R A V E N

Бывают такие города, которые вроде и большие, централизованные, с хорошим финансированием, но при этом все в них говорит «я спокойный, я тихий, я маленький». Намимори был именно таким вот городом. Всегда, в периоды и кризисов и благополучия, он сверкал добротно вычищенными улицами, периодически подкрашиваемыми фасадами и домашними ресторанчиками. Город малого бизнеса, где не встретишь компаний гигантов, город, в котором полиция никогда не бегала за правонарушителями, где даже рядовая кража в магазине продуктов будет у каждого на слуху. Выделяться в таком городе сложно, все и вся зависит от общественного мнения, если ты популярен в школе, ты популярен у всего города. Если же все в определенном районе тебя боятся, то каждый знает, с этим человеком лучше не шутить. Если ты мальчик, которого вся школа называет никчемным, то и весь город будет считать так же, не упуская возможности поддеть, как большинству кажется, в шутку. Савада Тсунаеши терпеть не мог Намимори. Ему до тошноты были ненавистны маленькие тихие улочки, пыльные в летнюю пору, железная дорога, точно по расписанию закрывающая шлагбаумы с противным, знакомым с детства сигнальным звуком и мерным стуком поездов, галдящие дети на велосипедах и запах свежей выпечки из лавочек по утрам. Он ненавидел чрезмерно ароматные цветочные сады, которые разбивали домохозяйки вокруг своих идеальных маленьких мирков. Он ненавидел не только лживость и показушность этого города, но и живущую в своем диком ритме Японию в целом. Так, конечно же, было не всегда. Каких-то пять лет назад Тсуна мечтал просто окончить среднюю школу и, возможно, поступить в старшую. Мечтал жениться на милой девушке, в идеале Кеко Сасагаве, и привести ее в дом, познакомить с мамой. Видел в своих мечтах, как она, эта его милая жена, будет вкусно готовить и провожать его каждое утро на офисную работу, встречать с нее дома в легком платье и целовать в щеку, а он, Тсуна, будет с блаженной улыбкой проговаривать «я дома». Все изменилось совершенно неожиданно, как, впрочем, и менялось в последствии все в его жизни, с появлением Реборна. И начались пугающие взрывы, крики домочадцев и хранителей, побудки током и уроки на выживание в стиле Вонголы, снова взрывы и крики. Появились друзья, преданные и верные, и угрозы для их жизней. Мгновения, которые никогда нельзя было бы пережить, кроме как в этот, определенный момент времени, самые счастливые. Самые напуганные. Мафия. Пять лет назад Тсунаеши ненавидел мафию. Сейчас же он не терпит обычной жизни. За пять прошедших лет Намимори не слишком изменился, не настолько, чтобы его не узнать. Пару лавочек перенесли, перекрасили фасад торгового центра. Большая торговая площадь закрылась совсем, как и парочка магазинчиков, но, в целом, город остался прежним, даже запах оказался тем же - приторно сладким от цветов и душным от выпечки. Тсунаеши находил это раздражающим. Вышагивая по привычным с детства тротуарам прямиком к собственному дому, он загадочно улыбался, прищуривая от солнца золотисто-карие глаза. Тяжелые длинные каштановые пряди его волос игриво раскидывал по спине ветер, словно пытался выкрасть их из низкого хвоста, челка металась во все стороны, открывая высокий лоб. Двадцать. Ровно двадцать лет исполнялось Саваде сегодня, ровно на столько он и выглядел, даже в узких брюках со стрелкой и тонкой удлиненной кофте с глубоким круглым вырезом, с закатанными рукавами. Запястье обтягивал серебристый обруч, легко принимаемый обывателями за браслет. Мало кто знал, даже в кругах мафии, что это коммуникатор, новейшая разработка – дело рук его друга. На пальце сверкало самое узнаваемое в теневом мире кольцо, символ власти Вонголы, обернутое тонкими цепочками-подавителями. Под ключицей виднелся тонкий шрам, один из многих на его теле. Встав в нескольких метрах от самого обычного, похожего на соседние, дома, Савада тяжело вздохнул. Там, за невысоким каменным забором, парой дверей и перегородок ощущалась целая буря пламени всех возможных атрибутов, собравшихся в честь его дня рождения. Он знал, его мама заставила всех праздновать