Кусочек пиццы

Мы всё-таки увиделись с Чонином до моего отъезда в Пусан. Ким разбудил меня довольно рано. Из-за сна я даже не сразу поняла, что звонит мой парень, он хочет встретиться как можно скорее, пока я не уехала. Чонину, на секундочку, пришлось перезванивать мне три раза, чтобы я точно проснулась. Но он смеялся при этом, а ещё громче смеялся, когда увидел меня, всю такую растрёпанную и сонную, выбегающую из своего дома навстречу к нему. Серьёзно, я уселась в машину, громко хлопнула дверью, кинула сумку назад, навалилась на спинку своего сидения и посмотрела на Чонина, едва имея силы хоть как-то приоткрыть глаза. Чонин смеётся: - Восемь утра. Нельзя быть настолько сонной в этот прекрасный час, - слащаво протягивает парень, поправляя свою чёлку. Я на автомате зеваю, но это лишь заставляет его вновь засмеяться. - Ты уже соскучился? – бурчу я, пытаясь шире раскрыть глаза, чтобы лучше разглядеть Кима. Не получается, клянусь, невозможно. Голова сама падает на плечо. - Даже не начинал это делать. Дома тухляк, - хихикает Чонин. Он не торопится отъезжать, даже не заводит мотор машины. Продолжает смотреть на меня с ухмылкой, которую я вижу расплывчато, и ждать чего-то. Я попыталась закатить глаза; это, разумеется, не вышло. Чонин вновь расхохотался, но потом почистил горло. Кажется, он внимательно и со всей серьёзностью посмотрел на меня. - Ладно, я позвал тебя не за тем, чтобы ты в полусонном состоянии сверлила меня недовольным взглядом. Неужели мне придётся будить тебя насильно? – риторический вопрос парня застревает где-то в воздухе, висит там до тех пор, пока я не начинаю хлопать глазами из-за того, что Чонин уверенно приближался своим лицом к моему. Удивительно, как быстро мои глаза распахнулись: стоило мне ощутить на своей щеке дразнящее горячее дыхание Кима, и пробуждающие мурашки побежали по моей спине. Чонин внимательно следил за моей реакцией. Его пухлые губы легонько коснулись моей щеки, а затем и мочки уха. Я вздохнула, прикрывая глаза. Ну и пусть, что он там самодовольно усмехается. По этим прикосновениям я буду скучать целую неделю. Чонин требовательно схватил меня длинными пальцами за подбородок, будто специально не разрешая утонуть в наслаждении. Парень впился в мои губы так резко и требовательно, что я от неожиданности даже открыла рот. Ким Чонин воспользовался и этим. Он не давал и секунды отдыха моим губам, а я уже окончательно вошла во вкус, запуская руку в его волосы и с удовольствием оттягивая кончики. Удивительное умение Чонина – он целует меня так, что я забываю обо всём вокруг, в то время как низ живота приятно тянет, а сердце колотится. Жара. Ким выпускает мои губы из плена на секунду. Будто специально, показывая, куда он устроил свою руку теперь. Я чувствовала её на своей ноге. Сначала на колене, а потом выше, потом ещё выше. Чонин сначала будто вырисовывал на ноге понятные только ему узоры указательным пальцем, но стоило ему вновь вцепиться в мои губы, как я почувствовала, что сильная мужская рука чуть сжала мою ногу. Я ахнула в поцелуй. И всё закончилось. Чонин резко отстранился от меня, принял позицию водителя и сделал такое лицо, будто секунду назад это кто-то совсем другой терзал мои губы, а вместе с ними и ногу. Я лишь недовольно и непонятливо моргала, пытаясь отдышаться, вжимаясь в пассажирское сидение. Будничным тоном Чонин заявил: - Вот была бы ты в юбке, всё бы сейчас закончилось иначе, - пожал плечами парень. Мои и без того красные щёки от такого прозрачного намёка покраснели ещё сильнее. Парень