200 зим

Чанель очень долго сидит в машине на парковке не в силах даже разжать напряженные пальцы, до того сильно стиснул руль и пропал — уставился отсутствующим взглядом в точку на стене и задумался. Там он видел лицо улыбающегося ему несколько часов назад Бэкхена, трогательно крутящего обручальное кольцо на тонком пальце, и разговаривающего мягким голосом. О ребенке. Об их, на секундочку, ребенке. Сука. Чанелю кажется что за эти годы он забыл этот маленький факт — он перестал думать категориями «семья» и «родители» и заочно начал воспринимать Минсока только своим. Забыл, что Минсок ему не принадлежит, что у него есть второй папа, папа, благодаря которому он и появился на этот свет. И вот он пришел за ним. Он пришел не просто так, он пришел не за деньгами или за документами, даже не для того чтобы сказать что Пак Чанель козел — он пришел за ребенком, и это, пожалуй, было для Чанеля самым страшным. Он ничего не требовал — просил, и теперь в роли судьи и палача выступал альфа, и он знал, что за любое свое решение будет отвечать перед ребенком и собственной совестью, которая и без того душит его уже который год. В его голове этот звучит очень логично. Два простых варианта — подпускать Бэкхена к сыну или же нет. Все. Один пистолет и две пули. И он хочет чтобы обе достались ему. Потому что Минсок этого не заслужил — решать что-то сейчас или же потом. Чанель не знает, как подойти с этим вопросом к ребенку. Хэй, малыш, ты никогда не видел своего папу, но, может быть, хочешь с ним познакомиться? Да, я, наверное, за эти годы внушил тебе, что твой папа тебя не любит или не хочет видеть, потому что сам был не в состоянии смириться с его уходом и переложил с себя всю ответственность, хотя должен был заботиться о тебе, но давай ты все быстренько забудешь и мы будем играть в семью? Потрясающе, Чанель, премия «отец года» достается тебе. Альфа бьется лбом о руль — он себя искренне ненавидит. Он не собирается оправдывать себя тем, что когда Минсок родился он сам был с ветром в голове и ничего не знал о детях, пытался работать потому что семья не была богатой и маленький ребенок — это очень дорого, и альфа скорее был белкой в колесе, нежели молодым отцом. До этого во вселенной Чанеля существовал только один вариант — неприступной глухой обороны, сколько бы Бэкхен не пытался осадить его замок при помощи юристов или адвокатов. Как только появились деньги Чанель позаботился о самом главном — безопасности. В первую очередь, юридической. Ему не хотелось по прошествии нескольких лет остаться без ребенка и точно так же не хотелось бы чтобы Бэкхен, узнав о внезапно большом состоянии Пака, вернулся обратно. Дедушки и дяди по линии папы омеги пошли туда же — лесом. Хоть какая-то эфемерная возможность поддерживать связь с ребенком оставалась только у Бэкхена и то он ей не пользовался, только передавал подарки через своих адвокатов. В таком взаимодействии было много плюсов и лишь один главный минус — все зависело от желания омеги. И вот теперь, когда он внезапно переосмыслил что-то в своей голове и захотел вернуться, Чанель не может позволить себе задушить его потуги на корню, потому что это будет нечестно по отношению к сыну. Минсок заслуживает папу каким бы он не был и Чанель не хочет врать самому себе мыслями о том, что Бэкхен слишком плох для этой роли. Бэкхен все еще остается законным родителем, он носил этого ребенка под сердцем и, вероятно, так же страдал тогда и страдает до сих пор. Тут Чанель пытается себя остановить — у него появляется жалость к Бэкхену и, конечно же, вина. Он во всем виноват. Лухан может написать целую книгу о том, что «если омега не захочет то ничего не будет», но Чанелю кажется что это детский сад и нелепые попытки его успокоить. То, что у омеги начинается течка, не значит, что с ним обязательно надо спать, и тем более делать детей. Это не значит, что надо начинать нелепые отношения, которые держатся только на редком сексе и взаимном желании позлить родителей. Чанель откидывается на сиденье и упирается взглядом в крышу бентли. Он пережил такой долгий, тяжелый день, но устал именно сейчас за эти 15 минут, полных кислых сожалений и воспоминаний. Он чувствует себя маленьким и жалким. Он не знает, что будет правильно — промолчать или начать орать (только на кого? кто, кроме него, в ответе за все это?), позвонить Бэкхену и послать его куда подальше или молча увезти сына на Аляску и спрятать, сделав вид что ничего не было. Дома его ждет Кенсу. Сегодня они не созванивались и почти не переписывались — омега сказал только, что они с Минсоком вернулись домой и будут заниматься. Больше ничего не спросил — не хотел беспокоить, хотя Чанель сейчас побеспокоился бы о чем угодно но не о происходящем в своей голове. Редкий стук в окно — охранник парковки поинтересовался, все ли в порядке, и Чанель с трудом отодрал себя от кресла и кивнул головой — нет, все не в порядке. Наверное, Кенсу сейчас единственный с кем он хотел бы поговорить.

