Тень Луны, Душа Клинка

      Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. В моём случае эта поговорка приняла совсем уж сюрреалистическую окраску. Потерять здоровье, семью, смысл жизни... Потерять все, что бы найти все это вновь. Какая ирония. Как в той поговорке, про бога и планы смертного, и довеском про сделай как было. Ну а чем мне ещё заниматься, как не самоиронизировать? Вторые сутки без внутреннего питания, боль, переходящая в агонию, и собственное сознание, ощущающее весь спектр столь "положительных" эмоций, но как-то опосредственно, как под наркозом. Любой зашедший в палату стал бы свидетелем ну очень странной картины. Молодая медсестра-сиделка, спокойно читающая какой-то справочник, временами посматривала на бьющееся в судорогах девочку, что-то черкая при этом в лежащий на коленях блокнотик и нервно поглядывающая на часы. Красота, да и только. Судорожное биение сердца свидетельствовало о подходе нужного момента. Источник и сосредоточение потихоньку уходили вразнос, и только собственными стараниями держались. Все пора! Как мне показалось, не успело сердце остановится, я спустила с поводка источник. От всплеска Ци у меня пробил разряд, будто в розетку пальцы сунула. Грудная клетка судорожно сжалась, по телу прошла волна тяжёлых судорог, из горла вырвался хриплый вздох. Боль проходила волнами по телу от макушки до ног и обратно. Сдерживать крик я уже не смогла. POV Вероники Вербицкой, будущего танатолога и просто хорошей девушки…       Внешне спокойная девушка пыталась читать большой фармакологический справочник, но успехи у неё были более чем скромные. Вера украдкой косилась то на Олю, то на часы, не забывая, правда, делать записи о ходе «эксперимента». По всем расчетам организм должен был отказать часа полтора назад, но предсмертные судороги начались только сейчас. Олю корежило от боли, а у самой Веры замирало сердце, а по спине пробегали мурашки с кулак размером. Сомнительный эксперимент подопечной с любой стороны выглядел попыткой особо изощренного суицида, даже для насмотревшейся на всякую мистику девушки. Но дед практически приказал помогать девочке. Отец был менее категоричен, но в целом согласен с его позицией. Причин они не объяснили, сказали только, что ей объяснит "рисковая малявка", если выживет, конечно. И это интриговало гораздо больше, нежели труп бомжа, прохлаждающийся в "холодильнике". К семейным тайнам Вере было не привыкать, особенно учитывая тот факт, что их семья ведёт свою родословную от некого Ивана Гробокопателя, известного лет четыреста назад Острожского коновала, первым в мире со времен Античности начавшим исследования смерти как явления. А тайн у предка было много. Если судить по обмолвкам деда, то нынешний приказ связан как раз с наследием семьи. "Какая к чертям собачим диссертация! Тут тайна века под боком!" - были первые мысли девушки. Потом пришло чувство лёгкой вины. К девочке она успела привязаться и, хотя понимала, что жить ей оставалось недолго, терять её не хотела. Отец её шутил, что с такими взглядами на жизнь ей самое место в их "безумной семейке Адамсов", так что предложение Оли об удочерении легло на благодатную почву. Такими воодушевленными она отца и деда ещё не видела. И вот, момент истины. Судороги резко прекратились. Бросив раскрытый где-то посередине справочник, на пару с блокнотом, прямо на пол, полодскочила к кровати, вполне профессионально прощупала пульс. Сердце не билось, дыхания нет. С трудом подавив желание провести реанимацию, она отошла на шаг от кровати. Если в течение пары минут ничего не случится, ей только и останется, что констатировать смерть. Секунды шли как минуты. Вере казалось, что прошло не меньше часа, хотя электронные часы упрямо указывали, что прошла всего минута. Внезапно по палате прошелся порыв ветра, растрепавший пожелтевшие шторы и перелистнувший несколько страниц раскрытого справочника. Последовавший за этим судорожный вздох прозвучал как гром среди ясного неба, или глубоким аккордом органа Домского Собора в Риге, звук которого она запомнила в