это событие каждый год, даже после его смерти, и никто не решался отказать ей в этом. Больная, несчастная женщина, практически брошенная мужем и потерявшая единственного любимого сына. Еще бы. Раз в год она вызывала всех бывших друзей своего Тсунаеши со всего света и накрывала на стол. В этот день никто не смел быть на миссиях, ссориться или же драться, только вкусно поесть ее знаменитой готовки и пить, незаметно ото всех. Силиться справиться с горем, с раздражением и неизвестностью. Савада Нана была в курсе основных перемещений сына и издевалась над поникшими от горя потери хранителями и друзьями сына из каких-то своих побуждений. Или же, наоборот, пыталась сохранить контакты, заставить людей собираться вместе, дышать одним воздухом и вспоминать, что значит быть одной семьей. Так или иначе, но даже Реборн приезжал каждый год. Прибывал из Италии Хаято, и приезжал из Америки Спанер. Приходила верная Хару, хотя уже давно не жила в Намимори, и привозила Бьянки Ламбо из школы для мафиози. Приезжали Рехей и Ямамото, учившиеся в спортивной академии в Токио. Материализовывался прямо из воздуха в нужное время Мукуро, и только Хибари просто приходил пешком. Он единственный остался жить в городе и охранял покой Савады Наны. Неожиданно, эта странная причуда матери сыграла на руку Тсунаеши. Собирать всех необходимых ему личностей по отдельности было бы, пожалуй, проблематично. Савада не боялся осуждения старых друзей, ему было фактически наплевать на то, что они о нем спустя столько лет подумают, он не мандражировал перед долгожданной встречей, бывало и похуже, но все равно точно знал: его ждет трудный день и не менее трудный разговор. Весело усмехнувшись своим мыслям, Тсуна перехватил поудобнее сумку и смело шагнул в свой дом, оставаясь никем не замеченным. *** Самое рискованное решение в своей жизни Савада Тсунаеши принял не сразу. Да и кто в здравом уме сразу бы решился на отчаянный побег? Пускай и не на долго, но все же от мафии! Раздражение и усталость накапливались постепенно, не имея толком возможности выхода. Тренировки, даже в стиле Вонголы, - хороший способ снять пар, но со временем и это приелось. Неугомонный аркобалено уже не придумывал каждый раз что-то новое. Высокие горы, странные темные личности и динамит остались в далеком мирном прошлом. Чем старше становился Тсунаеши, тем монотоннее и опаснее становились тренировки: вечные "детские" игры сменились стрельбой, полосами препятствий, когда каждая секунда на счету, и изматывающим дух рукопашным боем, до остановки дыхания. С каждым днем Савада словно чувствовал, как время утекает, как торопится его учитель. Ползя домой с очередной тренировки, Тсунаеши равнодушно взирал на мельтешащих рядом Гокудеру и Ямамото. Сегодня досталось не ему одному. Болело ужасно плечо, вывихнутое неудачно пришедшимся ударом, подвернутая при неправильном приземлении нога и, пожалуй, пара тысяч синяков по всему худощавому телу. Организм яростно возражал против садистского обращения к себе любимому, но хозяин и на это не обращал внимания, будучи особенно задумчивым. Реборн браво вышагивал впереди. - Ха-ха, Тсуна! Хорошая была сегодня игра, – Ямамото широко улыбнулся и положил ободряюще руку Саваде на плечо. Как всегда, деланно беззаботный и, казалось, ничуть не уставший. Тсуна неопределенно хмыкнул, давая понять, что он об этом думает. Жаль, что понять подобный сигнал друг был не в состоянии. Гокудера сверкнул недобрым взглядом в сторону бейсболиста и в секунду оказался возле Савады, резко хватая его с другой стороны в порыве ревности. - Не трогай Джудайме, бейсбольный придурок! Из всех знакомых Савады, только подрывник мог так громко и выразительно шипеть, подобно гадюке, всякие гадости. Он притянул обожаемого босса к себе поближе за руку, совершенно не обращая внимание на то, как сильнее с каждой секундой морщится Тсуна. Вывихнутое плечо Савады пронзило острой болью от игры в перетягивания каната с ним в главной роли. Не выдержав такой неосторожности, он громко ойкнул, привлекая наконец внимание спорщиков к себе в прямом смысле. - Это все из-за