самодовольно улыбнулся, заводя мотор машины. - Ты… - воздуха всё ещё маловато, - издеваешься надо мной, Ким Чонин! – и дело не в пошлом намёке, а наоборот. Он прекрасно знал, я ему уже и намекала, что хочу попробовать, кхм, заняться сексом ещё раз, я действительно в этом заинтересована, потому что на этот раз всё должно было получиться иначе. И сейчас, после такого горячего поцелуя, он выдаёт мне… вот это? - О, нет, дорогая, я ещё даже не начинал, - Чонин уже управляет машиной. – Я тебе прямо говорю, что хочу увидеть тебя в юбке. Или даже просто – хочу тебя в юбке, - Ким пожал плечами. Я прикусываю губу. Наверное, мои щёки никогда не перестанут краснеть из-за него. Несложно догадаться, что правило Чонином, когда он прибыл ко мне так рано. Стоило мне отдышаться, как Ким начал спрашивать у меня о реакции Бэкхёна. Он внимательно слушал, щурился и хмыкал. Потом, когда он решил отвезти меня на завтрак в небольшое кафе, большую часть времени Ким молчал, медленно потягивая кофе и задавая парочку незначительных вопросов о реакции Бэка. Я и не думала, что это настолько его интересует. После завтрака Чонин честно сказал, что «вообще не романтик», и хотел, чтобы я распорядилась оставшимися часами вместе сама. Я подумала, что когда-нибудь мы всё же сходим в театр, как я и хотела всё время с самого прибытия в Сеул. Однако точно не сегодня. Я попросила поехать в парк – спасибо за то, что погода была идеальной. В такое раннее время парк совсем пустовал, мы были едва не единственными, кто отважился гулять. Чонин медленно плёлся за мной, а я пыталась сфотографироваться, поймав в кадр яркое весеннее солнце. Я и к Чонину приставала с просьбой о фото, но тот постоянно недовольно отнекивался, а потом и вовсе заявил: - Я собираюсь купить тебе новый телефон. Скажи мне, какой именно ты хочешь. Я чуть свой-то мобильник после этого не уронила. - Купить мне? Зачем? - Ты свой кирпич видела вообще? Он не только устаревший, но и битый, как будто ты его молотком испытывала. Как любитель хорошей техники, я не могу на это смотреть. Вяло улыбаюсь. - Так я и работаю на твоего отца ради того, чтобы купить себе мобильник, - пожимаю плечами. - Вот, а мне не нравится, что ты на него работаешь, - деловито заметил Чонин, и когда я вновь начала отнекиваться, он закатил глаза. – Всё. Уже жалею, что спросил. Сам выберу. Я нахмурилась. - Ты меня ставишь в неловкое положение своими подарками, - чистая правда. У меня не так много денег, единственный сюрприз, который я решила устроить Чонину, и так был оплачен им самим, а вот подарки от Кима сыплются на мою голову в последнее время с неимоверной скоростью. Как Чжеиль и говорила, Чонин покупал мне некоторые вещи, когда мы были в ссоре. Он буквально на днях отдал мне пакет с ними, и это забавно, но внутри были кеды и худи – похожие есть у самого Чонина, а ещё красивый серебряный браслет. Я очень растрогалась, мне было безумно приятно, но как только я представляю, что это всё стоит денег, мне становится очень не по себе. А как я буду «расплачиваться»? Неправильно, что подарки делает только он. - Какое ещё к чёрту неловкое положение! – слишком громко воскликнул Чонин, и я даже подпрыгнула. - Я хочу тебя порадовать, потому что люблю, о каких неловких положениях может идти речь? – парень хмурится, смотря мне в глаза. У меня внутри ёкает сердечко. - Хочешь меня порадовать потому что что? – переспрашиваю я, чувствуя, как всё внутри ликует. Пожалуйста, пусть он говорит мне такие слова чаще, ведь они оказывают самое сильное влияние. Чонин