Сквозь сон

      День выдался хмурым и суровым, шли осенние шторма. Даже здесь, у Белых башен, в полусотне лиг от моря, воздух был наполнен солью и сыростью. К вечеру зарядил дождь, монотонный, долгий, непроглядный, такой, что обещает закончиться не раньше, чем через неделю, да и то – не ясным небом, а повалившим снегом, седой крупой, от которой каменное крыльцо маяка покроется наледью, и придется посыпать чуть застывшую грязь дорожек песком. Эланор мрачно вздохнула и задернула шторы – непогода, да еще и в этом почти безлюдном месте навевала на нее тоску. Фастред растапливал камин, отсыревшие дрова отчаянно коптили и не желали гореть, по гостиной расползался едкий дым. Хоббитянка закашлялась и отправилась на кухню, закрыться там от вездесущего дыма и заодно от мужа и детей - в последнее время ей почему-то невероятно хотелось одиночества. Недовышки, самое западное и самое отдаленное ширское поселение, возникли совсем недавно, можно сказать, что Эланор и Фастред стали чуть ли не первопоселенцами этого места. Хоббичьими поселенцами, разумеется – три высоких белых башни, издавна стоявшие неподалеку от деревеньки, были необитаемы уже неведомо сколько лет. Идея отправиться сюда, на самый край, принадлежала Эланор, и хотя Фастред пытался было отговорить ее от этой затеи, мисс Гэмджи – а теперь уже мадам Ферберн - оказалась непреклонной. Откуда в ее светлую голову явилась идея переезда, мужу было неведомо, хотя он и догадывался – после возвращения из – виданное ли дело, аж Минас-Тирита, девушка, и раньше отличавшаяся от прочих хоббитянок упрямым нравом и острым умом, начала что-то планировать и высчитывать, а когда к границам Шира прискакал гонец от Короля и объявил о присоединении к землям хоббитов Башенных холмов – наконец решилась. Или за нее решили, а ей просто понравилась сама мысль, тут уж Фастред путался, но через год после рождения сына, в середине лета, они быстро, меньше чем за неделю собрали вещи и отправились отстраивать свое новое жилище неподалеку от Эмин Берайд. Почва там оказалась каменистой, рыть было тяжело, посему решили строить дом – почти как у громадин, в два этажа, только меньше. Мэр – папаша Эланор, Сэм, отрядил им в помощь бригаду строителей, и не успел начаться сентябрь, как у четы Фербернов уже было, где укрыться от дождя и непогоды. Впрочем, не только у них – на свободные земли тогда же потянулись хоббиты – из не особо богатых, но упорных, авантюрных и – как вскоре начали поговаривать в остальном Шире – абсолютно беспутных.       Его, Фастреда, назначили главой, шерифом деревеньки, но толку в этой должности почти не было – по всем вопросам шли отчего-то не к нему, а к его супруге. И ладно бы только хоббиты, с которыми всегда можно было обсудить происходящее за пинтой-другой в свежеотстроенном трактире, но приходили и люди – высокие, в длинных плащах, и всегда ближе к вечеру, а то и ночью. Эланор засиживалась с ними допоздна, и о чем они говорили, Фастред не знал – утром в доме, как правило, уже никого не было, а жена молча гремела на кухне сковородками. Иногда Фастред задумывался, зачем он вообще женился на этой Гэмджи – да, красивой, сноровистой и хозяйственной, но – еще и фрейлине госпожи Арвен, и, как значилось в одной на двоих грамоте с печатями короля и тана – страже Западного Крома. В той же грамоте от них требовалось охранять, по мере возможностей, границы королевства, вести хозяйство по своему хоббичьему разумению, а также поддерживать на одной из башен – центральной, той, где когда-то хранился палантир, огонь, чтобы корабли в открытом море издали видели его свет. Эланор, уже по собственной идее, затеяла там же, в башне, библиотеку, и теперь скупала для нее книги по всей округе. Фастред только качал головой – если его женушка вбивала себе что-то в голову, остановить ее могла разве что этой самой головы потеря.       Эланор как раз заканчивала месить тесто для пирога, когда в дверь осторожно постучали. За шумом дождя стук был слышен плохо, и вытиравшая о фартук руки хоббитянка появилась у двери только спустя пять минут. Прежде, чем отпирать, она, следуя неписаному правилу приграничья, недоверчиво спросила «кто там?» и не спешила убирать накинутую на дверь цепочку, чтобы можно было сначала посмотреть на просителя. Сквозь шум падающих капель было слышно, как кто-то знакомо засмеялся, а потом произнес: «Дочка, это я».       