***

Вообще они все еще продолжали достаточно активные занятия — развивающие книги и игры и все упражнения на моторику рук, которые Кенсу только мог найти и вспомнить. Было видно, что Минсоку это надоедало, но он старался. Кенсу подбадривал его сладостями и мультиками и молча ждал — кто бы подбодрил его? Было очень сложно целый день не тревожить альфу и терпеливо ждать его возвращения, словно приговора. Что они решат? О чем будут говорить? Чего хочет Бэкхен? Вернуться в этот дом, семью? Может быть, денег? Господи, пожалуйста, пусть просто денег — Кенсу сам готов пойти работать. Минсок аккуратно трогает его за руку — Кенсу моргает и наконец возвращается в реальность из своих панических переживаний: — Что такое, малыш? — Как пишется слово «манипуляция»? — Ого, ничего себе тут у тебя слова… подожди, мы, наверное, немного ошиблись книгой, — омега крутит учебник в руках и замечает что он для начальной школы, но никак не для детского сада, — да, прости, это немного сложно… Кенсу хочет поменять книжки но Минсок его останавливает — ему нравятся здесь картинки и еще много слов, которые использует папа. От этого малыш чувствует себя большим и взрослым так что именно по этой книге ему хочется заниматься, а Кенсу рад поддержать его старания, — в принципе, не так сложно, а где надо он поможет. — Смотри, пишется вот так. Минсок внимательно смотрит и повторяет, его буквы забавно съезжают со строчки под конец слова, на что Кенсу только мягко улыбается и они пробуют еще раз. Пока маленький альфа, высунув язык от старания, выписывает в ряд несколько крупных слов, омега не моргая смотрит на кривое детское «манипуляция» и мягко улыбается. Возможно, это именно она. Кенсу не рожал детей и не состоял в серьезных отношениях, но он хорош в профессии, на которую учится, и знает, что у людей есть человеческие отношения, а есть те, что скорее ближе к животным (отношениям), и потомство как раз по второй части. Люди могут скандалить и расходиться, ревновать и обижаться, думать, что безумно влюблены, но это химия, на которую влияют различные обстоятельства начиная от настроения и заканчивая внутренними человеческими желаниями. Дети — это не химия, это не то, что можно забыть или стереть, не измена и не ревность, это новая жизнь, которую создали два человека и это уже никогда не изменится. Ни родителей ни детей не выбирают и точно так же не меняют, это все необратимо, и если ты, узнав о том что у вас с партнером будет ребенок, не предпринял попыток от этого ребенка избавиться, то значит глубоко внутри, в своем животном начале, ты принял этого человека как отца своих детей. У животных нет сложного логического анализа — как и на что они будут кормить ребенка, где жить и как его воспитывать. Выбирая себе пару ты принимаешь этот выбор полностью и до самого конца. С другой стороны, думает Кенсу, когда они с Минсоком уже садятся ужинать, и к животному миру до конца все нельзя приравнивать — у животных нет такой цели как секс, есть цель «потомство». Вряд ли у Чанеля в 19 лет была такая цель. Скорее, первое, но что же тогда? Почему он оставил этого ребенка? Безусловно, смотря на счастливого сытого Минсока, который скорее смотрит мультик, нежели ест, Кенсу чувствует этот кусочек единоличного родительского счастья Чанеля, который не позволил Бэкхену сделать аборт. С профессиональной точки зрения он придерживается современных мыслей — в абортах нет ничего плохого и постыдного и порой они необходимы, но сам для себя… Если бы он оказался в такой ситуации, что бы делал? Побежал бы в больницу делать аборт? Боролся бы в одиночку? Нет, Сехун бы ему точно не позволил бы избавиться от ребенка и бегал бы над ним как курица-наседка, но все же… На полке все еще стоит самая прекрасная, но самая одинокая фотография на свете — молоденький Чанель со свертком на руках. Эта фотография настолько же прекрасна, насколько и ужасна, но Кенсу не думал об этом до тех пор, пока не оказался в эпицентре ситуации. Он не