продолжает смотреть мне в глаза несколько секунд, а потом выдаёт: - Даже не думай, что я повторю. А уже вечером я прибываю в Пусан, и у меня начинаются полноценные каникулы. Папа меня держит чуть на расстоянии – оно и понятно, после прошлого моего раза в этом городе он, наверное, считает меня сумасшедшей. В понедельник я вообще просто валялась на своей кровати и только переписывалась с Чонином, Бэком и Хёкён. Потом, зато, всё же выползла на улицу. За несколько дней я уже и повидала бабушку, и умудрилась встретить на улице бывшую одноклассницу, которая без лести отметила, что я выгляжу лучше. Вместе с Юнми, по просьбе отца, я хожу по магазинам, помогая выбрать мачехе одежду, слушая её скучное жужжание про её родственников, а в особенности про Хунг и Хонг – про них вообще слушать противно, одна же с Чонином встречалась. Только усугубляю ситуацию потом, когда спрашиваю у Хёкён, сильным ли бабником был мой парень раньше, и когда подруга отвечает положительно, то я злюсь. Но потом остываю – сейчас ведь мы вместе. Папа отходит лишь к среде, и барьер, который не сильно напрягал меня всё это время, ослабевает на вечернем ужине, где мы ели принесённую из кафе еду, потому что Юнми всё ещё плоховато готовит. Отец спрашивает о моих успехах в школе и на олимпиаде, спрашивает об учительнице английского и странном однокласснике (тут я нервно смеялась). Уговаривает сходить и послушать лекцию по английскому в школу дополнительного образования, и на это я трачу весь четверг – лекция длилась около пяти часов, а суть была в том, чтобы разрекламировать это заведение как можно больше. Папа с надеждой интересуется у меня об итогах, но когда я отрицательно качаю головой, он всё понимает. В тот день, а это была пятница, Юнми не работала. Утром мы съездили в огромный продуктовый магазин, нас вновь просит об этом папа, будто надеется, что мы подружимся. Бесполезно, честно говоря, хотя и попытки Юнми приблизиться ко мне в штыки я воспринимать не могу. Мачеха несколько часов подряд рассказывает мне что-то, что я толком не слушаю, а притихает лишь тогда, когда мы возвращаемся в квартиру. Она красит ногти за кухонным столом, я сижу рядом и ем мороженое, которое выпросила мне купить. Юнми докрашивает одну руку, и, лихорадочно дрыгая ею, чтобы скорее высушить, другой рукой она включает телевизор, долго щёлкает каналы (к тому моменту я уже почти доедаю своё мороженое), а когда выбирает какую-то дораму и уже откладывает пульт, то она резко прерывается на новости. Девушка негромко чертыхается, а я привстаю со стула, планирую выкинуть этикетку от мороженого и собираюсь уходить. Но останавливаюсь. - К свежим новостям. Жители элитного района в пригороде Сеула сегодня утром стали свидетелями операции по захвату опасных преступников, подробности которой всё ещё находятся в секрете. Наша съёмочная группа отправилась на собственное расследование, - отчеканила ведущая новостей, гипнотизирующим взглядом притягивая внимание к себе. - Нет, ну ты посмотри, - бурчит Юнми. – Даже людям ничего рассказать не могут. Что у нас за страна такая? Я на секунду отвлекаюсь на мачеху и киваю, вновь собираясь уйти в свою комнату, но всё равно остаюсь на месте. На экране телевизора теперь корреспондент с огромным микрофоном и женщина с недовольным выражением лица и огромной красной шляпой на голове. Её противный голос режет по ушам. - Это было часа три назад! – скандирует она. – Я вышла на крыльцо нашего дома, но вместо привычной картины увидела, наверное, около пяти полицейских машин. У