Эланор мигом распахнула дверь, изумленно воззрившись на стоящего на пороге старого хоббита в видавшем виды дорожном плаще. Рядом пожевывал куст хризантем лохматый пони. – Папа! Что ты тут делаешь?! – воскликнула она, затаскивая старика в дом, - на улице гоблин знает что творится, а ты приехал! Не мог, что ли, другого времени выбрать нас навестить, а? Фастред, Фириэль, идите, поглядите, кто к нам пожаловал!       Сэм с улыбкой слушал ворчание дочери, стягивая насквозь промокший плащ и отряхиваясь, отогревался в домашнем тепле. Подошел, пожал руку зять, подбежала внучка, такая же, как мать, златовласка, обхватила руками за шею, обняла, фыркнула – дед мокрый, да еще и три дня в седле провел. Эланор щелкнула дочку по лбу, усмехнулась, мол, что взять с подростка, и потянула у Сэма плащ на просушку. Палец ее что-то кольнуло, хоббитянка ойкнула, отдернула руку – на указательном алела капелька крови, сквозь плащ торчала булавка старой застежки в форме листа. Что-то вдруг оборвалось в груди Эланор, она с тоской, непонимающе посмотрела на отца. Почти седой, совсем старик, хотя еще бодрый, непонятно, откуда силы берутся…. Сэм взглянул на нее в ответ и кивнул, грустно улыбнувшись. Эланор прикусила губу изнутри.       Потом был праздничный ужин по случаю приезда деда, и они сидели впятером – Фириэль сбегала в трактир за Эльфстаном, вытащила того с работы. Делились новостями, слухами, сплетнями, как это принято у хоббитов, видами на урожай и на собственные судьбы. Покрасневший внук рассказывал деду о планах на помолвку с соседкой, Фириэль подкалывала отца байками о его похождениях на прошлой ярмарке, Фастред расспрашивал о родне в других уделах. Эланор вместе со всеми смеялась над шутками дочери, вострила ушки при упоминании братьев или сестер, хмурилась на планах сына и время от времени поглядывала на отца – разомлевшего от выпитого и съеденного, довольного, сытого хоббита. Хоббита, которого она, вероятно, больше никогда–никогда не увидит. Разошлись все за полночь. Первой, пожелав всем доброй ночи и чмокнув деда в щеку, убежала Фириэль, затем в спальню отправились Фастред и Эльфстан. В полутемной комнате у догорающего камина остались только Эланор и Сэм. – Ты… – не зная, как начать, протянула хоббитянка, – ты точно решил? Сэм поворошил угли подвернувшейся кочергой, кивнул. Потом раскурил трубку, выпустил пару колечек, кряхтя, поднялся, подошел к неразобранной поклаже и вытащил оттуда тяжелый сверток. Протянул его Эланор. – Думаю, теперь ее владелицей будешь ты, – улыбнулся хоббит. Эланор разворачивала ткань, уже зная, что найдет внутри. Книга. Тяжелая, в темно-багряном кожаном переплете, настоящее сокровище… - Закончил, да? – смотреть на отца отчего-то не получалось, женщина почти автоматически перелистывала страницы. Вот первая часть – прихотливый, с завитушками, почерк Бильбо Бэггинса, того, с кого все началось, вот вторая - четкий, убористый, с нажимом и острыми краями букв – Фродо, вот – широкий, округлый, самый знакомый – Сэма. Несколько пустых страниц. – Не совсем, - улыбнулся хоббит, – там есть место и для тебя. Ты же понимаешь, такие истории никогда не заканчиваются… – Они только меняют героев, я знаю, папа, - оборвала его меланхолию Эланор. – Но ты-то зачем уезжаешь? Куда ты вообще собрался, как осмелился? Сэм ничего не сказал, наоборот, отвернулся от дочери. Ответа не было минуту, две, три, Эланор успела подумать, что старый хоббит просто задремал, но тот вдруг продолжил: – Знаешь, я думал, только ты меня и поймешь. Но вот надо же, спрашиваешь про смелость…. Не в ней же дело, Эланориэлле, не в смелости и не в решимости даже – откуда она у меня, старика. Если тут, – Сэм похлопал по левой стороне груди, – что-то и осталось после того, как не стало твоей мамы, так только память и долг. И вот этот долг-то, он меня и зовет, потому что, я надеюсь, ты и сама со мной согласишься, неправильно это – оставлять дела