окружавшим меня людям я не мог жаловаться или говорить, что такие пустяки становятся поводом для переживаний. Это только мои собственные проблемы, мелочные придирки. И все же некоторые личности, которых я подпускал к себе чуточку ближе, видимо, замечали, что я чем-то загружен. Один парнишка с группы, с которым мы выходили покурить в перерывах между парами, удостоился чести узнать о том, что меня раздражает, и лишь усмехнулся, когда я кратко изложил ему суть. — Бабы и должны быть тупыми, — сказал он мне с усмешкой. — Чего паришься? Ноги раздвигает, чего тебе еще надо? Я молча затянулся и медленно выдохнул дым, представляя, что, вернувшись в аудиторию, вновь буду слушать ее торопливую пафосную речь. Другие слушатели почему-то с удовольствием внимали этой дуре — может, потому, что еще дети? Хрен их знает, но ведь только со школы выпустились, первачи. Это я, неудачник и лодырь, проучившись три года в столице, вернулся в родной, забытый богом городок. Тошно тут, черт возьми. Все нормальные сваливают подальше отсюда, остаются только неудачники. Бывают и исключения, конечно, но в основном так и происходит. Бывают исключения… В моем доме живет девчонка… Нет, это раньше она была девчонкой: надоедливой малявкой с брекетами, косичками и детским смехом. Мы жили на одном лестничном пролете, в детстве играли в одном дворе. Плохо помню те годы, но ее чумазое лицо каждый раз вспоминаю слишком отчетливо. Я старше на три года, ну и соответственно покинул площадку для игр раньше нее. Встретились как-то в лифте, она надуто спросила, куда я пропал, а я важным тоном второклассника заявил, что уже вырос из этих игр. На следующий день, когда я выносил мусор, она решила меня проучить. Дело в том, что жили мы в девятиэтажке и мусоропровод имелся на этаже, в небольшой отведенной комнатке. Каждой семье выдавали ключи от маленького замка на двери. Этот ключик только открывал замок, а закрыть его можно было, просто защелкнув. Вот так Лилька (чумазая малявка) меня и закрыла там, показав язык и обозвав. Сейчас вспоминать все это даже весело. Когда я уезжал в Москву, она закончила девятый класс, но мы практически не виделись: я предпочитал сидеть дома за компом и редко выходил за пределы квартиры. Мельком иногда замечал ее, но не обращал внимания. И вот вернувшись через три года обратно, понял, как сильно она повзрослела. Я сидел во дворе и курил, когда к подъезду подъехал черный БМВ и оттуда вышел галантный молодой человек в костюме. Я почувствовал себя ущербно на его фоне, а потом изрядно удивился, когда он открыл дверь пассажирского сиденья, и из машины вылезла моя соседка. Малявкой или девчонкой я называть ее уже не мог. Лиля… Или даже Лилия в буквальном смысле расцвела. Не люблю художественные средства выразительности, тем более такие банальные, но по-другому и не скажешь. Стройная, ухоженная девушка аристократичного вида: классическое платье и каблуки действительно внушали мысль о том, что она — дочь какого-нибудь богатого папочки, леди благородных кровей. В общем, коротко говоря, я очень поразился, когда увидел ее. Она бросила на меня беглый взгляд и, никак не поменявшись в лице, ушла в сопровождении своего кавалера. На следующий день я выносил мусор и вдруг услышал, как защелкнулся замок. Дверь была решетчатой, и я мог отчетливо видеть, кто решил пошутить надо мной. Тем более, что она и не собиралась убегать. — Это правда ты, — сказала она с улыбкой. В джинсах и простой футболке она не походила на аристократку, но все же любой бы мог сказать с первого взгляда, что это правильная, хорошая, воспитанная