меня такая паника началась, такая паника! То ли мужу звонить, то ли обратно в дом бежать! – негодует женщина. – А потом меня заметил один полицейский с огромной собакой, да я когда эту собаку увидела, решила, что она меня съест сразу же. Полицейский меня начал загонять обратно в дом. Я так испугалась! Да вы посмотрите, всё до сих пор жёлтой полосой оцеплено. Ужас, что я пережила, просто ужас. - Вы одна это видели? – спрашивает нетерпеливый корреспондент. - Да, я одна, по счастливой случайности. Я тут почти всех знаю, все работают в это время, я тоже, но сегодня мне нездоровилось, поэтому я осталась дома. И вот тебе – надо же! Полиция точно знала обо всём! - А что-то ещё? Может быть, вы слышали какие-то звуки? – допытывается корреспондент. Ему, конечно же, совсем наплевать на состояние женщины. - Да я видела! После того, как меня загнали обратно в дом, я видела, как целую шайку выводили вон из того дома, - я отвлекаюсь и не вижу, на какой именно дом указывает женщина. – Молодые парни, лет, наверное, по двадцать. Лучше бы дома сидели! Я видела такую вот банду, их около десятка было, ну точно. И собаки на них сильно лаяли. Ужасно, ужасно! Их схватили за запястья и так согнули, – женщина подпрыгивает, а потом наклоняется, - лицо увидеть было невозможно, но их даже били, один так брыкался! Я видела всё через шторку моего окна. Тут даже скорая помощь была. Одного увезли на скорой! Банда. Их около десятка. В горле почему-то пересыхает. Юнми охает. Следующий кадр на телевизоре – дорога между домами, та самая жёлтая лента, несколько людей в форме, служебные собаки. Двери какого-то коттеджа открыты настежь, как и окна. Корреспондент отчаянно выпрашивает интервью у полицейского. - Пожалуйста, хотя бы пару комментариев о случившемся, - умоляет он. – Что это было? Что за операция? Местные жители ничего не понимают. - Мы уже не раз повторили, что это секретно. Подробности поступят в ближайшие дни, причин для паники нет. Эта операция заготавливалась уже очень давно, - нехотя отвечает полицейский. – Мы поставим каждого жителя в известность. Причин для паники нет. - Но что это было? Что здесь произошло? Преступление? Здесь кого-то убили? Это опасная зона? – допытывается корреспондент. Полицейский, кажется, закатывает глаза. - Это касается только полиции. - Но хоть что-то! – вымаливает корреспондент. Пауза. Почему сердце колотится? - Мы можем сказать, что вышли на след банды преступников, поставивших несколько лет назад всю Корею на уши. Если вы, конечно, помните то самое ограбление банка. И я резко всё осознаю. Осознаю, что за шайка из десяти человек, кто именно был задержан, осознаю, какие дела были у Бэкхёна, Чонина и других. Осознаю, почему сейчас я в Пусане. Осознаю всё это, и что-то ломается где-то около сердца. Я смотрю на то, как гаснет экран телевизора. Подобно что-то гаснет внутри меня. Я хватаюсь за столик, но влажные пальцы соскальзывают. А у меня сейчас земля уходит из-под ног, и опора просто необходима. Кислород резко заканчивается, заставляя меня бултыхаться в спёртом воздухе. - С…ми? – слышу голос мачехи отдалённо и плохо. Перед глазами проносится всё. Бэкхён, смеющийся над моими шутками несколько лет назад. Взгляд Чонина в нашу первую встречу. Сехун с Bubble Tea. Ссора с братом. Чанёль у нас в квартире. Поцелуй с Чонином. Мне больно. Будто я – совсем не я, и что-то странное творится внутри и вокруг. Я даже не помню, как оказываюсь в комнате, как хватаю телефон. Ощущаю только надежду внутри себя, но когда вижу уже восемь пропущенных