***
— Ты меня ненавидишь? — спросила Малия тем же вечером, как обычно без спросу улегшись на скоттову кровать. Сегодня она была непривычно тиха, и теперь становилось ясно — почему. Скотт, до этого делавший вид, что спит, но на самом деле ожидавший ее, повернулся на бок так, что теперь их лица находились напротив. — С чего ты взяла? — спокойно поинтересовался он. — Я его дочь. И ты не хотел, чтобы я виделась с ним. МакКолл чуть нахмурился. «Как же объяснить? Почему слова даются с трудом, когда это необходимо?». — Я не хотел, чтобы ты виделась с ним, потому что отцы имеют свойство разочаровывать. Мне ли не знать, — Скотт невесело усмехнулся. — И я знаю Питера: он разочарует тебя, обманет, причинит боль. В конце концов, он сделал меня тем, кто я есть. — Расскажи, — в голосе Малии появились нотки живого интереса, от чего у Скотта неминуемо отлегло от сердца. — Что ты хочешь услышать? — улыбнулся он. — Все. А потом ты снова расскажешь мне что-нибудь о том, как быть человеком. — Учти, я ужасный рассказчик, — предостерег Скотт, заставив Малию приподняться с кровати так, чтобы можно было заботливо укрыть ее одеялом. — И никто не может научить быть человеком. — У тебя получается, — отмахнулась Малия, приготовившись слушать. И Скотт стал рассказывать. О том, как его обратили, как впервые встретился с Дереком, об Эллисон, о Джексоне-каниме; рассказывал до хрипоты, а когда закончил, заметил, что его волчица давно спит. «Ненавижу. Придумала тоже», — фыркнул МакКолл про себя, осторожно погладив Малию по щеке — у койотов очень чуткий сон. Но этот конкретный койот только придвинулся ближе во сне, заставив Скотта улыбнуться. С ней было не всегда легко. Малия не понимала элементарных человеческих приличий. У нее были проблемы с контролем. И еще ей было очень трудно согреться, потому что раньше у нее был мех. (Подумав об этом, МакКолл вновь подоткнул одеяло и прижался к чужому телу, приготовившись уснуть). Но иногда Скотту казалось, что он не встречал существа человечнее.***
А в доме Стилински в точно такой же позе лежали двое. Кира знала: в том, что случилось со Стайлзом была ее косвенная вина. Его мучили кошмары, связанные с Ногицунэ. И, наверное, она последняя, кто должен находиться здесь — огненная лиса. Но каждый раз, когда она порывалась уйти, он пресекал этот порыв, улыбался и говорил, что это совсем не тоже самое. Что, если закрыть глаза и прикоснуться к ней, он чувствует исходящий от нее свет. И пусть Кира еще не все о себе знала, но словам Стайлза верила, прижималась к нему и надеялась, что ее огня хватит, чтобы разогнать любую тьму из чужого сердца.