тебя! - не разобрав причины, тут же взвился на Такеши Гокудера. - Джудайме недоволен! Джудайме, не волнуйтесь, я сейчас этого идиота заткну. В свободной руке у Хаято появился динамит, Ямамото продолжил громко смеяться, забавляясь реакцией друга-соперника, а "любимый учитель" Реборн не обращал на учеников никакого внимания. - Да отпусти ты меня! – не выдержав боли, возмущенно выкрикнул Тсунаеши. Несколько секунд Ураган хлопал глазами, не понимая, отчего злость босса оказалась направлена на него. - Д… джудайме… но ведь этот… - Гокудера-кун, - поняв, что так просто ничего от подрывника не добьется, вздохнул Тсуна, - мне больно, убери, пожалуйста, руку. Хаято испуганно ойкнул и принялся кланяться и извиняться перед лидером, попутно пытаясь заставить делать то же самое еще и непричастного Ямамото, а Тсуне оставалось только тяжко вздыхать и делать вид, что все нормально. Что все и всегда нормально, хотя нормально, как раз, уже давно не было. Он и сам не замечал, как чудовищно устал от всего вокруг, как перестал с радостью возвращаться домой и как стал все больше понимать Хибари, несменного главу дисциплинарного комитета, предпочитающего тишину и одиночество шумным сборищам. Дома встретила одетая в домашнее платье мама, весело улыбающаяся всему и всем вокруг, живущая в своем, каком-то особенном мире, где нет ничего настоящего, связанного с реальностью. Она тут же начала хлопотать, отправила сына в душ, а после позволила всем домочадцам усесться за стол, чтобы накормить вкуснейшим плотным ужином, поесть нормально, по обыкновению, удалось разве что Реборну. Все самое вкусное со стола быстро прибрал к рукам ворчливый Ламбо, И-Пин начала справедливо возмущаться, в итоге, тарелки полетели на пол. Дети продолжали бегать и кричать, как заводные, Нана с улыбкой возиться с ними, а Бьянки кормить с ложечки аркобалено. Тсуна смотрел на все вокруг, как в замедленной съемке, и совершенно не понимал, во что превратилась его мирная жизнь. Взгляд расфокусировался, и вот маленький Бовино словно ускорился в воображении, тряхнуло стол, нагруженный едой, в него врезался прямо лбом теленок. Послышался громкий надрывный детский плач, а Нана ринулась успокаивать страдальца конфетами, как бы на десерт, и никто, кроме конечно же Реборна, не заметил перевернутую на штаны Савады миску с бульоном. - Никчемный Тсуна, ты как всегда. Вот так. Как всегда. Никакого сочувствия, ни толики понимания не дождешься от него. Тсунаеши встал из-за шумного семейного стола и вышел из кухни. Он снова направился в душ, а его мысли словно замерзли. Хотелось оказаться подальше. Где угодно подальше, но что он мог сделать? Ночью Савада встал с нагретой кровати и поплелся на кухню, мимо сопящего и надувающего пузырь аркобалено. Хотелось есть, за ужином так и не удалось успокоить желудок. Неужели Реборн не понимает, что без нормального питания на тренировки просто не останется никаких сил? Держа в руке бутерброд, Тсуна смотрел в окно и не мог вспомнить, когда в последний раз просто так, спокойно, гулял по улице, и сам не заметив, поддался порыву, пошел на прогулку. Спать не хотелось совершенно, на свежем воздухе было хорошо и тихо, морозный ночной ветер обдувал лицо и выметал тяжелые мысли из загруженной головы. А главное, не хотелось ничего, абсолютно. Бездумно прогуляв несколько часов, Савада врезался в кого-то и громко ойкнул от испуга, проклиная дурацкую привычку смотреть под ноги и свою неосторожность. - И... извините! Подняв глаза, Тсуна с ужасом отшатнулся. Он ухитрился врезаться в Хибари Кею! Только с его удачливостью можно было наткнуться в большом районе на патруль главы ГДК. - Травоядное, - Хибари смерил Саваду холодным раздраженным взглядом, - правилами запрещено находиться на улице ночью несовершеннолетним без сопровождения. На секунду Саваде показалось, что в голосе его хранителя, были нотки волнения с удивлением вперемешку, но только на секунду. Тонф Хибари со свистом безжалостно врезался в незащищенный живот, Тсунаеши пытался извинится и оправдаться, но ему не дали на это ни шанса. Второй удар пришелся точно по лицу. Бил