Ее ставка - жизнь, ее судьба - игра.

Саске удивился, не почувствовав боли, когда очнулся. Она пришла позже, но уже не такая резкая, не разрывающая изнутри грудину. Удивился он также и тому, что лежит на футоне, а не на привычной подстилке из колючей сухой травы. На мгновение мелькнула — совершенно шальная — мысль, что, пока он валялся в беспамятстве, его успели спасти. Он подумал так и тут же устыдился собственной слабости, списав ее на замутненное грязной кровью сознание. Саске повел носом, пробуя воздух, и поджал губы: по влажному, плотному воздуху он понял, что по-прежнему находится в своей подземной клетке. Но откуда здесь взяться футону? Попытка поднять руки отозвалась новой болью, и Саске пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать. На груди он нащупал повязки и открыл глаза, чтобы убедиться в этом. Действительно, от ребер и до ключиц все его тело было туго перетянуто чистыми бинтами: ни следов крови, ни гноя. Значит, раны обрабатывали недавно… Не сдержавшись, он провел по груди раскрытой ладонью раз, другой, наслаждаясь отсутствием вспухших полос и воспаленных бугров. Его настораживало полное отсутствие воспоминаний о произошедшем в последние несколько часов. Кажется, он потерял сознание, когда рядом была Хоши… Или к тому моменту она уже ушла? Саске осторожно мотнул головой, внутри которой все утопало в тумане, и сел. Под правой рукой он обнаружил бутыль с водой и корзинку с лепешками — мягкими и свежими, в отличие от тех, которые давали ему обычно. Он накинулся на них с неведанной до сих пор жадностью и съел почти все прежде, чем опомнился. Он все еще чувствовал голод, вызванный недавней лихорадкой, когда он почти ничего не ел. Саске заставил себя отодвинуть в сторону оставшиеся лепешки и сделал попытку встать. Голова кружилась так, словно он пролежал, по меньшей мере, вечность, и ему пришлось опереться на стену, чтобы устоять на ногах. — Хорош воин, — прохрипел он, потому что нуждался услышать человеческий голос. Испытываемая слабость казалась ему постыдной, но побороть ее Саске никак не мог. С того дня, как Нанаши исполосовал ему грудь, он сильно сдал и знал это. Ему потребуется время, очень много времени на восстановление, вот только Саске не был уверен, что кто-то это ему позволит. А пока даже необходимость удерживать собственное тело на весу заставляла его напрягать все силы и обливаться потом. Он заставил себя сделать сто шагов и только тогда сполз по стене на футон, жадно припал к бутыли, чтобы смочить сухое горло. — Итак, я все еще жив, — его губы искривил оскал. Возможно в этот раз он был к смерти гораздо ближе, чем когда-либо. Зараженная кровь убила не одного воина; иные переживали тяжелые ранения, но занесенная грязь не позволяла им оправиться. Именно потому Саске всегда был внимателен к своим пленным, если хотел сохранить им жизнь еще на некоторое время и получить необходимые сведения; он заставлял лекарей внимательно осматривать и обрабатывать их раны и делал между пытками перерывы, чтобы те успели восстановиться. Или Нанаши был глуп, или хотел его убить. — Или все и сразу, — сам себе возразил он вслух, устав от висящей вокруг тишины. — Но кто меня спас? Хоши — пришла первая мысль, но Саске отмел ее почти сразу же. Едва ли девочка решилась бы… ведь за этим однозначно последовало бы наказание. И даже если она сказала кому-нибудь, стали бы ее слушать? Кто она, а кто Нанаши? Значит, скорее всего, в родовое поместье вернулся Нобу. Вернулся и озаботился здоровьем ценного пленника, до чего не смог додуматься его племянник. Саске хмыкнул и оперся ладонью о стену, чтобы встать. Он должен был двигаться, чтобы быстрее побороть поселившуюся в теле слабость. Чутье подсказывало ему, что очень скоро его навестит кто-то из Тайра, и он не собирался беспомощно валяться на полу, пока Нобу или Нанаши будут над ним возвышаться. Во время очередного круга по клетке Саске наткнулся на зарубки, сделанные