Никогда

Шрам на морде — аккурат поперек переносицы, от одной скулы до другой. Вечные колтуны в длинных черных волосах. И черные же глаза. И фигура у него — шкафоподобная. И подбородок квадратный. С ямочкой. И щетина вечно колючая. Словно он не брился уже неделю. И характер ужасный. Как начнет спорить, так хоть вешайся. И потом, от него периодически воняет за версту. И под мышками не бреет. И даже не состригает, сволочь. Мужик, короче. Именно так настоящих мужиков описывают в слезливых романах. У старшей сестрицы прочел. Хотя, другой бы нас с сестрой не вытянул на своей шее один, без матери-то. А, вспомнил! Есть еще один наиболее страшный пункт его недостатков: его зовут Лу и он мой отец. Ах да, и он — мой учитель по боевухе. Ну и самая малость — для меня стали попросту невыносимыми его уроки. В последнее время. И нет, не потому, что он усилил нагрузки до предела. Моего, не его, конечно же. Просто потому, что мне становилось немного трудно дышать, когда он был рядом. Или когда касался меня, хотя бы для того, чтобы заставить сесть на шпагат еще глубже. Или прогнуться в спине так, что моя же собственная задница соприкасалась с моими плечами. Или и то и другое одновременно. Чтобы обладать боевым искусством Шииро, нужно иметь идеальную растяжку и крепкий дух. А я пока что, как мой батя приговаривает — малохольный еще. Птенчик. Дрищ. Сопливый сосунок. Я могу уложить Лу на лопатки, приставив к его горлу кончик боевого шеста, только в мечтах. И, тем не менее, я не унываю. Отец учился куда дольше тех пяти лет, что он истязает меня. А я за эти пять лет научился называть его по имени. Научился сворачиваться в такие узлы, каким позавидовали бы гадюки, сплетающиеся в брачный узел. Научился отвечать за свои слова и поступки. И замечать мельчайшие акценты, неточности, детали. Все это — ради одного человека. Не то, чтобы он был моим кумиром или центром мира, ради одного взгляда которого, я готов был бы пасть ниц. Это другое. Что? Я и сам не понимаю до конца. Просто… Эй, пожалуй, нет, все очень сложно. Хотя бы то, что я не понимаю, как дошел до такого. Как смог возжелать собственного отца. Или даже не так: как возжелал — понимаю. Почему… Почему, раз я такой неправильный, почему же хотя бы не сестру? Улыбчивую милую Аат? Не могу понять. И тягощусь от этого. Точно так же, как и от того, что все сложнее и сложнее скрывать то, как возбуждает меня порой то, что происходит на тренировках. И от этого иногда хочется умереть. *** С сестрой разговор не вышел. Она всегда была зазнайкой, держала свой курносый носик высоко поднятым и считала, что во всем я сам разберусь. Даже, когда мне действительно нужна была помощь. А я хотел поговорить. О Лу. Об отце. Просто потому, что почувствовал, что так продолжаться больше не может. Нет больше сил смотреть на него. Нет больше сил понимать степень своего падения и порочной страсти, которая бурлит в крови, мешая нормально спать по ночам. Единственная женщина в нашей семье отреагировала на мои слова о любви к отцу равнодушно, пожав плечиками и фыркнув так, словно это не ее младший брат сейчас распинается перед ней. Так, словно ничего не выходит за пределы нормы. Быть может, отец смог воспитать лишь меня? .. Да и то… Аат интересуют лишь богатые женихи, красивые серьги и браслеты, да тончайшей нити такни. И ни разу она не говорила со мной по душам. Мы все живем в одном доме, едим все вместе, но никогда практически не говорим. Вот и семья. Может, все именно поэтому так… плохо? Я хотел бы, чтобы все было иначе. Чтобы мы были дружны. Чтобы Аат без умолку тараторила бы… да хоть о тех же нарядах своих! Чтобы Лу улыбался чаще, и я бы звал его не по имени, а отцом. И любил бы его как отца. Только как отца. Как самого близкого человека, которому можно было пожаловаться в детстве на разбитую коленку. И на укус пчелы. Я бы хотел быть самым обычным сыном. Хотел бы иногда хулиганить, бегать с мальчишками с нашей улицы по пыльной мостовой, пиная мяч… В итоге — уже пятый год напряженных тренировок, недовольства отца и постоянной боли. В выворачиваемых намеренно суставах, в мышцах, эластичность которых нужно закрепить, в сердце, душе… Потому что Он на меня не смотрит иначе. Как на неудачника. Я не могу, хоть и пытаюсь, соответствовать его требованиям. Я слаб и не могу ничего с этим поделать. Тут поможет только время и все те же упражнения. Я даже на руках долго не могу стоять, даже при помощи Лу, который помогает мне держать стойку и растягивает мои ноги в шпагат. Просто потому, что он в этот момент видит мою промежность. А ноги и так не надо раздвигать. И сколько раз я так фантазировал, что он снимает с меня одним рывком тренировочные легкие штаны, как грубо, слегка брезгливо оглаживает мой вставший член… Как потом, приказывая мне не шевелиться, держать стойку, он бы сплюнул на мою подставленную задницу и начал бы размазывать слюну по входу в мое тело… Сначала одним пальцем, потом вторым… Я бы стонал и изо всех сил старался бы устоять, хотя руки бы уже к этому времени занемели бы, и я не чувствовал бы пальцев. Своих, не его, хозяйничавших внутри меня, мявших и растиравших, дающих надежду на то, что Лу пойдет дальше. На то, что он сделает меня своим… Не только своим сыном. И вот, когда с меня уже градом льет пот, выступивший от напряжения, он бы ослабил шнуровку и… *** Едва я вышел из комнаты моей дорогой сестренки, как отлетел обратно, так и не успев закрыть дверь, что, наверное, к счастью. Просто потому, что дверь бы не смягчила моего полета. Наверное, позже, на челюсти нальется сочный фиолетово-зеленый синяк. И хорошо, если челюсть не сломана. Удар у отца жесткий, как никогда. — Чтобы подобного я больше никогда от тебя не слышал. Сын, — я никогда не видел Лу таким злым. Разъяренным. Готовым разорвать меня на мелкие клочки. И все, что его от этого удерживало — скорее всего, отдаленное понимание, что я все же его сын. — Никогда, — он сквозь зубы прорычал это и вышел, оставив меня в комнате одного, вместе с перепуганной сестрой, вжавшейся в этот момент в стену и прижавшей ладошки ко рту. Бохнула дверь. А я приложил пальцы к саднящей губе и, увидев на ней кровь, криво улыбнулся, не столько от досады, сколько от боли. И повторил: — Никогда…