детстве, на экскурсии. Олю скрутила сильная судорога, хриплые вздохи перешли в надсадный кашель. У Веры волосы на голове зашевелились, от увиденной картины. Дергающееся как в конвульсиях тело девочки излучало видимое свечение, при этом на глазах оно словно наливалось жизнью. Скелетообразная худоба уступала место обычной худобе, тёмно-каштановые короткие волосы прямо на глазах седели и отрастали. Девочка на мгновение распахнула глаза, но вместо привычной блекло-зеленой радужки на неё посмотрели ярко-фиолетовые омуты. Мгновение, и все прекратилось. Оля расслабилась на кровати, провалившись в глубокий сон. Фиксирующую аппаратуру Вера заблаговременно отключила, выведя на пульт дежурной медсестры показания находящегося в соседней палате мужчины, пригодились навыки обращения с электроникой, которой она увлекалась на досуге. До утренней смены она ничего предпринимать не будет, потом переподключит на аппаратуру Олиной палаты, там как раз будет окно минут в сорок, когда за стойкой никого не будет. Кризис миновал, значит можно было осмотреть уже приемную дочь, до того, как поднимать "панику" из-за резкой перемены. Правда, особо стараться она не будет, нужно создать видимость работы, чтобы не возникло проблем в будущем. План был рискованным, на грани безумия, не говоря уже об этике, вот "внеплановым" осмотром она и решила хоть немного успокоить расшалившиеся нервы, а за одно удостоверится, что ей не привиделась очередная «мистическая хрень». А картина мало чем отличалась от этюда "Приплыли". Если бы Вера не видела Олю До самоубийственного эксперимента, то вполне могла решить, что ошиблась палатой. Да, худая до болезненности, но уже и не скелет обтянутый кожей, черты лица прежде резкие и угловатые, сейчас были совсем иными. С некоторой оторопью, Вера обнаружила, что Оля довольно таки миленькая. Удивление вызывал и несколько раскосый разрез глаз, свидетельствующий о примеси восточной крови. Прямой, аккуратненький носик, тонкие губы, ямочка на остром подбородке, мягкоочерченные скулы, высокий лоб. Будь она в лучшем состоянии и имей характерные остроконечные ушки, её вполне можно было спутать с маленькой эльфийкой, мода на которых начала распространятся совсем недавно. Телосложение тоже претерпело изменения. Создавалось впечатление, что девочка с детства занималась спортом, скорее всего атлетикой и акробатикой, а позже тяжело заболела и подрастеряла форму, хотя до нынешнего момента ничем таким не выделялась. Оля, не смотря на все изменения, на беглый взгляд ни капельки не изменилась, при этом став совершенно другой. Девушка не верила до конца, что маленькой авантюристке удалось. Немалым шоком стало и то, что девочка дергала ногами, явно видя сон. Вера, где стояла там и села, прямо на пол. End POV Вероники Верещагиной…       Мне снился какой-то бред. Я за кем-то гонялась, размахивая мачете, при это орала как резаная, угрожая кастрировать какого-то Му Сона. Потом сон перешёл в какую-то муть, не поддающуюся запоминанию, а потом я проснулась. И первое, что я увидела, были знакомые блондинистые косички. Верка полулежала на моей кровати, сидя при этом на стареньком табурете, и мерно сопела, иногда фыркая от попавших в нос седых волос... Эээ, не поняла юмора? Е-мое, это что за на фиг! Следуя законам логики и всемирной подлости, я имею сомнительное удовольствие лицезреть собственную гриву, с какой-то радости отросшую и поседевшую. Дела-а. Так, это может и подождать, у меня тут проблемы более глобальные, до ужаса хочется в туалет... Эм, чего!? МНЕ ХОЧЕТСЯ В ТУАЛЕТ!? Картина Репина. Ещё не веря, попыталась продвигать ногами, и с оторопью ощущая, как свободно двигаются ступни. Ступор меня настиг минуты на две. Радостный визг с трудом удалось превратить в такой же радостный писк. С кровати я подлетела так, будто там били пружины, ну и закономерно грохнулась на холодный пол, продолжая радостно пищать. Встать естественно не получилось, сказывалась отсутствие практики, но мне было плевать. Писк перешёл сначала в хихиканье, грозя перерасти в хохот. Такой меня и застала