им когда-то. Он давно сбился со счета дней, проведенных здесь, и мог только предполагать, что прошло чуть больше трех недель. За это время он успел обзавестись не подобающей самураю бородой. По его представлениям, прошло несколько часов с момента, как он очнулся, когда из глубины коридора раздался скрип железной двери и шум шагов. Саске отступил от стены, от которой он пытался отжиматься, и повернулся к решетке. Он ждал этого. Привычный полумрак разрезал свет нескольких факелов, и он смог разглядеть с той стороны прутьев Нобу Тайра, окруженного вооруженными воинами. «Значит, я был прав. Это не Хоши». — Уже очнулся? — спросил тот, не попытавшись скрыть своего удивления. — Уже поговорил с Нанаши? — огрызнулся Саске, щурясь. Даже столь неяркий свет слепил его неимоверно, и он с трудом мог разобрать детали одежды мужчин, стоящих от него на расстоянии пары шагов. — Скоро придет лекарь и сменит тебе повязки, — проигнорировав его вопрос, сказал Нобу. Саске напрягся, почувствовав исходящее от него спокойствие и уверенность. По хребту волной пробежали неприятные мурашки. Он ничего не знал о происходящем снаружи, не знал об успехах и поражениях отца, но Тайра не выглядел обеспокоенным или опечаленным. Не выглядел человеком, который терпел поражения. Нобу, словно прочитав его мысли, приблизился к решетке вплотную. Он скользил по Саске брезгливым, слегка недоуменным взглядом, будто никак не мог поверить своим глазам. — Я только что вернулся от Ода, — сказал он. — Кажется, они скоро вторгнутся на земли твоих союзников. На лице Саске не дрогнул ни один мускул. Он сцепил зубы, радуясь темноте, что скрывала его сейчас и не позволяла Нобу увидеть то, что он так желал. Увидеть его слабость. «Неджи их уничтожит. Ода не смогут одолеть его войско». — Очень любезно с твоей стороны рассказать мне об этом, — немного помолчав, все же ответил Саске. Тайра фыркнул, не скрываясь. — Только очнулся, а уже гневишь Богов, испытывая мое терпение. — Я думал, этим занимается Нанаши. Что ты почувствовал, когда узнал, что твой ценнейший пленник в шаге от смерти? — Ценнейший? — Нобу вздернул бровь. — Твоя жизнь не много сейчас стоит. — Вот как? — Саске усмехнулся. — Тогда почему я все еще жив? Я нужен тебе, чтобы заставить отца отступить. — Твоего отца не нужно заставлять отступать, — голос, которым это было сказано, против воли заставил Саске поверить каждому слову. Ему показалось, под ногами зашатался земляной пол. Чтобы сохранить равновесие, он шагнул назад и уперся лопатками в шершавый, прохладный камень стены. Нобу ушел, ничего больше не прибавив, и Саске вновь остался в темноте и одиночестве. Только в этот раз воспаление не дурманило ему голову, он был в сознании, мог четко и ясно мыслить. От этого хотелось выть. Отец проигрывал. Как и Неджи. Тайра не упомянул только Наруто. И Саске полагал, не сделал это лишь потому, что тот сражался вместе с кем-то. Саске медленно доковылял до своей подстилки, опустился на нее, лег боком, отвернувшись к стене, и укрылся каким-то тряпьем. Он закрыл глаза и протяжно выдохнул. Он почти жалел, что не умер от лихорадки. Почти жалел, что кто-то его спас. Отец проигрывал. Эта мысль билась в голове, не давая покоя измученному сознанию. Когда-то отец был для него все равно что Бог. Саске верил в его непобедимость так, словно она была одним из законов, на которых держится мир. «Я подвел его», — он заскрипел зубами. Весь их тщательно обдуманный план давно скатился в пропасть. Разрозненные отряды их союза противостояли сейчас войску Тайра, за которыми, помимо вассалов, стоял теперь и Император. Саске натянул повыше тряпье, укрывшись чуть ли не с головой. Услышанное от Нобу подкосило его сильнее, чем он мог бы подумать. Вести о неудачах отца и союзников сделали то, чего никогда не достиг бы пытками Нанаши — надломили что-то глубоко внутри. И для Саске вновь потянулись бесконечные дни. К нему не приходил никто, кроме