знает, что было бы правильным, и тем более не знает, что будет правильным сейчас. Все эти размышления вгоняют омегу в уныние — он хотел немного привести мысли в порядок, а в итоге дошел до ручки и начал представлять что делал бы если бы вдруг узнал о своей беременности. Что сказать, думать — не всегда полезно. Чтобы немного расслабиться они с Минсоком наедаются сладкого и отправляются спать — Кенсу хотел дождаться Чанеля но ему кажется, что если он не уснет прямо сейчас то точно доведет себя до истерики. В кровати альфы не спится — она большая и одинокая, насмехающаяся над маленьким омегой, который, возможно, уже завтра съедет отсюда, потому что Чанель увидел сегодня Бэкхена и понял что хочет быть с ним и… Да, это истерика. Очень тупо но Кенсу прощает себе это — на кухне находит заветный шкафчик с алкоголем и среди крепкого виски пытается отыскать хоть что-то, что сможет проглотить. Он не знает, как иначе себя остановить от этой тупой и беспочвенной паники, ведь Чанель не такой, Кенсу ему верит, но страх иррационален и управлять им сложно. Омега находит остатки сладкого кофейного ликера — отлично, это то что нужно. Стараясь не шуметь стаканом и бутылкой, Кенсу возвращается в гостиную и начинает пить в полной тишине, зажигая лишь единственный торшер в углу комнаты. Не плачет — уже хорошо. Вообще, когда он последний раз плакал из-за альф? Никогда? Но тут нечто большее — не просто альфа, а человек, к которому Кенсу тянется всем своим существом, с которым хочет засыпать и просыпаться, и, безусловно, Минсок, к которому Кенсу привязался насколько мог. Возможно, это было ошибкой. Потому что, подумать логически, куда ведут эти отношения? На правах кого Кенсу остается в этом доме? Няни, воспитателя, учителя? С которым иногда целуется глава семейства, разве что. Кенсу злится на самого себя когда думает, что поступил неправильно и нужно было придерживаться своих принципов, имея со всеми альфами лишь рабочие контакты. Надо было думать головой, а не задним местом, господин До, возможно, тогда всем было бы лучше… Щелкает замок — Кенсу дергается как от выстрела и остатки ликера разливаются на руки и голые коленки. Кенсу хочется плакать, потому что секунду назад он ругал себя, но теперь наконец чувствует что все в порядке, потому что Чанель дома. Во всяком случае, он вернулся один, наверное, это хороший знак… Он очень хочет обнять альфу и поговорить — на душе тяжело и кажется, что Чанель единственный, кто поймет. — Кенсу? Альфа подходит сзади — Кенсу слышит, как на кресло скидывают пальто, ключи от машины и, наверное, перчатки, очень теплые, Кенсу помнит. Омега аккуратно поворачивается через плечо и несмело улыбается, наклоняя голову, осматривая альфу так пристально, будто вечность его не видел. — Привет. Он знает, что тут достаточно сильно пахнет кофейным безобразием и, возможно, парочкой соленых слезинок, но это не то преступление, за которое нужно наказывать. Кенсу может плакать, может пить, а может делать это все одновременно если захочется. Он протягивает альфе руку, мол, подойди, и тот послушно опускается рядом на диван, не пытаясь забрать бутылку или стакан, вообще ничего не спрашивает. Жадно смотрит и тоже улыбается, потому что, слава богу, он дома. — В прошлый новый год мы с Луханом ограбили несколько супермаркетов — скупили весь алкоголь, — начинает Чанель, ласково поглаживая омегу по запястью, — я не любитель шумных вечеринок и больше половины осталось, так что я храню все… — Подожди, — Кенсу сам убирает алкоголь и останавливает альфу на полуслове, — не хочу сейчас слушать про других омег. Даже про Лухана. Ты можешь просто рассказать мне как все прошло и чего он хочет? — Ты по этому пьешь и плачешь? Кенсу злится — у него может быть миллион поводов для выпивки и слез, и Чанель не экстрасенс, чтобы все знать. Чанель холодный с улицы и по его лицу видно — он веселится. Кенсу спрашивает в раздраженном недоумении: — Тебе смешно? — Нет, просто я рад, что ты тут и что. мы