вызовов от Хёкён, смысла надеяться я уже не вижу. Я прихожу в себя. Время от времени. Вот я доказываю что-то Юнми. Всё плывёт. Представляю, как ребятам заламывают руки. Как их ведут в полицейскую машину. Как Чондэ начинает брыкаться, но ему ударяют в спину. Чувствую этот удар сама. Что, если я больше не увижу их в ближайшие годы? Помню, что Юнми громко бренчит ключами в панике. Я говорю по телефону с Хёкён. Её голос дрожит, а я повторяю только два слова. «Нет, пожалуйста». Эта мантра бездейственная. Я реву. Хёкён заплакала вместе со мной. И в этом хаосе я отделяюсь от самой себя. Будто возвращаюсь в тело только иногда. Но всё равно не понимаю ничего. Мы с Юнми в машине. - Боже мой, пожалуйста, объясни внятно, Сун… - просит мачеха. - Юнми, я прошу, как можно скорее. Езжай как можно скорее, - я не узнаю свой голос. Ругаюсь. Негодую. Мысленно. Ненавижу то, что произошло. Они знали? Знали, что что-то пойдёт не так? Сослали меня сюда, чтобы я не видела? Рыдаю от боли, шока и типичного непонимания того, что будет дальше. Их посадят? Это точно, их посадят. Сколько им дадут? Пять лет? Десять? Меня трясёт. Мы говорим с Хёкён каждые полчаса. - Я просто не понимаю, что произошло, - она всхлипывает. – Мы с Тэмином в участке. Я ещё никого не видела. Их заводят на допросы поочерёдно, - я вытираю слёзы. – Тэмин знал, все знали! Он пришёл ко мне и сказал, что нам нужно поговорить. Он сказал, что мой племянник в опасности, и когда я спросила, что не так, то он просто ответил мне, что он в тюрьме, и ему реально светит срок. Мой брат пока что не знает, но... Боже. Я задыхаюсь от слов подруги. - Пожалуйста, пожалуйста, сделайте так, чтобы я смогла увидеться хоть с кем-то… Хёкён, это очень важно, - всё внутри изнемогает от боли. Мы едем медленно, меня это бесит, но поделать ничего не могу. До Сеула около часа. Слёзы уже не текут. Кончились, кажется. Словно обезумевшая, я звоню то Чонину, то Бэку. Я не знаю, какого чёрта я это делаю. Но гудки будто дают мне надежду на ответ. Который я всё равно не получаю. Помню, как сладко поцеловал меня Чонин напоследок. Помню, как крепко к себе на прощанье прижал меня Бэк. Больно. Юнми привозит меня по адресу, который выслала Хёкён. Я упускаю, куда потом девается мачеха. Я в тот момент вижу Хёкён, которая стоит, вжавшись в грудь Тэмина. Они стоят на крыльце, и когда Ли видит меня, то он что-то говорит подруге, и та поднимает взгляд на меня. Ветер дует. И у меня в тот же момент слёзы растекаются по щекам. Как дальше вообще жить? Подруга уже успокоилась. Наверное, эмоции охватили её неожиданно, сейчас Хёкён уже не плачет, но меня тепло прижимает к себе. С пониманием. С любовью. - Что будет дальше? – я шепчу. - Я не знаю, Сунми. Я, честно, просто не имею понятия. Я никогда до этого не была в полицейских отделениях, никогда раньше не видела тюремные камеры. Мы сидим в каком-то холле вместе с Хёкён. Вокруг просто тихо, слышно лишь звук тиканья часов, перегорающей лампы и мои всхлипы. Стены вокруг оливкового цвета. Кажется, меня подташнивает. Тэмин договаривается где-то о свидании. Хёкён говорит, у него тут работают знакомые. - Вы давно тут? – шепчу я. - Часа три. Приехали через два часа после того, как их задержали. Тэмин говорит, они тут надолго. С ними будут долго разбираться. Допросы, проверки, суд, скорее всего. Их, скорее всего, развезут по разным полицейским участкам и оставят в камерах временного пребывания до того, пока всё не разрешится. Сердце колет. - Хёкён. Их посадят? Подруга молчит. Я дрожу. - Хёкён? - Я