После и вместо

Лучики солнца в взлохмаченных волосах, мука на подбородке и брызги масляной краски всех цветов радуги на щеках. Он пахнет летом и высокими пушистыми облаками, что отсюда, с земли, кажутся мягче, чем самая воздушная перина. У него крапинки света в глазах, и улыбка на губах расцветает, как цветок в летний полдень, когда он греет ладони о кружку цветочного чая, слыша далекие раската грома. — Может быть, вернешься в дом? Китнисс выходит на крыльцо почти что беззвучно - давняя привычка еще со времени Игр, о которых сейчас, когда война давно позади, они пытаются не вспоминать. Обнимет мужа со спины, трогая губами ямку за ухом. — Нужна помощь с булочками? - дразнится Пит, и так хочется замурлыкать от ее близости, ее дыхания на коже, ее сияющих глаз, что больше не вспыхивают страхом во время грозы. — Сожгу их все к чертовой матери. Это ты у нас сын пекарей, не я. Он слышит в ее голосе улыбку, хотя сам на мгновение чувствует грусть, вспоминая родителей, что не успели выбраться из Дистрикта, разносимого в пыль планолетами Сноу. Им бы понравился этот новый мир, что они пытаются строить на руинах старого, думает Пит, чувствуя, как растрепавшаяся коса девушки щекочет его щеку и губы. Им бы понравилась Китнисс. Мама всегда восхищалась ее отвагой и силой. — Эй, ты все еще здесь? О чем задумался? Шутливо шлепает его по щеке, но тут же целует, притягивая к себе за воротник. Целует так крепко, перебирая пальцами его светлые волосы - того же оттенка, что зреющий лен, обширные поля которого они видели в Дистрикте-11 во время Тура Победителей. Как же давно это было. Теперь Пит печет хлеб, как отец, рисует закат и составляет невероятные композиции из цветов, что выращивает в их саду, копаясь там до темноты. Наверное, это его способ справиться с тем, что они пережили. Постараться забыть все смерти и ужас войны, забыть, как изувечил его рассудок Капитолий, забыть, как пытался убить единственную девушку, которую когда-либо любил. — Гроза собирается, - Пит показывает куда-то за горизонт и вытирает о штаны краску с пальцев. Он все еще, даже спустя столько лет, смущается, когда Китнисс смотрит так пристально, и в ее глазах по радужке разливается такая нежность, что дышать становится трудно и хочется прижать к себе так крепко чтоб раствориться друг в друге и остаться так навсегда. ... В доме тепло и тихо, пахнет тестом, корицей и одуванчиками, которые он собрал для нее у реки. Теплый ветерок шевелит на окнах занавески, а под столом сердито шипит Лютик - грязно-рыжий, ободранный, одноглазый. Настоящее чудище. — Он все еще ждет, что Прим однажды войдет в эту дверь, - бледно улыбается Китнисс, и будто широкая тень ложится на ее лицо, а плечи чуть опускаются. — Мне тоже ее не хватает, - Пит зарывается лицом в волосы девушки, что пахнут полем, солнцем и молоком. Печаль не уходит, она навсегда останется с ними, въевшись глубоко в вены, впитавшись в каждую клеточку кожи. Примроуз была лучиком света, что освещал этот дом даже в самые темные, холодные дни. И Финник. Финник Одэйр, столько раз спасавший их жизни. Финник, что так и погиб - прикрывая их спины. Друг и соратник, брат. Китнисс и сейчас порой просыпается ночами с его именем на губах, просыпается, давясь криком и слезами, зная, что ничего уже не изменить. — Где-то там, наверху, они смотрят на нас и, может быть, улыбаются. Они хотели, чтобы мы были счастливы, помнишь? "— Ты любишь меня. Правда или ложь? — Правда"