можем поговорить. И что ты не очень сильно злишься, хотя, наверное, стоило бы, — в этот момент альфа пальцем натыкается на ликерные подтеки на руках омеги, которые тот даже не вытер, и недоуменно хмурится, пытаясь вспомнить где в этом доме ближайшие салфетки, — в общем, день был ужасным, но вечер обещает быть хорошим. — Да неужели, — Кенсу фыркает и забирает салфетки которые альфа нашел на маленьком столике, хотя знает, что нет смысла вытирать алкоголь сухими бумажками, мало поможет, — ну вот, теперь я липкий и сладкий. Чанель смеется в голос пока омега не начинает на него ругаться — Минсок спит и пусть это так и остается. — Итак, я очень рад, что у тебя такое хорошее настроение, но может ты ответишь? — Да нечего говорить, — Чанель оседает рядом, умиротворенно наблюдая за движением рук Кенсу, — мы не о чем не договаривались. Да и поговорили от силы минут 25, половину из которых я был в прострации. — Звучит так, будто ты хочешь меня успокоить. — Скорее себя, — Чанель улыбается омеге, — потому что, если честно, я не был готов к тому что однажды он позвонит лично мне и даже приедет увидеться. Что не будет кричать или обижаться, а просто войдет в мою жизнь как совершенно другой человек и мне нужно будет принимать эту реальность. — Он хочет забрать Минсока? — Кенсу пододвигается ближе и серьезно смотрит альфе в глаза. — Такого он не говорил, — честно отвечает Чанель, — но сказал что хочет общаться и видеться и чтобы Минсок знал своего папу. Кенсу кивает и сдувается внутренне — он одновременно рад и расстроен, и еще душащее чувство внутри разрастается с новой силой, ощущение, что он тут совершенно лишний и просто пытается занять чужое место. — Я не совсем уверен как это должно происходить, — продолжает Чанель, — потому что я не могу заставить Минсока увидеться с ним, да и не хочу. Но, возможно, им правильно было бы наладить отношения, чтобы через десяток лет Минсок сам решал что он об этом думает. — Ты не прав, — Кенсу поднимает голову, — ты не правильно расцениваешь это как выбор или как сделку, но Минсок ваш ребенок, и он не будет выбирать. — Я не сделал ничего, чтобы Минсок знал о Бэкхене. Ничего особо не рассказывал и не пытался их познакомить, надо было. — Ты уже сделал так, как сделал, — резко отрезает Кенсу, — и я повторяю тебе, что для Минсока это не будет выбором, это будет фактом. Он знал тебя, узнает и его, — на этих словах Кенсу хочет закопать себя, потому что он эгоист и он не хочет знать что Бэкхен существует в одной реальности с Чанелем и Минсоком, — но только сначала нужно будет сходить к психологу, возможно посетить несколько занятий. Все же, не важно, чем это закончится — главное чтобы не навредило. — У Бэкхена нет плохих намерений, вряд ли он хочет его украсть или что-то в том роде, — усмехается Чанель, — поверь, я сам не рад что это так, потому что возможно было бы легче решить это через суд и запретить ему видеться с ребенком, но… — Но ты так не можешь, — вяло улыбается омега, разглядывая своего альфу. — Не могу, — кивает Чанель, — не смог сразу и сейчас не смогу тем более. Я знаю, что Бэкхену тоже было тяжело и страшно и он не хотел рожать, я и мои родители надавили, совершенно не интересуясь его мнением, но… Чанель останавливается, когда чувствует влагу на своей руке — той, что все это время гладила Кенсу по запястью. Кенсу тихо плачет и Чанель думает, что сейчас точно совершил ошибку, которой можно было бы избежать. Его сердце разрывается на куски, когда он начинает понимать о чем весь день думал Кенсу, почему решил выпить и почему плачет сейчас, и с этим Чанель тоже ничего поделать не может. Он протягивает руку в попытке утешить, но Кенсу отворачивается: — Прости, я, наверное, много выпил… пьяные слезы и все такое… — омега отмахивается, как будто бы Чанелю может быть наплевать на его слезы или на его состояние, словно это ничего не стоит, — день дурацкий… — Нет, все нормально, — Чанель прижимает его к себе, — нормально плакать, когда тебе