подорвавшаяся со своего насеста Вера. На меня она смотрела с северным ужасом напополам с восторгом. Получилось, получилось, получилось! Такой широченной улыбки на моём лице, наверное, не было никогда. Не успела я ничего сказать, как оказалась стиснута в костедробильной хватке названной матери, или скорее сестры. Все, сейчас у нас обоих начнётся безобразная бабская истерика. Слёзы, сопли и радостные визги дуэтом на весь этаж. Вбежавшая в палату дежурная медсестра только хлопала накрашенными глазами и ловила челюсть. Ещё более глупым выражение её лица стало, когда при поддержке Веры я неуверенно пыталась встать на ноги. Все финиш, обморок то есть. В дверях из ниоткуда стала собираться толпа зевак, состоящая напополам из медсестер-сиделок и больных. Визги и смех в отделении для безнадежных явление на грани фантастики, а тут целый концерт. А вот выражение лиц... У медсестер безграничное изумление, а у больных... Никому не нужно было ничего объяснять. На изможденных лицах одних стояла практически осязаемая ненависть и зависть, на лицах других какая-то детская улыбка и слёзы на глазах. Чудеса в наше время явление редкое и от того ценное. Тут все друг друга знают если не в лицо, то на слух точно. Потому и не для кого не было секрета в том, что я была уже приговорена.       Говорят, что если в "безнадеге" происходит подобное "чудо", то в течение года оно повторится, за тем еще и еще, с интервалом в год, плюс минус неделя. Врачи в некоторых аспектах люди даже более суеверные, чем моряки, особенно персонал такого специфического отделения. Стихийный митинг разогнал заведующий отделением. Ну да, пришёл лесник и всех разогнал. Правда, выяснив причину, слегка оттаял, но спасти меня это от полного обследования не смогло. Чего я только не пережила за следующие шесть часов... Меня просвечивали, прослушивали, взяли тонны анализов, и только после этого отпустили на вольные хлеба, в мою комор... Пардон, палату. Но счастье было недолгим, нас с Верой пригласил на беседу заведующий отделением. Всю его речь можно свести к трём тезисам: хорошо, что я таки выкарабкалась, он не знает и не хочет знать, как так получилось, и на закуску, Вера правильно сделала, что присматривала за сиротинушкой, все документы подписаны и оформлены, а я оказывается уже год, как числюсь приёмной дочерью Вероники Львовны Верещагиной. Хах, а Верочка то не так проста, как кажется, очень не проста. Судя по её хитрому взгляду, толи ещё будет! Далее, нас ознакомили с предварительными результатами обследования. Что тут сказать, теперь понятно нежелание Виталия Федоровича вникать в причины моего внезапного улучшения здоровья. По всем раскладки получится, что они выдали неверное медицинское заключение на начальных этапах, и плевать будет попечителями и проф. комиссии, что я два с половиной года валялась в состоянии полутрупа с отрицательной динамикой и минусовыми перспективами, так что и главврачу и зав. отделения проще замять дело сейчас, утопив мою историю болезни в архиве и списав моё выздоровление на некие неучтенные факторы. Тем не мнение, такая формулировка больших дядей устроит гораздо больше, нежели слово "чудо", действующее на них как красная тряпка для быка. Парадокс в том, что все они будут знать, что произошло нечто необъяснимое, но формализм в данном случае важнее, ибо бумажки имеют неприятную тенденцию всплывать тогда, когда это не надо, и там, где это не нужно, а посему, мою карту ждут торжественные похороны в самой пыльной коробке, в самой глубине склепа, по ошибке именуемым архивом. А так все шито-крыто, а они ещё и рекламу негласную себе сделают, ну и денежку выделяют на отделение. Все счастливы и довольны. От меня требуется в случае вопросов делать страшные глаза и ссылаться... На что-нибудь, хоть на бога, хоть на черта, хоть на зелёных человечков. Единственной неприятной, как он считал, новостью должно было стать уведомление моих БЫВШИХ родителей о моём выздоровлении. Ещё неделю мне торчать тут, после чего меня переведут или в общее отделение или к Вере, тут как карта ляжет. Согласившись со всеми доводами, мы быстренько слиняли из кабинета. Вера на отрез отказалась выпускать меня из своих загребущих ручек, мотивируя это тем, что мне пока нельзя напрягаться. Моя возмущенная моська должного впечатления не произвела, меня попытались затискать. Отбивалась как могла. Ну не говорить же Вере, что мне это нравиться, когда меня таскают на руках, когда тискают... Я смущаюсь!       