лекаря и солдат, что приносили еду и лепешки. Хоши не появилась ни разу, и он уже начал думать, что девочка стала игрой его воспаленного подсознания. Что он выдумал ее, когда умирал от лихорадки. Раны на груди затягивались медленно, но они были последним, о чем волновался Саске. Он проводил день за днем, скрываясь от тусклого пламени факела под горой тряпья. Он мало двигался и редко вставал, и причиной была не боль в груди. Ее-то он почти не чувствовал, погруженный в свои мысли. Большую часть времени Саске спал, а когда бодрствовал, то пребывал в дурном оцепенении. Мысли текли вяло-вяло, совсем неторопливо. Ведь ему и вправду было некуда теперь спешить. Он думал о своем клане, который скоро перестанет существовать. Сотни поколений жили до него. Сотни. Но прервется все на нем. Как он встретится с предками после смерти? Как посмотрит им в глаза? Раньше Саске не знал отчаяния. И потому сейчас не мог понять, что именно оно завладело им; прижилось, проникнув в самое сердце. Он впервые находился в плену так долго, впервые бездействовал, пока проигрывали его союзники. В последний раз в заточении у Тайра его питали ярость и месть. И вера. Он знал, что отец освободит его. А если нет — то перебьет всех, до последнего солдата. Теперь же в Саске не было ни ярости, ни веры. Его смерть останется неотмщенной. Он закрывал глаза и проваливался в холодную черную пустоту. Несмотря на бессонную ночь, Сакура проснулась на рассвете. Она привыкла вставать рано в последние недели — в поместье следовало многое успеть сделать. Служанки, которых она оставила, не справлялись в одиночку, и ей приходилось им помогать. Сегодня Сакура волновалась: как отнесется к этому Фугаку-сама? Едва ли ему понравится, что жена его сына варит солдатам рис. Она подошла к окну и шире раскрыла деревянные ставни, впустив в комнату прохладный утренний воздух. Рассвет уже раскрасил небо яркими цветами: вблизи оно казалось огненно-оранжевым, а вдалеке у горизонта — насыщенно розовым. «Кровавым», — пришло в голову неуместное сравнение, и Сакура разозлилась на саму себя. Наскоро ополоснув лицо и убрав в прическу волосы, она надела простое ежедневное кимоно, с которым могла справиться даже в одиночку, и вышла из комнаты. В помещении для приготовления пищи служанки уже зажгли очаг и поместили над ним греться воду в котелках, когда Сакура присоединилась к ним. — Фугаку-сама уже встал, госпожа, — сказали ей. — Ему в спальню отнесли чай. Она мимолетно нахмурилась, закусив губу, и принялась пересыпать рис, чтобы понять, сколько его осталось. По ее расчетам они еще вчера превысили объем, который обычно Сакура выделяла на неделю. — Отправьте кого-нибудь в хранилище, — приказала она, подавив вздох. — Нам понадобится еще рис. Убедившись, что служанки справятся с завтраком, и он будет подан вовремя, Сакура вышла из комнаты через заднюю дверь и оказалась в помещении, в котором обычно проводила большую часть своего дня. Поджидавшая там Мисаки встала при ее появлении, держа в руках ступку для растирания трав. Она уже успела зажечь огонь под котлами, в которых они кипятили повязки для воинов. Накануне Фугаку-сама сказал, что им понадобится больше бинтов, чем обычно, и велел подготовить травы для целебных отваров. Накануне — это когда он нашел ее сидящей под дверью старой комнаты Саске. Даже сейчас, стоило Сакуре вспомнить об этом, на ее щеках появлялись неровные пятна стыдливого румянца. Фугаку-сама не сказал ей ни слова в упрек, но она и без них знала, что повела себя недостойно. Позорно. Вдвоем с Мисаки они натаскали воды и наполнили котлы, а также бочку, в которой замачивали повязки перед кипячением. Иначе с них не вымывалась кровь. Впрочем, разводы от нее все равно оставались на повязках, глубоко впитавшись в ткань. Пока Мисаки помешивала бамбуковой палкой воду и бинты в котлах, Сакура развешивала и раскладывала бесконечные отрезы, чтобы те успели просохнуть на прохладном весеннем