Холодные звезды

Хочешь, я покажу тебе покой? Да-да, тот самый, что только снится нам? Хочешь, я расскажу тебе о доблести, чести, храбрости? … А хочешь, о совести? Иногда именно она, а не храбрость или же героизм, толкает человека на Поступки. Именно так, с большой буквы «п». Совесть есть у каждого, как бы глубоко она не пряталась. Человек может привыкнуть убивать или же управлять другими, направляя их на смерть. Но как бы он не старался, он никогда не заглушит свою совесть. Хочешь, я покажу тебе такой поступок? Вряд ли у любого человека наберется хотя бы один за всю жизнь. Это… Редко бывает. Потому что помимо совести, нужна храбрость. Совесть не дает удрать с поля боя, а храбрость заставляет идти вперед. И… Впрочем, сам увидишь. А я покажу. *** Буревестник стоял на ремонте, меня и еще нескольких ребят выписали из медблока, больше не пичкая лекарствами и не заставляя писать нудные и до оскомины надоевшие рапорты. Мы могли свободно передвигаться по базе, нам даже допуск в тренажерные залы подтвердили. Самая отличная новость состояла в том, что Кира не попадалась на глаза мне вообще. Хотя… Однажды, я видел ее в обществе того, с кем она может теперь спокойно приговорить стаканчик-другой сивухи. А тостом может служить фраза » за то, что нас объединяет». Мерзость какая. Самое смешное, что я увидел того киборга, который шатался за Шоном все время. Шутки шутками, а он был похож на меня. Даже слишком, чтобы поверить в наше случайное сходство. Судя по всему, этот сумасшедший отвалил приличную сумму, чтобы подправить мордашку этому несчастному. Что он с ним делал за закрытыми дверьми каюты, оставалось, к счастью, тайной, оставшейся не раскрытой благодаря звуконепроницаемым стенам. Не то, чтобы я подслушивал… Просто так вышло. Я хотел тогда зайти и поговорить. Специально искал его каюту. Даже у бортового компьютера спрашивал. Не могу поверить, но мне было стыдно. По-настоящему стыдно. Перед Шоном и… немного перед самим собой. Потому, что я настолько сам исковеркал собственное «я», что понять свои же мысли порой не могу. Ха! Нет, я не рассчитывал на то, что он простит меня. Это было бы глупо, тем более, зная характер Шона… Но думал, что он хотя бы впустит меня, чтобы поговорить. Или дать по морде. Или еще что-нибудь. Да хоть что-то! Что угодно, лишь бы мне стало не так паршиво на душе! Он не пустил. И не ответил на мой вызов по комму. Просто сделал вид, что я — пустое место. Это неприятно меня задело. До такой степени, что я разбил костяшки пальцев об обшивку коридора. Потому что со всей силы саданул по стене кулаком. Больно. Но не помогло. Хотя… Прошло время. И что-то изменилось. Вдруг я опять приду и разрушу что-то такое, что строилось ценой больших усилий? Смешно. Я стал таким моралистом. Вот что одиночество и холодный, бесстрастный Космос делает с человеком. Ну и время, конечно же. Утром, в общей столовой, он подошел ко мне. Молча и медленно. Даже не смотря в мою сторону, казалось бы. — Чего ты хотел, Айзек? — оказывается, я даже забыл его голос. — Поговорить, — я вскинулся, отбрасывая ложку с зачерпнутой кашицей концентрированного синтезата. — Нам не о чем разговаривать, — он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. — Прости за то… — Простил. Давно. И… Это тоже было давно. Больше не появляйся в моей жизни, Айз. Я не хочу тебя видеть. Вообще. Никогда. — Но… — Нам больше не о чем разговаривать, — он круто поворачивается на каблуках тяжелых гравиботинок и уходит. Так же медленно, как и пришел. Я ухмыльнулся, смотря на то, как к нему подходит его киборг и учтиво кланяется, держа в руках поднос с двойной порцией еды. Шон кивает ему и что-то говорит, хлопает по плечу и направляется к свободному