Кея не в полную силу, даже не в половину, иначе бы челюсть и ребра мальчишки не выдержали, но и не жалел совсем. Больное плечо не позволило закрыться от поборника дисциплины и поставить хоть какой-то блок, а больная нога - от него убежать. Все, что оставалось делать, это безвольно лить слезы. Хибари презрительно скривился и ушел, бросив напоследок пару грубых фраз. Савада, кое-как доковылял до дома лишь под утро. - Слабо понимаю, что именно тебя не устраивает, - лицо Спаннера было немного искажено плохой веб-камерой ноутбука Тсунаеши. Савада возмущенно вскинулся. Не понимает! Как можно этого не понимать!? - С появлением Реборна моя жизнь превратилась в ад! Парень на другом конце мира меланхолично ковырялся в какой-то не то игрушке, не то роботе и грыз свой фирменный леденец. Он вообще редко когда мог делать что-то одно, предпочитая совмещать деятельность с разговорами или же принятием пищи. - Но потом все изменилось же. - Потом! – Тсуна фыркнул. - Потом меня пару сотен раз чуть не прикончили! Спаннер продолжил флегматично ковырять что-то отверткой, такое общение вошло у них в привычку довольно давно. Когда впервые техник позвонил по скайпу Тсуне (откуда только узнал номер?), Савада нервничал и недоумевал. Поначалу Спаннеру были интересны последние новости из первых уст. Не очень-то опытный в таком деле парень с легкостью разбалтывал информацию, ему все казалось, что знал он не так уж и много. О тренировках, методах и местах их проведения, о друзьях, их предпочтениях да привычках, о Реборне. Ему и в голову не могло придти, как ценно каждое его слово, как много может стоить знание о любимом напитке аркобалено или же о расписании Отравительницы Бьянки. Тсуна спокойно говорил о рейтингах Футы, о том, с какой скоростью летит динамит Гокудеры и о любимых своих рецептах. Спаннер слушал и поражался, насколько мало о реальной мафии знает его юный друг. Даже он, простой техник, который имеет за спиной воспоминание из будущего и только-только начатое сотрудничество с Вонголой, в настоящем понимал, как ценна такая информация. Со временем они притерлись, узнали друг друга лучше, и проблемы школьника, которые обычно техник пропускал мимо ушей, начали всерьез его волновать, он слушал. Слушал о камикоросах такого страшного Хибари, о несправедливом и незаботливом Реборне, о рукоприкладстве и синяках. Смеялся, когда Тсуна жаловался на Рехея и его дурацкую мечту затащить его в боксерский клуб. Ну смешно же. Тсунаеши и боксерский клуб! И задумчиво кусал губы, когда Савада в ужасе признавался, что ничего не почувствовал, поцеловав Кеко, которую раньше любил, но краснеет от прикосновений и пошлых шуток Рокудо Мукуро. - Ты прав, – наконец заметил Спаннер. А после паузы добавил, – и не прав. - И что это значит? - Савада пытливо взглянул в глаза друга через монитор. - Ты же уже был там. В будущем, – неопределенно помахал в воздухе рукой Спаннер, и, дождавшись кивка, продолжил. - Да, мы его изменили, но будущее есть будущее. Тебя еще не раз попытаются убить, ты должен быть к этому готов, десятый Вонгола. Реборн дает тебе шанс. - Реборн превращает мою жизнь в филиал цирка с психушкой! – Тсуна встал и начал расхаживать перед экраном. - Я надеялся, что все изменится. Что после всего, что мы пережили, после снятия проклятья, он станет хоть чуточку лучше ко мне относиться, что ребята станут вести себя разумнее. Знаешь, что я понял за последнее время? - Ну откуда же мне знать… - немного иронично ответил друг. - Будущего может и не быть, - трагичным голосом поведал Савада. - У меня его может и не быть! Я такими темпами до него не доживу! - Глупости. Кто ж тебе позволит умереть? Единственному наследнику, – насмешка в зеленых глазах. Горькая ирония. - Девятый позволил умереть всем своим сыновьям. А их было трое. Понимаешь, неважно сколько планов мы с Реборном наметили, никогда не знаем, как наш день закончится на самом деле. Взорвется ли бомба? Утянет ли нас в будущее? В прошлое? Мир захватят пришельцы? Какие еще трудности нас ждут впереди? Техник молчал больше минуты. Тсуна достал из рюкзака печенье и начал