даже не знаю, что они натворили. Но Тэмин сказал, что всё не так уж и хорошо. Едва удаётся сделать глоток воздуха. За что нам всё это? Мы сидим так довольно долго. Потом я засыпаю на плече подруги. Мне снится мой Чонин. А когда кто-то дёргает меня за плечо, то из-за сна начинаю думать, что это Ким зовёт меня к себе, но потом я вижу уставшее лицо Тэмина, и тяжкая реальность обрушивается на мои хрупкие плечи. - С допроса на данный момент освобождены Ким Чондэ, Пак Чанёль и Ким Чонин. Я верно понимаю, что тебя интересует свидание непосредственно с последним? – Тэмин присаживается передо мной на корточки. Я подскакиваю, а парень от неожиданности едва не падает, перекатываясь на пятки. Подруга, сидевшая рядом со мной, тоже встрепенулась. - Да, пожалуйста, я прошу, - стараюсь ловить прозрачные слёзы ещё на ресницах, но не успеваю. – Мне нужно увидеться с Чонином и Бэкхёном. Мне нужно… - Придётся ещё немного подождать. У вас будет не больше десяти минут, вы будете в одной комнате с охранником, но это лучше, чем через стекло перезваниваться по телефону. Да? Я киваю, надеясь, что Тэмин просто сдержит своё обещание. И он сдерживает его. Около пяти раз Тэмин ещё бегает из холла в холл, за это время Хёкён передаёт мне наставления для Чонина сквозь накатывающиеся слёзы. В конце концов, Ли приходит вместе с полицейским в форме. По его командам я двигаюсь по длинным холодным коридорам, меня заводят в какие-то тёмные углы, лишь потом мы выходим к нескольким камерам, внутри которых находится стол и по два стула. Двери во все камеры открыты. Меня заводят в одну и говорят ждать. Я трясусь. Не то от холода, не то от препятствий, которые приготовила мне жизнь. Тут пахнет мокрой штукатуркой и хлоркой. Полицейский подходит ко мне ещё раз, обыскивает мои карманы, заставляет снять джинсовую куртку. Мне от этого неприятно, но я держусь, хоть и даже представить не могу, что с минуты на минуту увижу Чонина. Я отвлекаюсь на разглядывание исписанной маркером стены, но когда слышу приближающиеся тяжёлые шаги, то тут же подпрыгиваю со стула. И не зря. Я вижу его, а слёзы крупным комом сами подступают к горлу. Я не хочу это контролировать. Мне не до того. Я вижу Чонина. Его заводят в камеру, закрывают дверь, охранник становится рядом с нею и оповещает, что у нас семь минут. Я смотрю на родного, любимого человека, и не могу поверить, что наша жизнь вновь выставляет такие преграды. Чонин хмур. Его руки, к счастью, были расцеплены из оков наручников перед входом сюда. Он одет в свою одежду. Я рада. И мне больно одновременно. Ничего тяжелее я ещё не испытывала. Он исподлобья смотрит на то, как я плачу. Лампочка в тёмной комнатке шебаршит. Я сжимаю губы, когда Чонин делает шаг в мою сторону. Его взгляд уставший, а моё сердце готово выпрыгнуть из груди. - Иди ко мне, - аккуратно произносит он, будто проверяет меня. И я прохожу проверку, потому что бросаюсь в такие необходимые мне объятия. Я вцепляюсь руками в сильные плечи, будто пытаюсь оставить воспоминания о нём хотя бы на пальцах. Чонин крепко прижимает меня к себе. Я чувствую, как намокает рукав его футболки. Рыдаю в голос. Ким аккуратно поглаживает меня по спине. Я не хочу отпускать его. Кто знает, сколько ещё мы не сможем вот так вот ощущать друг друга? Я рыдаю от боли, любви и от того, как меня душит вся эта ситуация. - Меньше всего я хотел становиться причиной твоих слёз, - говорит Чонин. Всё внутри у меня ломается. - Вы все знали, что это произойдёт? Вы догадывались, что что-то пойдёт не так? – хриплю