250 фунтов ким тэхёна.

Пробуждения несут с собой предпосылки к новому дню, и не всегда мы просыпаемся так, как хотелось бы. У кого-то бывают легкие подъемы, такие, что, вскочив с кровати, сразу же разминаешь затекшие после сохранения положения лежа мышцы. У кого-то встречаются деньки, когда все говорят «не с той ноги», «не с той руки», «да и весь ты какой-то не такой», ходишь-бродишь по миру и не ощущаешь, что вообще принадлежишь этой реальности. Сгинуть бы побыстрее, уйти в ночь и забыться, а то живешь в этой никакущей параллели и не знаешь куда деваться. Да вот только то, что творишь сегодня и не подчищаешь, переходит на завтра, и от проблем убежать практически невозможно. Тут скорее разговор должен зайти о постоянном удручающем чувстве чего-то давящего, вот сделал ты что-то не такое, а потом тебя гложет и гложет вина за содеянное, хотя никто другой и не видит твоей вины вовсе. Не принимает сделанному особого значения. А вот ты не такой, сидишь и накручиваешь себя, постоянно возвращаешься к одному и тому же, да и просто воспроизводишь в памяти нелицеприятный момент, который ты всеми силами желаешь забыть. Просто тя-же-ло. И никак иначе. Солнце еще не осветило комнату, но в воздухе уже ощущается свежесть, обычно знаменовавшая наступление нового дня. И часы в это время обычно тикают как-то иначе, утро все-таки, всё особенно лениво и медлительно, ты считаешь, что даже пять минут валяния на кровати особо значимы, будто это и не пять минут вовсе, а настоящие пара часов крепкого сна. Главное, что эти самые пять минут делают всегда намного счастливее, чем если без них. Иногда именно от них и зависит это странное «не с той ноги». Это утро, кажется, уже заранее было обречено, оказалось серым, отяжеленным прошлым днем, событиями, наполнившими его. Дыхание тяжелое, грудь не может вздыматься, Намджун будто парализован. Мужчина не хочет открывать глаза, чтобы невзначай на него не скинулось осознание того, что он все ещё жив, что пора вставать, что, возможно, отношения с любимым человеком перечеркнуты одним долбаным званым вечером, одной чертовой фразой, что сейчас придется встретиться с любимым взглядом, что поразит своей холодностью, ненавистью. На грудную клетку будто булыжник скинут. Определенно больно и угнетающе. И как он вообще мог так оплошать? Действительно, лучше бы сразу рассказал Юнги всю правду, ничего не таил, не скрывал, даже если бы это привело к ссоре. Зато сейчас все обернулось так, что слово «ссора» будет слишком мягким по отношению к происходящему. Опять это подлое скрежетание на душе, когда вроде бы и не виновен, но всё равно ощущаешь вину. За что? За то, что не открыл правду вовремя, хотя всё вроде бы и было уже забыто, скрыто под семью замками, да даже не мелькало перед глазами при встрече со своим бывшим, было и было, что с этого? У каждого своя жизнь, разные пути, которые сошлись из-за общего знакомого. Они уже неинтересны друг другу, у обоих есть вторые половинки. Где же вина Намджуна? Почему Юнги больно, почему из-за этого стоило разводить скандал? И почему, черт возьми, они спят после всего этого порознь? Возможно, он сделал что-то не так еще? Что-то более плохое, более серьезное? Тогда боязнь сделать что-то ещё возрастает с огромной скоростью, теперь и обычное открытие глаз чревато неправильным поступком, влекущим за собой катастрофу. Эффект бабочки. Вчера за столом он не так заткнул салфетку за ворот, а сегодня лишился любви всей своей жизни. Ему все еще неимоверно тяжело и жарко, будто солнце начало пробиваться сквозь шторы и теперь он как на сковороде с маслом шипит под ультрафиолетовыми лучами. Открывает один глаз и глубоко вздыхает. Второй — задерживает дыхание. Знаете, это странно, потому что он вроде отдает себе отчет в том, что проснулся. Но это, похоже, не так. Тот самый камень на его груди сейчас пластом располагает щеку прямо над сердцем и сонно трется о грудную клетку белой бархатистой кожей. Цветастые волосы разлетаются по загорелой коже, щекочут её. Он обхватывает мощное тело, скованное в движениях точно дерево. Ну, а как тут двинешься в такой ситуации? И решение просто заснуть в принятом, уже устаканившемся положении приходит само собой: он просто застывает в любимых объятиях на секунду, а после растворяется в теплоте, окружающей его. Возможно, есть случаи, когда твои «не с той ноги» превращаются в точное попадание при помощи одного умелого сальто. — Прости меня, я такой истерик, но я все равно люблю тебя, — шепчут в одну из ключиц, параллельно целуя влажную потную кожу на этом месте.