им заразительно хрустеть, пользуясь отсутствием учителя. Ему казалось, что Спанер и вовсе не нашелся с ответом и просто переведет тему, как иногда бывало в их разговорах. - Именно случайности, молодой Вонгола, всегда будут самыми интересными в нашей жизни. Ты ложишься спать с мыслями о завтрашнем дне, планируешь, как его проведешь и что сделаешь. Но все, что тебе на самом деле остается, это надеяться, что все неожиданности завтра будут счастливыми... Тсуна вернулся домой после очередного утомительного школьного дня, наполненного криками и выходками Хаято, смехом Ямамото. Реборн уехал на месяц вместе с Бьянки по какому-то суперважному поручению Вонголы, за домом, конечно же, следили, но Саваде до этого не было никакого дела. Правда, на периферии совсем немного мелькало удовлетворение и довольство собой, заметил, распознал. Кеко подошла сегодня на большой перемене и попросила прогуляться под деревьями сакуры, приготовила красивейший бенто, вручила его под одним из размашистых деревьев. Краснея как рак и запинаясь, девушка завела разговор о погоде и общих знакомых, умело создала непринужденную атмосферу, пользуясь своим пока не совсем опознанным обаянием, а потом, неожиданно, призналась в любви. Преданно заглядывала в глаза и смущалась, но точно ожидала ответного признания. В школе привычный гомон, звуки которого доносились и до сада, пели птицы, заботливо подкармливаемые Хибари, а между двумя людьми стояло оглушительное молчание. Ответного признания не последовало, репетитор точно был бы в шоке. Тсуна и сам не знал, что именно с ним творится. Он только что понял, что милая и трогательная Сасагава ему больше не нравится. По многим причинам ему перестал импонировать слишком мягкий характер девушки, ее привязчивость и большие умильные глаза. Все, что раньше вызывало трепет и желание боготворить, теперь раздражало. Не для такого мира, в котором Тсуна жил, была создана эта девушка, и он не желал ей участи жены мафиози. Но было не только это. Все, что раньше приносило удовольствие, было надолго забыто и заброшенно, появились новые увлечения. Тсуна заметил, что все чаще хватается за книгу в свободное от тренировок и назойливых хранителей время. Что полюбил одиночество. Заметил, что все больше водит карандашом по альбомным листам, штрихует тени и реже играет в приставку, что все, что говорят о нем в школе, больше не трогает, а Спаннер стал ближе и роднее лучших друзей. Тсуна остро почувствовал, насколько ему тесно и некомфортно в своей жизни, а казалось бы, всего лишь признание. - Что… что ты тут делаешь?! Тсуна сидел на подоконнике с книжкой и наслаждался относительной тишиной, когда неожиданно воздух заколебался, пошел дымкой и, наконец, стал складываться в фигуру. Мукуро появился в своем обычном образе, со своей нахальной ухмылкой, нейтральной. Но Тсунаеши прекрасно знал, как легко она превращается в презрительную усмешку, злобный оскал или же миролюбивое снисхождение. - Куфуфу, Тсунаеши-кун, а я решил заглянуть к тебе, пока твоего репетитора нет дома. Эти слова могли бы сказать о многом, странная для его хранителя фраза. Тсуна передернул от волнения плечами. - А при нем значит, ты сюда соваться боишься? – Савада и сам не понял, как озвучил свои мысли. Иллюзионист притворно-обиженно нахмурился, немного сощурив глаза, а после ухмыльнулся. - Ну, Тсунаеши-кун, зачем же так жестоко? Не рад меня видеть? Мукуро был настолько убедительным в своей печали, что Саваде даже захотелось ему поверить. Чуть-чуть, в пределах разумного. - Да не то, чтобы, - попытался уйти с щекотливой темы Вонгола. - Ты что-то хотел? - О, просто с тобой посидеть. Нельзя? - Ну, можно… - растерянно проговорил Тсуна, - только ты ничего не делаешь просто так. Тсунаеши пришлось подтянуть ноги поближе к груди, его подоконник не был настолько большим, чтобы можно было развалиться на нем вдвоем. Рокудо открыл окно нараспашку, впуская вечерний воздух в комнату, и устроился с противоположной стороны, скопировав позу Савады. Его затылок с глухим звуком стукнулся о косяк рамы, чем вызвал у Тсуны неясную улыбку, а все внимание было