девушка. — А я думала, мне показалось вчера. Я не знал, что сказать. Выбросил наконец мусор, закрыл мусоропровод и спокойно подошел к запертой двери, глядя на соседку сверху вниз. — Может, откроешь? — Только если расскажешь что-нибудь интересное. — Нечего рассказывать. — Да ну? А про Москву? — Что про Москву? Стоит, не спит. — Как скучно. — Да. Открывай. — Почему вернулся? Я некоторое время молчал, обдумывая, а потом решил сказать коротко и прямо. — Потому что идиот. А ты почему не уехала? — Она пожала плечами, глядя на меня. — Потому что идиотка? — Улыбнулась и кинула мне ключик, а затем ушла к себе. И что это было? Несколько дней я наблюдал за ней из окна. Случайно и бегло. Она не покидала моей головы. А моя подружка все больше раздражала. Я не хотел этого, но стал сравнивать ее с Лилей, и… моя поклонница Мураками во всем проигрывала. Во дворе я иногда встречал свою одноклассницу. Она уже доучивалась, в отличие от меня. У нас были неплохие отношения, мы неплохо понимали друг друга, она даже делилась порой своими переживаниями о будущей свадьбе. Вечерами она выгуливала свою собаку, а я выходил покурить. Так мы и сближались потихоньку. Из всех с ней мне было комфортнее всего общаться. — Вижу, у кого-то проблемы, — сказала она как-то. — В отношениях всегда наступает такой момент, когда тебя все раздражает в твоей девушке, или в парне. У нас с Мишей тоже было такое через два-три месяца после начала отношений. Главное — пережить это время. — Твоя проницательность меня пугает. — Да у тебя на лице написано, что проблемы с девушкой. Я бы и дальше побеседовал с ней, но неожиданно пошел дождь, и мы разбежались по домам. Я докуривал сигарету в подъезде, когда туда вошла слегка промокшая Лиля. — О, привет, — сказала она с улыбкой. Я поймал себя на мысли, что она слишком хорошенькая. Это было плохо. Я кивнул. Она стояла и смотрела на меня, ожидая чего-то. — Что? — Жду, когда ты докуришь. Пойдем вместе к лифту. Простое соседское дружелюбие, да? Я затянулся в последний раз и бросил окурок в жестяную банку. Мы направились к лифту. Я шел впереди, слушая тихое цоканье ее каблуков и думая, думая, думая. Ни о чем. Лифт сломался. — Эх, — вздохнула Лиля. — Тащиться на шестой этаж. Что за наказание? Зря надела эти туфли, весь день гоняли туда-сюда. Между третьим и четвертым этажом она попросила остановиться и отдохнуть. Ее поведение было по-настоящему странным: затем Лиля села прямо на грязные ступени, марая свой светлый плащ. Мне подумалось, что, черт возьми, она все та же чумазая малявка. — Чего встал? Садись со мной. — Я повиновался. — Где ты учишься? — спросил я, откинувшись спиной к стене. Мне снова захотелось курить… Просто, чтобы отвлекать внимание от нее. Черт возьми, лишь однажды я нервничал, оставаясь с девушкой наедине. Это было сто лет назад, я был еще ребенком, впервые влюбился. Какого же черта эта девчонка меня смущает? — В институте искусств, на музыкальном. — Надо же… — Я действительно не ожидал. Она ухмыльнулась. — Думаешь, что это глупо? Никаких гарантий устроиться на работу и обеспечивать себя, да? Я кивнул, пожав плечами, мол, это твое дело, мне-то что, но в целом, да, глупо. — Зато это то, что мне нравится. И тебе бы я посоветовала прислушиваться к сердцу. Будь на ее месте любая другая девушка, я бы просто напросто усмехнулся. Подобные девочки любят мечтать и говорить о возвышенном, о сердце и душе… А еще они краснеют и смущаются, или хотя бы едва заметно напрягаются (это слышно в нотках голоса, в нетвердом взгляде). Я люблю наблюдать за людьми, раскусывать