солнце. Ее руки, как и всякий раз, отзывались на монотонные, привычные движения тупой болью, но Сакура давно перестала обращать на это внимание. Покончив с этим, она прошла к котлу, в котором замачивались повязки, и щедро добавила туда мыльного корня, взбив палкой пену. Вода в нем уже приобрела розоватый цвет, и значит, вскоре им с Мисаки придется вылить ее и натаскать новой. Иногда они проделывали это по нескольку раз, прежде чем им удавалось хоть как-то вывести с ткани въевшуюся и засохшую кровь. Сакура смахнула со лба волосы, выбившиеся из ее некогда аккуратной прически, и приложила руки к горящим щекам. Ее лицо раскраснелось от горячего пара, клубившегося вокруг котелков. — Я принесу еще мыльного корня, — сказала она, обнаружив, что они истратили почти весь мешочек. Именно в таком виде — встрепанную, запыхавшуюся, надышавшуюся горячим воздухом — ее встретили на дорожках сада Фугаку-сама и Хината-сан, когда Сакура спешила с мыльным корнем из кладовых обратно к Мисаки. — Доброе утро, — она поклонилась им, лихорадочно думая, что сделать первым: пригладить волосы, смахнуть выступившую на лбу испарину, расправить помятое кимоно, спрятать за спину натруженные за утро руки?.. — Завтрак скоро подадут. Во взгляде Фугаку-самы сквозило почти ощутимое неодобрение. Хината-сан смотрела на нее с вопросительным недоумением. — Прошу прощения, мне нужно кое-что закончить, — пробормотала Сакура, рассматривая землю у себя под ногами, и сбежала от них прежде, чем ее успели окликнуть. — Госпожа? — Мисаки обеспокоенно позвала ее, когда увидела. — С вами все хорошо? — Фугаку-сама совсем скоро во мне разочаруется, — со вздохом ответила Сакура, рассыпая по котлам мыльный корень. — Закончишь с этим — и новые без меня кипятить не начинай. Я вернусь сразу после завтрака. У себя в спальне она тщательно вымыла и напудрила лицо, заново собрала волосы в высокий пучок и сменила кимоно на более подобающее ее статусу хозяйки поместья. Еще бы она себя таковой ощущала… Переодеваясь, она неосознанно накрыла ладонями живот. Сакуре показалось, что он чуть-чуть вырос, и она улыбнулась. Ей вдруг безумно захотелось, чтобы ребенок уже родился, и она могла взять его на руки. Прижать к груди. Фугаку-сама уже сидел за столом в комнате для трапез, когда она вошла туда. Он встретил ее пристальным, внимательным взглядом, так сильно напомнившим ей взгляд Саске. — Почему ты занимаешься всем сама? — прямо спросил он, стоило Сакуре опуститься на татами напротив него. — Ты должна себя беречь. — Я отпустила почти всех слуг, — она постаралась как можно беззаботнее пожать плечами. — В деревнях осталось мало мужчин, там сейчас важна каждая пара рук. Кажется, ее напускное веселье Фугаку-саму ничуть не убедило. Он переплел пальцы, поставив локти на край стола, и нахмурился. — Это не означает, что ты сама должна становиться служанкой. Сакура прикусила язык. Она не осмелится признаться, что ей нравилось. Что она чувствовала себя спокойно, когда занималась делами поместья. Что расслаблялась, несмотря на усталость. — Обычно я занимаюсь только травами, — она соврала, не моргнув глазом. — Но вы сказали, что в этот раз возьмете больше повязок, поэтому Мисаки понадобилась моя помощь. Фугаку-сама недоверчиво прищурился, и на этот раз Сакура выдержала его долгий взгляд. — Насколько все плохо в землях Хьюга? — помолчав с минуту, негромко спросила она, пользуясь отсутствием Хинаты-сан. Задавая вопрос, Сакура не была уверена, что получит на него ответ. И потому удивилась, когда Фугаку-сама произнес: — Настолько, что Хиаши отпустил от себя дочь и наследницу клана. Сакура вздрогнула. Безусловно, она знала, что дела обстоят непросто, раз Хьюга решили отправить Хинату-сан с малышкой подальше от родового поместья… но лишь сейчас по звенящей тяжести в голосе Фугаку-самы она поняла, что их войска проигрывали. Возможно — терпели поражение за поражением. Наверное, на ее лице отразилось