Спасение в тебе

Гермиона широко распахнула глаза. Утро встречало ее неприветливым серым небом и дребезжанием оконного стекла, по которому хлестали капли дождя. Поежившись, она постаралась вновь уснуть. После ночных метаний в бреду особенно тяжело вставать – словно пытаешься начать новую жизнь в новом дне. Редкие ночи проходили спокойно, нечасто удавалось просто выключиться и уснуть без каких-либо ночных видений, без воспоминаний, без боли… Рука потянулась к тумбочке. На часах уже семь, а значит, смысла спать уже не было – пора работать. - Рон, просыпайся. Через два часа нас ждут в Мунго. Это было их отдушиной – помощь в госпитале притупляло ноющую боль в груди, позволяло не думать, а лишь работать. Конечно, Министерство обещало им всяческую материальную и моральную поддержку, каждый из Героев Войны мог бы себе позволить спокойно и безбедно прожить всю жизнь за счет государства. Но это означало бы необходимость запереть себя в четырех стенах - в их случае такая перспектива не была лучше Азкабана. Гермиона встала и передернула плечами от холода. - Инсендио! – прошептала она, и в маленьком камине затрещал огонь. После Великой Победы они с Роном сняли себе небольшую квартирку в Косом переулке, отказавшись от предложения Гарри переехать на Площадь Гриммо, 12. Это было серое, тусклое помещение, так иронично оттенявшее наступивший в их душе мрак. По вечерам после работы Рон уходил в «Дырявый котел», где к нему часто присоединялись Гарри, Джордж или Хагрид. В такие моменты мало кто говорил, больше поднимали бокалы, полные огневиски, и, не чокаясь, осушали их до дна. Гермиона в первое время тоже приходила помянуть ушедших навсегда и поразмыслить о дальнейшей жизни, но в скором времени поняла, что начинает сходить с ума. Это горестное молчание разламывало и так надтреснутую душу. Вскоре после этого привычкой стало встречать Рона дома горячим ужином: либо горячий луковый суп, либо так любимый ими в школе тыквенный пирог, либо какие-то семейные рецепты Молли. Гермиона понимала, как фальшиво выглядит этот нелепый ужин в этой неуютной квартире, но пыталась хоть как-то отгородиться от прошлого. Хотя бы в работе, или по вечерам – в готовке. Самым большим испытанием была ночь. Ни успокаивающие травы, ни алкоголь не помогали уйти в сон и расслабиться. Завернувшись в одеяло, Гермиона сжимала веки и молила всех богов послать ей спокойную ночь, но ее молитвы редко были услышаны. В такие моменты она чувствовала, как напряжен Рон, и практически видела его упрямый и слегка надломленный взгляд голубых глаз, сжатые в тонкую полоску губы, веснушки, которые почему-то совсем поблекли. Порой, он сгребал ее в охапку и прижимал к себе с такой силой, что в легких совсем не оставалось воздуха. - Только не тебя, я не могу тебя потерять, только не ты… - шептал он, словно заведенный. Такие приступы заканчивались поцелуями, холодными, но так необходимыми им обоим. Он сдирал с нее майку, шорты и проникал внутрь почти болезненно. Гермиона не возражала, она лишь сильнее прижимала его к себе и впивалась ногтями в спину. Иногда появлялись слезы, но она не могла сдержать их. Только не сейчас. Не в эту минуту, когда их души оголены словно электрические провода, что вот-вот заискрят и сгорят навсегда. Так проходили ночи: в страсти и страданиях, в мольбах и жарких признаниях. Гермиона поставила на плиту чайник и турку с кофе. Две чашки эспрессо, одна сигарета, выкуренная Роном наспех – и они трансгрессируют, не держась за руки. Гермиона в синем строгом плаще поверх синего же костюма. Карие глаза не выражают ничего: ни радости, ни печали, ни боли. Сплошное равнодушие. Рон в привычных джинсах и свитере нервно теребит в руках листок бумаги. - Зачем нам являться на эту встречу? - Министерство не просит, а приказывает, Рон. Тем более таким персонажам, как мы. Насколько бы сильно ни было оно нам благодарно, но потеря статуса не входит в их планы, а с недавних пор мы - лицо страны, - таким же ничего не выражающим голосом проговорила Гермиона. Рон удивленно посмотрел на девушку. Она поймала его взгляд и устало покачала головой: - Чему ты удивляешься? Единственное, что мы можем теперь делать самостоятельно и без разрешения Министерства – это помогать в восстановлении Мунго или распивать огневиски в баре. Три величайших Героя Войны, мать их, - процедила Гермиона, - будут улыбаться и рассказывать о веселых похождениях и легкой победе над Волан-де-Мортом. И всем глубоко плевать, а что же внутри у вас, ребятки, как же вам живется после всего этого. - Я понимаю тебя, Гермиона. Ты это прекрасно знаешь. Но как понять людям, которые никогда не теряли, что мы пережили? Как объяснить всем вокруг, что для нас Война все еще идет, только она внутри? Да и почему их всех должно это волновать? Гермиона распахнула глаза