больно. Мне жаль, что тебе приходится терпеть все это и слушать, как я разбираюсь с бывшим в попытках обеспечить своему ребенку счастливое будущее, но ты… ты ни в чем не виноват и в итоге разделяешь сейчас со мной мою боль и вдобавок сам страдаешь. Чанель баюкает его на руках как маленького, пока Кенсу плачет, и отчаянно пытается найти выход — как сделать так, чтобы никому не было больно. В его голове нет вариантов и он осознает страшную вещь — те две пули теперь не только для Минсока, который будет, вероятно, разгребать ошибки своих родителей, но и для Кенсу, которому не останется ничего, кроме как молча терпеть. — Я сегодня пытался понять, как же так вышло, — тихо начинает Кенсу, он наплакался и говорить тяжело, — почему так происходит, что люди, совсем друг другу не предназначенные, начинают создавать семьи и рожать детей? О чем они думают? Как… как они так спокойно все переносят? — Не думают, Кенсу, — Чанелю больно признавать это, — наверное даже не понимают, скорее. Я не знал тогда каково это — быть отцом. Да, сейчас я ни на что это не променяю, но даже если бы тогда пришел человек и сказал что мы с ним не будем вместе и ребенок будет расти только со мной — я бы не изменил своего решения. Ничего бы не изменил, Кенсу. — Я понимаю, — омега кивает, — ты поступал так как считал нужным, но это и есть самое страшное… когда я был помладше то мне казалось что вещи вроде брака и детей — это супер сложный процесс, ну, не пропустишь так сказать. Не получится быть не подготовленным, не будет эффекта неожиданности, растерянности, страха. Что все это всегда окружено счастьем и радостью и чтобы оказаться в такой ситуации как у тебя — надо очень, очень сильно оплошать. — По сути это так и есть, — Чанель вздыхает и сам тянется к ликеру, — я очень, очень сильно оплошал. — Нет, — омега горько улыбается, — ты просто жил. Так, как умел, как хотел, ты не мог знать заранее, не мог подготовиться. И это страшнее всего, потому что на вашем месте мог оказаться кто угодно, отцом Минсока мог быть не ты а любой другой альфа, или тебе бы сына родил любой другой омега. Понимаешь? Чанель глухо кивает — он понимает, что чувствует Кенсу. Когда ты растешь на книжках о прекрасных принцах где жили долго и счастливо и умерли в один день, где сначала долго-долго любили друг друга а уже потом нарожали кучу детишек, это кажется тебе правильным и истинно верным. А потом, в своей реальности, ты заводишь ребенка буквально с первым встречным парнем из клуба и потом долгие годы задаешься вопросом — что я сделал не так? Почему у меня не так, как в книжках, не так, как у родителей? Где вся эта ваша хваленая любовь, семья? Ты не веришь никому, даже самому себе. Чанель видит, что Кенсу тоже это осознает. Не смотря ни на что все мы растем с верой в лучшее и светлое, но не всегда получается так как хочется, это надо принимать. — Еще сегодня я думал о том, что делал бы, сам окажись в такой ситуации. Чанель замирает. Он не хочет этого слышать, не хочет, чтобы Кенсу переживал или даже представлял подобное, он хочет его остановить, но не имеет на это права и хмуро молчит. — Если бы после случайной попойки в клубе обнаружил бы себя беременным или что-то в этом роде, я бы оставил ребенка, — говорит Кенсу, и Чанель сжимается, потому что его первая и последняя мысль — омеги такого не заслуживают, — я бы оставил и растил его, понимаешь? Это не логично, учитывая что мне почти 18 и я не закончил даже учебу. Нелогично, зная, что забота об этом ребенке легла бы на плечи Сехуна и Тао, но внутри такое желание. защищать. Даже от одной мысли об этом. Так что я понимаю тебя, Чанель. Ты все сделал правильно. Ты защитил Минсока и продолжаешь это делать по сей день. Чанель плачет — не душе становится легко и хорошо, потому что единственный человек, от которого он хотел бы сейчас услышать эти слова, все же сказал это. Чанель сделал все правильно. Он не будет жалеть и будет дальше защищать Минсока, и теперь, конечно же, Кенсу.