бушевавшее в душе смятение. А как иначе объяснить то, что Фугаку-сама потянулся к ней через стол и сжал ладонь. — В поместье тебе ничего не угрожает, — сказал он очень внятно и медленно. — Вас увезут отсюда, если Тайра нас разобьют. Вас увезут к Минамото — они готовы принять наших женщин. Сакура вздрогнула. Нет, она не будет, не будет думать об этом! Фугаку-сама не может проиграть. Неджи-сан и Наруто-сан этого не допустят. Их кланы участвовали в сражениях на протяжении многих лет, об их умении вести войну слагали легенды — она читала многочисленные свитки, в которых описывались их победы минувших лет. — Сакура, — Фугаку-сама требовательно позвал ее. — Ты должна знать еще одну вещь. Твой отец предал нас. От ее щек разом отхлынула вся кровь. Она вскинула голову, не желая верить услышанному, но чувствуя, что все до последнего слова — правда. Она впилась пальцами в колени, стиснула кулаки, не заботясь о том, что сминает ткань, и отвернулась. Смотреть в глаза Фугаку-саме было и страшно, и стыдно. Она дочь предателя. В иные времена к сэппуку прибегали и после меньшего позора. — Он принял сторону Тайра и отрекся от тебя. Каждое слово Фугаку-самы хлестало Сакуру, словно плеть. Она стиснула зубы, сдерживая рвущиеся изнутри всхлипы. Так стыдно ей не было еще никогда. — Среди Тайра есть верные нам люди. Они говорят, что Хироши посулили помолвку Ханами с Нанаши. Она должна состояться через несколько недель — в поместье Тайра. Твой отец заслуживает смерть за свое предательство. И я хочу занести над ним меч. — Он больше не мой отец, — Сакура резко вскинула голову. — И ты должна быть рядом со мной. Она перевела на него опустошенный взгляд, впервые посмотрев прямо в глаза. Фугаку легко угадал вопрос, который она так и не решилась задать. — Тогда это будет казнь, а не убийство, — сказал он. Сакура была слишком расстроена, чтобы вникать в сказанное. Она смогла лишь понуро кивнуть, не очень-то понимая, почему для Фугаку-самы было важно именно казнить ее отца. По большему счету, ей было все равно. Она не могла ни думать, ни говорить. Перед глазами плясали темные пятна, а во рту появилась горечь. — Я сделаю, как вы скажете, — тоскливо отозвалась она и не смогла сдержать вздоха, когда открылись двери, и в комнату вошла запоздавшая Хината-сан. — Простите, я никак не могла укачать малышку, — извиняющимся голосом попросила она. Сакура улыбнулась ей, приказав себе отбросить в сторону все тяжелые мысли. Сейчас было время завтрака, и она должна вести себя так, как подобает радушной хозяйке. Наруто быстро шел, почти бежал по мощенной дорожке. Он только что вышел от Хиаши-самы и сейчас спешил отыскать Неджи. Его мысли путались, а услышанное во время короткой беседы никак не желало складываться в единую картину. Он приехал в поместье Хьюга в полном неведении — верно, разминулся с посланником, что вез дурные вести. Совсем скоро их получит Фугаку-сама. «Хорошо, что Хината этого не застала», — думал он с горечью. Она очень любила брата, и Наруто мог представить, как огорчило бы ее случившееся. Хиаши-сама запретил рассказывать об этом кому бы то ни было, кроме Фугаку-самы — скрыть подобное от союзника он не мог. И Наруто был особенно рад исполнить его волю. Он свернул вглубь сада и почти сразу же увидел Неджи. Тот сидел в деревянной беседке и любовался цветущими деревьями, на которые падали косые солнечные лучи. Его неубранные волосы ниспадали почти до пояса, и приблизившись, Наруто понял, что впервые видит старого друга без привычной катаны на поясе. — Я рад, что ты приехал, — Неджи, уловив шум позади себя, повернулся к нему и улыбнулся уголками губ. Наруто удивился — таким спокойным, расслабленным он выглядел. «Это не спокойствие, — понял он почти сразу же. — Он смирился с судьбой». — Я ничего не знал. Хиаши-сама отправил весть Фугаку-саме лишь накануне. Он подошел к Неджи и стиснул его плечо. — Она спасла нас, Наруто, — помолчав, произнес тот. — Я