сосредоточено на звездном в это время года небе Намимори. Савада делал вид, что увлечен чтением, а сам поглядывал на захваченного мыслями иллюзиониста. Его волосы, еще не такие длинные, как в далеком будущем, развевались от легкого ветра, красивое лицо было спокойно, не искажено в одной из множества его гримас. В тот момент Туман показался Тсуне удивительно ломким, невероятно хрупким. И вдруг стало отчетливо видно, что Мукуро еще не до конца оправился от ужасов тюрьмы. Кожа тонкая, белая, почти прозрачная, словно светилась изнутри, под глазами залегли глубокие фиолетовые тени. Савада не обольщался слишком сильно, даже при смерти его Туман способен на многое, что уж говорить, если он относительно целый сидит прямо перед ним? Успокоенный цветочным запахом и молчавшей интуицией, Тсунаеши вернулся к книге и полностью погрузился в мир героя, маленький мальчик рассказывал о своем погибшем одиннадцатого сентября отце. Время перестало существовать. - Вся моя жизнь уместилась в этом молчании, - процитировал с расстановкой Мукуро своим глубоким голосом. Тсуна оторвал взгляд от страницы и с удивлением взглянул на Рокудо, оказавшегося к нему настолько близко, что он отчетливо слышал его дыхание. - Я бы сказал, что тебе рановато такое читать, но с другой стороны, кому бы я это сказал? Савада с полминуты вникал в смысл сказанных неопределенных слов, а после равнодушно хмыкнул. - Действительно, я думаю, мне уже ничего не рано. Близость Тумана его смущала, но не пугала вопреки обыкновению. Савада с интересом отстраненно следил за собственными необычно холодными эмоциями. - Даже так? - Мукуро хмыкнул. - Интересно. Тсуна завороженно уставился в до невозможности странные глаза своего иллюзиониста, а через секунду оказался притянут за волосы к сильному холодному телу. Быть втянутым в поцелуй оказалось неожиданно приятно, Рокудо жестко командовал, подчиняя себе, кусая и вылизывая до тех пор, пока у Вонголы не закружилась от нехватки воздуха голова. - Куфуфу, кто-то совершенно не умеет целоваться, - прокомментировал Мукуро. - За... зачем ты это сделал? – Савада принялся ощупывать свои щиплющие губы и почувствовал, как горят щеки, краска залила все лицо, включая уши, дыхание перехватило. - Ну, ты же сказал, что тебе уже не рано. Видимо, мы не так друг друга поняли. Раздражение начало накапливаться, Тсуна поджал покрасневшие губы и прищурился, думая, что такого ответить, но Мукуро, словно почувствовав это, растворился, больше так ничего и не сказав. Позже, Савада даже порадовался этому стечению обстоятельств, так как ответить ему все равно было нечего. - Мне совершенно не хочется возвращаться домой. Реборна нет, а все равно тут плохо, – жаловался Тсуна по скайпу. Горячая кружка грела холодные руки, а запах мяты приятно щекотал нос. По своей старой привычке, Тсуна расхаживал по комнате взад и вперед, раздражая Спанера своим нервным мельтешением. Но в целом, разговор был довольно мирным. - Хм, может, тебе стоит сменить обстановку? - Что ты имеешь в виду? На секунду Тсуна даже остановился, пытливо смотря на друга, тем не менее, молчание затянулось. Механик словно пожалел о собственных словах и никак не мог выдать свое предположение, что-то напряженно обдумывая. - Ну, знаешь, Реборн и Бьянки на задании, а твоей маме можно внушить любую глупость, - Спаннер прищурился, а потом заискивающе посмотрел на Тсуну. - Может тебе, скажем, взять отпуск? Приезжай ко мне на недельку? Сначала Тсуна не воспринял это опрометчивое предложение всерьез, но после очередного неудачного дня задумался. Насколько сильно ему хочется побыть вдали от Намимори? Настолько, что он готов удрать из-под надзора самого страшного киллера Италии. План был придуман быстро, Спаннер подделал электронную больничную справку и послал ее в школу Тсунаеши, с его возможностями это было раз плюнуть. Затем позвонил его классному руководителю и, изменив голос, рассказал, как сильно простудился его бедный сын. Классный руководитель поохал, недовольно пожаловался на непутевого ученика и завалил списками литературы да параграфами из учебников на неделю