и приоткрыла рот, услышав его. - Прости, ты прав, - горестно засмеялась она. – Идем. Нас ждут. После разрушения Мунго многие волшебники согласились помогать в восстановлении лечебницы: предоставили множество лекарств, оказали финансовую поддержку в закупке необходимого оборудования, кое-кто даже стал добровольным лекарем. В первые месяцы это было просто необходимо: число убитых и раненных балансировало на отметке «выше ожидаемого», рабочих рук просто не хватало. Гермиона одна из первых встала в ряд добровольцев. Позже к ней присоединился Рон, который помогал в восстановлении палат и общего вида лечебницы. И как многое теперь, работа вошла у них в привычку. И силы людей не пропали зря: больницу восстановили, многие из волонтеров стали штатными целителями и зельеварами. Гермиона была одной из таких. Процесс превращения ингредиентов в волшебное зелье как и прежде захватывал ее дух. Только здесь она могла немного расслабиться, привести мысли в порядок и не вспоминать. - Мисс Грейнджер, я рада, что Вы прибыли сегодня пораньше! – к ее кабинету подбежала одна из целительниц Мунго. – У нас закончилось почти все Успокаивающее снадобье. Это зелье было одним из самых необходимых в больнице. Многие волшебники не могли пережить потери родственников, гнета Пожирателей и послевоенного времени. Гермиона многие часы тратила на его приготовление, но оно заканчивалось слишком быстро. - Хорошо, миссис Бейнсли, скоро будет готово. Работу девушки нарушил стук в окно: прилетела серая неясыть. После смерти Букли Гарри приобрел новую сову, но никогда больше не относился с такой любовью и трепетом к новому питомцу, как некогда к белоснежной и такой верной Букле. «Уверен, что ты получила весточку от Министерства», - письмо, как и всегда, начиналось без приветствия. – «Хочу поговорить с тобой и Роном о будущем приеме, есть неожиданная новость. Ждем вас сегодня к ужин. P.S. Джинни просит прихватить тебя с работы одно снадобье, в твоем списке стоит под номером 57» Гермиона перечитала последнюю строчку и выронила лист из рук. Быть того не может, не так скоро… Но почему, Джинни, почему?! Закончив приготовление Успокаивающего зелья, девушка вышла из кабинета и пошла в сторону приемного отделения. В это время Рон должен быть там, ждать ее на ланч. Как и ожидалось, высокая фигура с рыжими непослушными волосами маячила возле стойки регистратуры. Гермиона поправила плащ и поспешила к Рону, но замерла, услышав звук. Возле стойки слышался смех. Словно из другой жизни, эта жизнерадостная мелодия давно покинула Гермиону. И сейчас она видела и слышала, как Рон, человек, чью морщинку на переносице она целовала перед сном, улыбается и смеется в ответ на реплику какой-то девицы в приемном отделении. Безобразно яркая красная помада, сломанный ноготь на указательном пальце, выбеленные кудряшки – женский взгляд легко подмечает такие мелочи. - Привет, - ровным голосом произнесла она. - А, привет, - Рон рассеянно и слегка виновато взглянул на нее. – Ладно, Эйприл, пока. - Пока, мистер Уизли. Мисс Грейнджер, - кивнула блондинка в сторону Гермионы. Та, не ответив на приветствие, вышла из больницы. Прохладный воздух слегка остудил начавшийся вздыматься в груди гнев. - Гарри и Джинни ждут нас сегодня на ужин. Не опоздай. Рон вскинул брови: - Мы отправимся не вместе? - Нет, мне необходимо кое-что доделать на работе. Не жди меня. Гермиона не могла признаться Рону, что безумно зла на него за этот смех, за жизнерадостные крапинки, которые появились в глазах юноши, за то, что она сама, Гермиона, не могла заставить себя порой даже улыбнуться. Она не решалась сказать, что все это она расценивает как предательство к ней и Ушедшим. И теперь девушка понимала, что она не просто не могла больше жить в полной мере, она не позволяла себе этого сделать. - Хорошо, как скажешь, - озадаченно посмотрел на нее Рон. Оставшееся время обеда они провели в молчании. Рон рассеянно запихивал в рот жаркое попеременно с салатом, читая какую-то старую книжонку. «Пособие по уходу за метлой»… Надо же, эта та самая книга, которую Гермиона подарила Гарри на День рождения. В груди разлилось тепло и легкая улыбка прошла по губам: Рон все так же жует чудовищных размеров порции, заполняя все пространство рта едой, книга цела и напоминает о замечательных каникулах во Франции с родителями… Гермиона смотрела сквозь книгу и не заметила на себе беспокойный взгляд Рона. - Эм?.. Грмыона, ш тобой вше в порядке? – не прожевав, пробурчал он. - Да, я просто… - она взглянула на него. – Я рада, что ты со мной. Спасибо тебе. Девушка не дождалась ответа и почти бегом покинула кафе. Рон отодвинул от себя тарелку и запустил пальцы в волосы. *** Состав был пугающе легким. Гермиона могла бы с закрытыми глазами приготовить его даже под злобным взглядом