не смог. «Кто бы смог?!» — Она не заслужила казни, — хрипло сказал Узумаки и опустился на скамью рядом с ним. Ветер шевелил цветущие ветви вокруг них, и на землю, окруженную лучами солнца, медленно опускались белые лепестки. — Я рад, что ты приехал, — повторил Неджи. — Мне понадобится помощь друга. Наруто покосился на него с недоумением, а спустя мгновение, догадавшись, вздрогнул и яростно мотнул головой. — Нет! Ты не можешь просить меня о таком. — Только тебя и могу, — Неджи равнодушно повел плечом, словно то, что они обсуждали, ни коим образом его не касалось. — Друг… — сорванным голосом произнес Наруто. Второй раз за день он почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Впервые — когда Хиаши-сама рассказал ему о поступке Тен-Тен и Неджи. И теперь — когда Хьюга просит стать его кайсяку*. — Это, конечно, не добавит тебе славы, — начал Неджи, неверно истолковав его молчание, но почти мгновенно был перебит рассвирепевшим Наруто: — Да об этом ли я пекусь! Он скрестил руки на груди и добавил уже чуть спокойнее: — Ты просишь меня занести над тобой меч… — Прошу, — подтвердил Неджи и сжал губы. Думал ли он когда-нибудь, что окажется в подобном положении? Что будет вынужден прибегнуть к сэппуку, чтобы смыть со своего имени позор? — Это не может быть единственным решением, — пробормотал Наруто. — Тен-Тен — женщина, твоя жена. Она не самурай. — Она приносила клятву верности нашему клану. И не раз за нас сражалась. Ее воспитывали как онна-бугэйся. И она нарушила все запреты, какие только могла: ослушалась моего приказа, вернувшись и вступив в бой; использовала яд, который изготовила за много дней до того. Договорив, Неджи подавил тяжелый вздох, что так и рвался из груди. Неделя прошла с их возвращения в поместье: он успел обдумать все бессчетное количество раз. Иного выхода не было. А их смерть смоет позор и с клана, и с их дочери, которой еще предстоит однажды стать наследницей Хьюга. Если они выстоят в этой войне. — Ты не должен уходить сейчас, — глухо сказал Наруто и потянул себя за волосы, растрепав аккуратный пучок. — Только не сейчас. — Я знаю. Но я теперь бесполезен, — губы Неджи, дрогнув, сложились в кривоватую усмешку. — У меня нет права вести за собой людей. Еще там наше войско возглавил Сатоки, потому что больше я не могу отдать ни одного приказа. — Твои воины пойдут за тобой, даже если у тебя не будет формального права, — возразил Наруто, нахмурившись. — Я знаю, — повторил Неджи. — Но не стану покрывать позором еще и их. — Ты нужен нам. Мне, — Узумаки повернулся к нему, порывистый как и всегда, сжал руку повыше запястья. — Я приехал просить тебя об этом. Чтобы Хиаши-сама дозволил тебе с войском присоединиться к нам. Теперь, когда вы уничтожили Ода. — Почти уничтожили, — поправил Неджи без намека на улыбку. — В их землях кто-то остался. Да и в наших подвалах пока еще живы плененные солдаты. Хиаши-сама даст тебе воинов. Только их поведет Сатоки. — С ним ли я привык сражаться спина к спине с юных лет? — горькая, несвойственная улыбка коснулась губ Наруто. — Мне нужно, чтобы с нами в битве был ты. Неджи искоса взглянул на него и сцепил челюсть, чтобы задавить рвущийся из горла хрип. Что он мог сделать теперь, когда все было кончено? — Если Хиаши-сама дозволит, ты пойдешь с нами? Пусть ты и не возглавишь войско, но… — Пойду, — коротко ответил Неджи, не дав Наруто договорить. — Конечно, пойду. — Хорошо, — Узумаки выдохнул с нескрываемым облегчением. Но, мгновенно посерьезнев, добавил: — Я обещаю, как только все закончится… я помогу тебе умереть. * кайсяку — помощник при совершении обряда сэппуку (харакири). Кайсяку должен был в определённый момент отрубить голову совершающего самоубийство, чтобы предотвратить предсмертную агонию. В роли помощника обычно выступал товарищ по оружию, воин, равный по рангу, либо кто-то из подчинённых (если рядом не было специального человека, назначенного властями © Википедия