вперед. Больше всего Тсуна боялся спрашивать у мамы разрешения, но убедить ее отпустить сына в лагерь с классом посреди недели оказалось легче прочего: подпись на фальшивом разрешении и пара напутствий. Электронный билет, оформленный на Тсуну по интернету, Вонгола, конечно, может отследить, но не увидит в этом необходимости, никому из охранников и в голову не придёт отслеживать рейсы до Бостона. И вот уже через пару дней Савада идет с легкой сумкой вечером на прогулку, сворачивает в парке и уходит из поля зрения охранника, месяцы тренировок у Реборна не прошли даром. В аэропорту Намимори вечером оказалось очень много народу, так непривычно для этого города, люди толпились в очереди у стойки регистрации. Родственники прощались, плакали или посылали радостные улыбки, давали друг другу напутствия. Тсуна ежился, интуиция невнятно шептала что-то неопределенное, недостаточно сильно, чтобы сбежать домой, но нервничать заставляла. Ни одного знакомого лица, почти все взрослые, серьезные и грозные. Савада подошел к женщине на ресепшене и, заикаясь от нервов, спросил, куда ему идти. Она смерила мальчика строгим взглядом из-под очков, словно коря за то, что отвлек ее от важных дел и неопределенно ткнула пальцем в сторону. Поплутав еще с полчаса и чуть не пропустив свое время, Тсуна все же успел проверить билет и сел в темный автобус, что вез прямо к трапу самолета. Ночной Боинг встретил прохладой и непривычными запахами, люди рассаживались и устраивались поудобнее. Савада летал не впервые, так что не боялся занимать свое место у окна. По совету доброй бабушки соседки немного откинул сиденье и нервно слушал бортпроводницу, рассказывающую технику безопасности и проводившую инструктаж. Прикрыв глаза, уже после тяжелого взлета, Тсуна выдохнул и постарался уснуть. Лететь предстояло с двумя пересадками, через океан. Реборн рвал и метал в Италии, на белом пушистом ковре страшной коричневой кляксой разлился ароматный кофе, чашка с любимым напитком выскользнула из ослабевших от волнения рук. Казалось бы, киллер, но привычка сжимать пальцы в критической ситуации, выработанная годами, в этот раз его подвела. Пять часов назад ему сообщили, что его ученик пропал, сердце колотилось как сумасшедшее, злость напополам с растерянностью побуждала к действию. Все доступные ему агенты были подняты и высланы на поиски, хранители опрошены и предупреждены. Гокудера сбился с ног, обыскивая город, Хибари разослал свой патруль. Три часа назад было выяснено, что Савада Тсунаеши сел на самолет до Бостон Логан, взял с собой перчатки и пилюли, все документы, а мать считает, что он в походе с классом. Аркобалено вызвал агентов Вонголы в США, и в Логан Тсуну уже ждали, сам же Реборн придумал с десяток наказаний для мальчишки, поднявшего всех на уши. Но все это оказалось слишком поспешно. В режиме реального времени по всем каналам в новостях передавали о крушении Боинга МН 9108 Намимори - Логан. Говорили, что эта страшнейшая авария десятилетия и выживших нет. На экране красивая азиатка со строгим выражением лица вещала, что подробности не раскрываются, и теракт это был, человеческий фактор или же трагическая случайность неизвестно. На заднем фоне плакали от горя люди, не дождавшиеся родных и близких в Бостоне. На другом конце мира, как по велению судьбы, шестеро человек оказались у телевизоров именно в этот момент и смотрели, не имея сил сказать хоть слово. Реборн в своем кабинете в Италии, Гокудера на улице у витрины магазина с техникой… Где-то очень далеко за жизнь юноши боролся седой старик. Секунда за секундой. Жертвы катастрофы самые сложные. Под действием центробежной силы они вылетают с места и врезаются. Их кости разрушают внутренние органы, они получают новые и новые травмы. И невозможно оценить фактический ущерб до полной остановки. Где-то очень близко, секунда за секундой, за каждый вздох сражались люди у экранов телевизора. К внезапному удару не подготовишься. Этому не смог научить даже Реборн. Невозможно собраться с духом, он просто обрушивается из ниоткуда. И, внезапно, привычная жизнь обрывается. Навсегда.