столику. Никто не обращает на это внимания, в пищеблоке стоит тихий шум, перекрывающийся периодически резким писком пищевого автомата, который выдает кому-то очередную порцию гов… концентрата. Мне почему-то совсем расхотелось есть. Я встал из-за стола и, вкинув одноразовый контейнер в утилизатор, потащился на выход, не обращая ни на что внимания. И пытаясь не думать ни о чем. Пожалуй, нужно было бы побыть одному, но я решил, что лучше просто выбить это невесть откуда взявшееся самобичевание из свой головы работой. А какая может быть работа у пилота? Разве что тренировка. Да и то… Хотя, это была хорошая идея. И я на весь день буквально заперся в тренажерке, гоняя себя до седьмого пота. *** Буревестник снова «встал на крыло» только через двадцать семь дней. Именно столько понадобилось, чтобы залатать все дыры и заменить взорванный двигатель. Наш экипаж уменьшился — боевые потери. И… Я написал отказ от научника. Чтобы я еще раз наказал себя подобным образом?! Чтобы еще раз искал встречи с этой сучкой? Нет, спасибо. Мне хватило. Не дожидаясь общей мобилизации, я запросил наряд на патрулирование сектора и, выстроив и вновь проинструктировав экипаж, отдал приказ стартовать. С одной стороны, было предчувствие чего-то страшного. С другой, мне почему-то не хотелось оставаться на базе. Не знаю, не могу объяснить этого. Но словно меня гнало что-то оттуда. Заставляя едва ли не нарушать правила маневров внутри стыковочного тонелля. Наш корабль едва не разнес створки, которые открывали нам выход в Космос. Я взял слишком высокий начальный разгон и из-за этого нас основательно тряхануло, когда пришлось тормозить. Но, думаю, никто из моих не обратил на это должного внимания. Это же не перегрузки седьмого уровня. Хотя, и их тоже переживали. Не расклеились. Радары работали на полную мощность — их немного усовершенствовали, переустановив платы и добавив парочку микросхем. Теперь можно было контролировать расстояние практически в половину парсека. Это можно было бы назвать научным прогрессом, прорывом техническим… На самом деле, недавно в наше распоряжение попало несколько достаточно больших обломков корабля ксеносов. И только. Первые несколько дней — все было спокойно. Вроде бы. Немного напрягала группа астероидов, которые медленно дрейфовали на расстоянии одной пятой парсека от базы — достаточно близко, но не опасно. К ним прибился космический мусор — обломки кораблей, куски тех же астероидов, раздробленных попаданиями… От них фонило, но приемлимо. Я сначала не придал этому значения, а когда сообразил просканировать эту груду камней и железа серьезней… В этот раз нам не удалось так хорошо отбиться. Их было больше, действовали они слаженней… Да и теперь мы были выслеженной добычей, а не внезапным фактором. Я едва успел поднять тревогу и отдать приказ о залпе. Нас затрясло, замигала аварийка, из стен повалили хлопья пирофага* — видно, что-то начало гореть… — Начинайте эвакуацию. Это все, что я сказал по борткому. А что еще добавить? Что спасутся не все? Что от нас останутся лишь заледенелый трупы? Если останутся… Я корабль покидать не собирался. Стоял у пульта управления, мигающего одновременно десятком кнопок и ждал, гордо выпрямив спину и скрестив на груди руки. И еще смотрел на панель — сколько аварийных челноков отстыковалось от корабля. Всего их — пять. А улетел только один. Второй. И у меня отлегло от сердца. Мурлыкая себе под нос какую-то неуместно-веселую песенку, я направил всю мощность в двигатели, убрав даже щитовое поле. И повел Буревестника на астероиды. Война есть война. ---- * пирофаг — слямзено у А. и Б. Стругацких из их серии книг «Обитаемый остров», «Жук в муравейнике», «Улитка на склоне»