незаконченными и долги неоплаченными. Эланор кивнула, встала со своего кресла, подошла к Сэму, и, как когда-то давным-давно, в детстве, села у его ног и положила голову ему на колени. – Я понимаю тебя, папа, но боюсь за тебя. Как ты доберешься туда, куда собрался? И, – она помедлила, – встретят ли тебя там? Сэм ласково потеребил ее волосы, все еще густые и отливающие золотом, как в юности. – Не бойся, моя милая, меня обязательно встретят, уж в этом-то я уверен. Ну а если и нет – то мы в любом случае разминемся ненадолго. Время мое уходит, Элли, и здесь дел для меня уже никаких не осталось. Вы выросли, Хоббитания расцвела, я сделал, может быть, даже больше, чем от меня требовалось, и теперь-то, думаю, заслужил немного отдыха и свободы, даже если свобода эта будет заключаться только в выборе конца. И ты прекрасно знаешь, выбрал я его уже давно. Скажи, ездила ли ты в Гавани, как я просил? – Да, – всхлипнула Эланор. – И там было множество кораблей, но я не знаю, какой из них твой, и был ли он там вообще! – Если и не был, значит, будет, милая. Эланор подняла к нему заплаканное лицо. – Обязательно будет. Утром всех в доме Фербернов перебудил грохот на кухне. Эланор решила перечистить все сковородки, перемыть все кастрюли, выдраить каждый таз. Тяжелая работа здорово помогала ей отвлечься. – Доброе утро! – зевая, поздоровался Фастред. – А где тесть? Весь дом обыскал, никак не могу найти. – Уехал, – через плечо бросила Эланор, отчаянно натирая медный бок котла. Тот сиял, точно солнце. – Уже? Быстро он. Что, что-то в Шире случилось? – удивился хоббит, обыскивая шкаф над столом в поисках съестного. – В Шире все нормально. Он, – хоббитянка вытерла нос рукавом, – он поехал в Гавани. – Чудной он старик, – усмехнулся Фастред и принялся намазывать себе бутерброд, но вдруг, будто наконец поняв ответ, переспросил, – в Гавани? Только не говори, что он все-таки собрался искать тот эльфячий корабль! – Эльфийский, – скрипнула зубами Эланор. – Последний. – Но ты же говорила… Эланор наконец не выдержала и рухнула на табурет. Рядом с ней присел ее Фастред. – Я не видела корабля, Фаст, но я видела того эльфа, Кирдана. Знаешь, я… – она вновь всхлипнула и сжала руку мужа в своей, хотя тут же отдернула, будто боялась показать слабость, – я… не говорила тебе, потому что знала, как ты относишься к отцу. Ты всегда считал его чудаком, хотя и уважал как мэра, и думал, что он просто слегка сумасшедший. И ты, и твои друзья, и мои друзья, и даже некоторые мои братья и сестры. Папа это прекрасно знал, ты уж прости, но по уму он тебя в несколько раз обходит. Фастред фыркнул, а Эланор продолжила: – Но он ведь был замечательным мэром, правда? Иначе его бы не выбирали столько раз. И он был чудесным отцом – был и остается, а также настоящим, правильным хоббитом. Ты только об одном всегда забывал, Фаст, о том, что еще благодаря моему папе и его друзьям мы вообще сейчас можем сидеть и разговаривать. И я сейчас искренне надеюсь, что эльфийская память длиннее хоббичьей, и что Кирдан – седой, с глазами, в которых даже днем видно звезды, выполнит обещание, данное им хоббитянке Эланор Гэмджи прошлым летом, и на его корабле окажется место для моего отца. После этого она встала, стянула с себя фартук, бросила его на колени все еще сидящего мужа и вышла из кухни. Она поднялась к себе в кабинет, достала с полки тяжелую книгу в темно-алом переплете и открыла ее на предпоследней, пустой странице. «27 сентября» – написала она своим ровным почерком с острыми краями букв, «хоббит Сэмуайз Гэмджи передал своей дочери Эланор Алую книгу Западного Крома и уехал в Серые Гавани, дабы отплыть на последнем эльфийском корабле на заокраинный Запад и воссоединиться там со своим другом Фродо». Чернила на пере закончились, но прежде, чем обмакнуть его снова, Эланор тряхнула головой и сквозь большое окно посмотрела на дальние холмы, Белую башню и тонкую, серебристо-серую полоску у самого горизонта – море. Впрочем, его никогда не было видно из их дома, и вероятно, ей это только почудилось, но… Хоббитянка вздохнула и опустила перо на бумагу, выводя последнюю строчку – «И более не видели его в Средиземье».