Снейпа, которого теперь ей очень не хватало. Порой ей казалось, что профессор, которого она так боялась, был ниточкой, связывавшей добрый и милый Хогвартс старых дней с ней самой. Его взгляд всегда говорил, что здесь ей не место, что ее происхождение всегда будет огромной преградой для достижения высоких результатов. Возможно, именно благодаря его холодному и надменному отношению, маленькая гриффиндорка усердно корпела над громадными фолиантами, заполняя бисеристым почерком многочисленные километры пергамента. Она доказывала всему миру, что имеет право быть волшебницей, и доказывала это себе. Сейчас, спустя столько лет, она была благодарна профессору за его взгляды. Это сделало ее сильнее, помогло стать упорнее. Она научилась думать и вникать в суть магии, читать и находить самое нужное в абсолютном хаосе, концентрироваться и достигать результатов. Но теперь она боялась того, что было результатом ее труда. Это зелье, небольшой пузырек под номером 57, могло стать огромной ошибкой в жизни Джинни и самой Гермионы. Повертев мутно-белую жидкость в руках, она нашла, что консистенция и цвет очень схожи с воспоминаниями, которые профессор Снейп передал Гарри. Опять воспоминания… Девушка положила флакон в карман, заправила непослушный локон обратно в гладкий пучок и подошла к камину. - Площадь Гриммо, 12! Кабинет наполнился вязкой тишиной. *** Дом Блэков благодаря стараниям Джинни перестал быть мрачной обителью визжащих портретов, высушенных голов домовиков, доводивших Гермиону до истерики, и плотной паутины. Теперь здесь постоянно горел огонь в каминах, пахло домашней выпечкой и раздавалось звонкое пение маленькой хозяйки. Джинни была младше их на год, всего семнадцать лет, но и она пережила немало потерь. Порой Гермиона поражалась, выходя из своего оцепенения, как?! ну как она может дальше жить! Сажать цветы, вязать теплые носки для Гарри, чем удивительно напоминала миссис Уизли, и улыбаться. Постоянно. Наверно только Гарри замечал рвущуюся наружу тоску Джинни. Если все остальные предпочли обернуться в свои мысли и погрузиться в пучину тяжелых воспоминаний, то маленькая рыжеволосая девушка спрятала их глубоко в себя. Может быть, именно она спасала Гарри от сумасшествия, в которое он периодически погружался. Она знала, что в такие моменты он видит призраков прошлого, которые обвиняли его во всех смертях. Только она в отличие от него понимала, что их нет, что это сам Гарри грызет свою душу, заставляя поверить, что он виноват. Тогда Джинни брала его за руку, крепко сжимала его ладонь своими маленькими пальчиками и смотрела вместе с ним в окно. Или на огонь. Гарри все понимал, и позже нежно целовал ее ключицы, опускаясь все ниже. А Джинни понимала, что счастье есть, и оно никуда не ушло, и что у них еще есть шанс быть любящими и любимыми. Она трепетно целовала Гарри, понимая, как все внутри наполняется любовью к этому человеку. Их ночь длилась долго, но больше всего на свете Джинни боялась, что она закончится, и на смену придут серые будни, где ей вновь придется сражаться с призраками прошлого, чтобы спасти себя и Гарри. Особенно его. - Милая, выпей чашку чая, я взяла рецепт у Флер, он просто бесподобный! Такого аромата и чистого вкуса не добивалась даже моя мама, - и Джинни воровато обернулась, словно поджидая упреков старшей Уизли. Гермиона знала, что это щебетание должно было скрыть то, что ее подруга утаивала. Рон и Гарри негромко обсуждали грядущий банкет, организованный Министерством, гадая, что же теперь может стать причиной встречи. Гермиона оглядывала своих самых близких и родных людей, понимая: то, что утаивала Джинни и теперь она сама, безумно тяготит ее, превращая ужин в безумный фарс. - Я принесла то, что ты просила, Джин, - глухо произнесла Гермиона. - О, милая, давай поднимемся наверх, у меня такое чудное платье, которое я приготовила для приема. Мне нужна твоя объективная оценка, я уверена, что цвет слишком яркий или оно слишком открытое, ну, в общем, пойдем, пока мальчики доедают пирог, ты мне поможешь, - прощебетала девушка чересчур быстро и бодро и натянуто рассмеялась. Гермиона смотрела на нее в упор, не отрывая взгляда, и даже Гарри и Рон обратили взгляды к Джинни. - Джинни? – Гарри беспокойно оглядел своих друзей и взял девушку за руку. - Ты ничего не хочешь сказать мне? Или Гарри? – произнесла Гермиона с нажимом на последнее слово. - Прошу, Гермиона… - младшая Уизли умоляюще взглянула на подругу. - Да что происходит? – нервно воскликнул Гарри. - Сегодня в письме ты передал мне просьбу Джинни об одном зелье. - Да, я помню. И что? - Это зелье предназначено для прерывания беременности. Джинни беременна, Гарри. В комнате наступила гробовая тишина. По щеке Джинни скатилась слеза. За окном прогремел гром, и по стеклу забарабанили крупные капли дождя.