их, угадывать мысли. Таких девочек несложно расщелкать. Наивные, глупенькие, живущие мечтами и носящие розовые очки. Как было бы прекрасно видеть насквозь и Лилю. Но в тот момент мне казалось, что мы поменялись местами, и это она раскусила меня полностью. Я и не заметил, как пролетело полчаса. Мы говорили много и ни о чем, смеялись. Постепенно я расслаблялся, хотя в глубине души меня тревожило рождающееся чувство восхищения ей. Спустя неделю мне предстояло знакомиться с родителями моей девушки. «Бабы и должны быть тупыми…», «…главное — пережить это время…». Этими словами я продолжал наши отношения, и в какой-то момент все зашло дальше ожидаемого. Хотел ли я серьезных отношений именно с ней, с этой… Собственно, я даже точно не знал, как отношусь к ней и кем ее считаю. Порой она казалось мне пустой и глупой, но иногда веселой и живой. Смешанные чувства овладевали мной, когда я задумывался о будущем. Я провожал глазами сверкающую Лилю в сопровождении богатенького, крутого паренька, а потом шел к своей «синице в руках». — Курить здорово? — раздался Лилин голос в подъездной тишине. Я сидел на ступеньке и рассуждал, не заметив, как она подошла. — Нет. — И зачем тогда? — Она села рядом. Я промолчал. Расслабляет, помогает забыться, успокаивает. Да я и так спокоен, расслаблен, вроде бы. — Потому что… идиот? — Именно, — усмехнулся я, глядя на ее улыбку. — Можно мне тоже побыть идиоткой? — она протянула ладошку. — Хорошие девочки не курят. — С чего ты взял, что я хорошая? — Просто знаю. — Не все, значит, ты знаешь. Я поспешил поменять тему. — Читала Мураками? — Пару рассказов, а что? — Просто… Я бросил окурок в пепельницу и положил руки на колени, вспоминая, как прошел вечер знакомств с родителями будущей — надеюсь, что нет — невесты. — Тебе идет классическая одежда, — сказала Лиля. — Спасибо. — Но лучше без галстука. Сними его. — Зачем? — Хочу потренироваться в завязывании. Я же девушка, будущая жена. Меня это насмешило, но я сдержал смешок и оттянул черный галстук, а затем протянул его ей. Лиля размотала его и стала пытаться завязать. Я наблюдал. — Надеюсь, ты сам умеешь завязывать, а то я криворук. — Конечно, умею. Я же парень. Она посмеялась неслышно. — А ты читал Мураками? — Пару страниц. Ни черта не понял. — Я тоже. — Да ладно? — Да. Но все равно прикольно. — Как думаешь, там все же есть смысл? — Да, конечно. — Я что-то сомневаюсь. По-моему, в этих образных сравнениях на самом деле ни черта нет. А мы читаем, пытаемся вникнуть, провести параллели. Докопаться до истины, понять суть. Копаем глубже и глубже, но в ядре — пустота. Как и в жизни. Ищем, ищем смысл, копаем, копаем, а на деле — внутри ничего. Она слушала меня внимательно, опустив взгляд, и молчала. А потом вдруг сказала. — Закрой глаза. — Зачем? — Просто… сделай это. Я посмотрел на Лилю, выросшую леди, чумазую девчонку, озорную соседку-проказницу, пытаясь понять, что она задумала, но безуспешно. Прикрыл веки, не собираясь поддаваться какой-то глупой игре, но вдруг почувствовал, как она завязывает галстук мне на глаза. Чтобы не подглядывал?.. Ее нежные руки касались моего лица, тонкие пальцы невесомо прошлись по щекам, и я непроизвольно выдохнул. Стремительно — легкий запах розы, близко-близко ее дыхание и… поцелуй. Легкий, невинный… Прошло несколько секунд, и она отпрянула. Встала — я услышал ее шаги, но не мог собраться с мыслями. Стянул медленно галстук с глаз — завязала она его совсем слабо. — И… в чем смысл? Она остановилась, чуть помялась, а затем обернулась через плечо, сказав с улыбкой: — Все зависит только от тебя.