***

Доверие доверием, а вот проверить все-таки информацию необходимо, так сказать. Просто для успокоения души. Да, Хосок абсолютно спокоен внешне, чем, естественно, обижает Чимина иногда. Порой хочется, чтобы ревность била ключом, чтобы парень рвал и метал, показывал свою злость и чувство собственничества — в общем, был более эмоциональным, огненным. Да, это глуповато. Но… не хватает. Парень получает всю любовь, всю нежность, которой может его одарить Чон Хосок, но этого бывает недостаточно, даже если учитывать, что отношениями он доволен, безоговорочно отдал свое сердце возлюбленному и желает прожить с ним долгую и счастливую жизнь. Нужен перец. И не тот, который у Хосока в штанах (хотя тот, конечно, нужен, но он по идее и есть, можно сказать, в шаговой доступности, как магазины быстрого питания), а который в эмоциях, в переживаемом накале отношений. Что же идет со стороны Чона? Он просто не показывает своих чувств, даже если их волна смертоносна (иногда даже для Минни, который чудесным образом ее избегает и не попадается под горячую руку, на что как ни странно и жалуется). Утро следующего дня, в универе у обоих начались каникулы после успешной сессии. Но работу никто не отменял, поэтому Чимин вылезает из кровати обнаженный и отчего-то смущенный, собирает вещи по полу, прикрывая попу подушкой, что, естественно, не ускользает от внимания старшего. Задница Минни стоит того, чтобы на нее смотрели, но почему её обладатель вдруг стал прикрываться перед вроде бы своим почитателем? Хосок настораживается, но решает не поднимать эту тему в разговоре с Чимином. Нужно третье лицо. Выбор почему-то падает на непосредственного работодателя Минни, который уже усвистел на работу, оставив своего парня лежать с головой, полной странных мыслей. Хосок может тысячу раз говорить, что он не ревнует, и у него при этом ни один нерв на лице не дернется, но сам по себе он начнет уничтожать, гнобить себя ужасными навязчивыми идеями, самоуничижительными фантазиями. Джун сразу же соглашается на личный разговор, однако приглашает Чона именно в кафе из-за сильной занятости. Хосок надеется, что Чимин будет так же занят и не заметит его присутствия. Все же, идти на встречу с бывшим своего настоящего парня — это что-то из ряда вон выходящее. Но Хоби не привыкать к рисковым поступкам. Намджун встречает Чона в своем кабинете в идеально отглаженной рубашке, рукава которой закатаны по локоть, и дорогих строгих брюках, весь такой свежий, радостный, источающий посыл «здесь все принадлежит мне, и жизнь эта моя». А Хосок ревнует. Уже просто от этого уверенного скрытого сообщения. Ну, а что остается делать, когда встречается с совершенством, пока сам вспоминаешь о том, что у тебя под драными танцевальными кроссовками надет такой же рваный носок, через который пролезает целый палец! Он просто обычный. О-б-ы-ч-н-ы-й. И, похоже, уже не уверенный. Надо менять гардероб вместе со всеми растянутыми майками. Пока что Хосок проигрывает Джуну по всем параметрам: комплекции, деньгах, жилье (он со своей общагой никуда не вяжется), внешности, да даже характере! Намджун сильный, мужественный, что даже Хоби может признать свое поражение. А можно ему просто уйти в кровать из этого мира и притащить с собой за ручку Чимина? Его Чимина. Ну он же действительно только его! Хозяин заведения привстает с кожаного кресла и мигом направляется к посетителю, который от такой скорости даже делает пару шагов назад, налегая на дверь сзади. — Боже мой, я рад, что ты пришел поговорить сам. Тот ужин был просто ужасным. Мы с Юнги виним только себя и надеемся все исправить в следующий раз. — Намджун сразу же протягивает руку в дружеском ключе, надеясь все-таки расположить к себе человека. — Следующий раз?! — Ну да. Или… Подожди, а ты для чего именно приехал? Неужто разбираться из-за нашего прошлого с Чимином? Серьезно?! Если это так, то второго раза я точно не выдержу. — Джун прижал ладонь ко лбу, после перемещая пальцы на виски, разминая их. Вся свежесть лица быстро улетучилась, сменившись усталостью. — Я просто хотел узнать твою точку зрения в данный момент. — Хосок облокачивается о дверь. — Моя точка зрения заключается в том, что вы с Юнги огромные дураки. Я люблю только его. И я бы конечно не стал говорить за Чимина, но ты реально сейчас не шутишь? Ты видел его шкафчик в подсобке? Он буквально алтарь из ваших совместных фото воздвиг. Он же души в тебе не чает! И как только можно ревновать? — фырчит Намджун, перекрещивая руки на груди. — Я вовсе не ревную! — Ага, стал бы ты тогда сюда заявляться. Хотя бы себе не ври… — он уже было готов разразиться тирадой по поводу слепоты их половинок. Как за дверью раздается странный шорох. Хосок отскакивает в сторону и сразу же распахивает дверь, никого там не обнаруживая. Никого. Наверное, показалось. — Он все-таки любит меня. Боже, как же я его обожаю! Нет, не показалось. Ну, а кому какая разница сейчас, чем Пак Чимин может заниматься в рабочее время? И чем же? Точно! Подбирает себе новый замок от шкафчика, чтобы его фото с Хосоком носили строго-конфиденциальный характер и никто не глазел на его мужчину.