я. Ким отодвигается от меня. - У вас пять минут, - охранник. - Знали. Трудно не знать, когда отец Тэмина расследует дело о банке. Но для нас всё равно это вышло неожиданно. Мы не должны были… оказаться здесь. После информации о Тэмине многое вновь становится на свои места. - Как они узнали обо всём? – вытираю слёзы с щёк в сотый раз за этот день. - Ещё не знаем. Может быть, всплыли новые свидетели. Это дело держали в секрете, - голос Чонина такой уставший. - Сейчас проблема в другом. Ты можешь проследить за состоянием Чунмёна? Он в больнице, Тэмин знает точный адрес. Я охаю, но тут же киваю. Сегодня удивляться чему-то уже попросту бесполезно. Значит, они всё-таки спасли его… Повисает молчание. Слёзы до сих пор текут по моим щекам, скатываясь на шею, когда я смотрю на Чонина и ловлю его беспомощный взгляд на себе. Мой человек, моя любовь, частичка самой меня сейчас находится в таком дерьме, а я даже не могу ему помочь. Я даже не могу ничего сделать. Чонин берёт мои ладоши в свои, прикладывает их к своим щекам, прикрывает глаза. Ему тоже плохо. Я вою. Я вспоминаю все наши с ним моменты, и это ломает меня больше всего. Его теперь оставят в тюрьме, и мы, скорее всего, будем видеться лишь на таких коротких свиданиях на протяжении нескольких лет. - Три минуты. - Скажешь мне что-нибудь ещё? – с опаской спрашивает Чонин, и внутри от его тона становится ещё больнее. Он будто боится, что я могу развернуться и уйти. Чонин будто думает, что я вот-вот скажу ему о том, что всё, что было между нами – ошибка. Но я не могу и не хочу. Шоколадные глаза посмотрели с надеждой. - Ким Чонин, - я хриплю. – Я всё ещё люблю тебя. Чонин прижимает меня к себе. Это – именно те слова, которые были необходимы ему, я это чувствую. Новая порция горячих слёз, я всхлипываю, Чонин пытается меня успокоить. Моё сердце неспокойно. Казалось бы – вот он, мой Чонин, и мы сейчас вместе. Но я понимаю, что совсем скоро нас разлучат. Я долго мучаюсь, прежде чем задать следующий вопрос. Но охранник подгоняет. Совсем скоро Чонина не будет рядом со мной. - Что теперь будет?.. – я шепчу. Чонин отвечает сразу: - Я не знаю. Мы все понятия не имеем, - он вновь отстраняется. – Мне… мне следует сказать, что ты должна начать жить своей жизнью, что ты должна забыть обо всём, что было, но… Я не могу себе позволить сказать это. Я больше не хочу терять тебя. Я хочу, чтобы ты всегда была моей. Прости меня, но я такой эгоист. Моё состояние сегодня – минус десять из десяти, но слова Чонина действуют исцеляющее, зарождая солнечную погоду внутри меня. Реветь, смеяться – я уже не знаю, что я должна делать. Я смотрю в любимые шоколадные глаза и вздыхаю. Каждое его слово я хочу оставить в памяти. Я тоже не хочу терять его. - Это не самое подходящее место, но я не романтик, к тому же чёртов эгоист, поэтому я должен быть уверен… - негромко говорит Чонин. Я волнуюсь. – Когда я освобожусь… Ты будешь согласна стать моей… навсегда? – я перестаю дышать. – Бён Сунми, ты будешь готова стать моей… женой? Сердце громко ударяется о рёбра. Я смотрю в любимые шоколадные глаза. Вновь слёзы. Чонин обеспокоенно вздыхает, потому что не понимает моих эмоций, но я слишком многое пережила за этот день. Ким нервничает, он дёргается, когда охранник начинает двигаться в нашу сторону. Я смахиваю горячую слёзу и через силу улыбаюсь. Улыбаюсь, киваю, а когда вижу огонёк в глазах парня, тянусь в его объятия. Чонин целует меня в макушку, сильно прижимая к себе. Мой ответ состоит из двух букв. Другого варианта и быть не может.