На следующий день я встречала первых гостей. Лев Федорович и Федор Ильич Верещагины, соответственно отец и дед Веры, произвели на меня очень глубокое впечатление, особенно дед. И в кого уродилась Ника такой дылдой? Отец и сын были похожи как братья, старший младший, или очень старший и младший, если точнее. Правда, вблизи сходство оказалось слабее, гораздо слабее. Лев Федорович лицом представлял собой классического славянина. Округлое лицо, прямой нос, тонкие губы, волевой подбородок, высокие скулы, голубые глаза и светло-каштановые, почти рыжие волосы. Федор Ильич был другим. То же круглое лицо, те же голубые глаза, но вот остальное... Нос с лёгкой горбинкой, линяя губ прямая, да и самих губ почти не видно, морщин на удивление мало, только в уголках губ и глаз, небольшая складочка на лбу. Волосы именно рыжие, более чем наполовину побитые сединой. Но главная разница во взгляде. У Вербицкого старшего взгляд тяжёлый и хмурый, у младшего наполнен напополам интересом и азартом. Иллюзию похожести создают ещё коричневые костюмы тройки, явно пошитые в одном ателье, и трости, сделанные явно одним мастером, с навершинием в виде черепа. Или я чего-то не понимаю в жизни, или в трости спрятан колющий режик, сантиметров этак в сорок длинной. По крайней мере, трости с овальным сечением просто так не делают, но это если верить той приключенческой книжке, которую я как-то уговорила прочитать мне в слух, естественно с пояснениями от Ники, ибо много я там просто не понимала. Или это был такой тонкий намёк? Вера могла, уровень вредности у неё зашкаливает, так что это вполне в её духе.       - И так, если судить по тому, что видят мои глаза, "рисковой козявке" удалось. Могу только поздравить тебя, хех, внученька с удачной авантюрой, - усмехнулся, кхм, дедуля. Вот так, прямо и без предисловий. Хороший подход.       - Если судить по тому, что видят мои глаза, вам, хех, дедуля как минимум было известно, что именно за авантюру я собираюсь провернуть, - передразнила я Федора Ильича.       - Не буду скрывать, кое-какие подозрения имелись. Может развеешь сомнения старика? - поинтересовался Вербицкий старший, вопросительного изогнув бровь.       -Распечатала источник и сосредоточение Ци, только и всего, - обтекаемо ответила я. Карты вскрывать пока рано.       - Вот так просто? Откуда же у мелкой пигалицы такие интересные знания? Я признаться, как-то интересовался вопросом так называемой жизненной или внутренней энергии человека, но то о чем мы сейчас говорим проходило по статье "Утерянные Знания". Не уточнишь? – вроде как попросил Дед. Ага, так у кого спросишь, так выложат тебе всю свою биографию, с признаниями обо всех грехах, вплоть до испачканных в нежном возрасте пеленок.       Хо, неожиданно. Это мне только что прямым текстом сказали, что всерьёз сомневаются в правдивости моих слов. Проще говоря, провоцируют на гадость или откровенность, тут как посмотреть, и проверяют на вшивость, я же чисто визуально мелкая пигалица. Какой осторожный дедушка мне попался, любо дорого смотреть. Что же, не будем разочаровывать.       - Одно слово, Сансара, - невинно улыбнулась я.       - Хм, не понял, - нахмурился Федор Ильич, - Погоди, ТА Сансара?!       - Это самое близкое к истине объяснение. Естественно бездоказательное, да и эта информация привет ОТТУДА, - перестав кривляться, серьезно сказала я. Как там говорят? Ол-ин! Вскрываемся, дедуля?       - Эм, деда, я ничего не поняла, - как-то потеряно пробормотала Вера, сведя брови домиком и усилено хмурясь.       - Больше умных книжек читай, - проворчал Лев Федорович, - доча, напомни мне, сколько раз я указывал тебе на некоторые занятные книжецы? Да-да те самые, из «скучной секции» А ведь там была довольно исчерпывающая информация по текущему вопросу.       - Это, которые с полки "Философия Востока"? - уточнила Ника.       - Они, они, - покивал старший Вербицкий, - Стыдоба! В Семье и не знать о перерождении... Стыдно!       - А! Я то думала, - расслабилась Вера, - это, как раз мне известно. Оля довольно подробно донесла своё мнение относительно этого вопроса. И даже поделилась кое-чем, - закончила она уже самодовольно улыбаясь.       - Это мы обсудим дома. Хотя, нет. Некоторые моменты требуют уточнения прямо сейчас. Как тебя зовут, твое ИМЯ? – резко песерьезнев спросил старший Вербицкий.       - Ольга. ИМЯ еще нужно заслужить, - не менее серьезно ответила я.       - Хорошо, не буду настаивать, - быстро поскучнев, сказал Федор Ильич, - Но на разговоре с Патриархом я все-таки настою.       - Отец… - предостерегающе начал Лев Ильич.       - Что отец! – взорвался дед, - У меня осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на ерунду! Ольга, у тебя неделя на размышления. Что такое разговор с Патриархом тебе обьяснит Вера, детали уточним потом.       Собственно, на этом разговор и закончился. Старший Вербицкий вылетел из полаты, будто его гнала собачья свора. Лев Федорович скомкано извинился и был таков. А вот состояние Ники мне не понравилось. Такой раздавленной я ее еще не видела. Выудить причины накого настроения удалось только через пару часов, когда названная мать более или менее пришла в себя. Ничего, как по мне, страшного не произошло. Я и не надеялась что мне поверят сразу, слишком уж невероятна правда, вернее, я считаю что правда. Названный дед не был удивлен самой правдой, он сомневался в применимости ее ко мне. Ожидаемо. Но вот то что Веру заедало чуство вины меня удивило. По ее словам, разговор с Патриархом это какая-то форма шаманского ритула, гда вместо одного из аспективных духов контактером выступает дух предка, основавший Род. В детали она не вдавалась, сказала лишь, что Разговор в девяти из десяти случаев заканчивался или смертью или помешательством. Очень добрая семейка, что тут сказать. Самое то для меня. Выводы из короткого разговора не сделать, но чуйка настойчиво шептала, что лучшего варианта мне не найти в принципе. В голове бродили обрывки разговора напополам с непонятними мне ощущениями. Переодические «просветления», когда не понимая собственных ощущений при анализе или разговоре, удавалось делать более или менее правильные выводы. А следующая за этим головная боль… По сравнению с тем что было до «пробуждения» её и неудобством назвать стыдно. Все, спать, иначе точно голова разболится. Парящий остров, на котором располагалась Школа Пути Хона всегда служил этаким сдерживающим и стабилизирующим фактором для трех свободных земель: Диковинный Лес, Великая Пустыня и Равнина Изобилия. Если Диковинный Лес был независим в принципе за счет мощной организации Армии Бдительности и Стражи Бамбуковой Деревни, то та же пустыня или равнины формально оставаясь независимыми, по факту переходили из рук в руки то Империи, то местным князькам или бандам, но «приличия» соблюдались. Эти в общем прописные истины Су Джун объяснял Юнг Мук, старший ученик. В целом беседа сводилась к прояснению позиции Школы относительно всего остального региона, ну небольшой экскурс в историю. В Школе было не принято утаивать информацию об окружающем мире, особенно того, что касалось Империи. Последняя после пятидесяти лет вялотекущей захватнической войны с Равнинами Изобилия последнее время осмелела и сунулась в Великую пустыню. Стоит упоминания и командование имперским войском, состоящее сплошь из жадных до изумления генералов. Эти деятели за десять лет умудрились организовать плантацию Синецвета, и в промышленных масштабах гнали готовую наркоту в Империю, ну и на закуску организовали несколько культов демонопоклонников. Мерзость. Естественно, ни Кльту Хочхон ни Альянсу Муарим такое соседство не понравилось и понеслась душа по кочкам. До поры до времени были отложены прямые боевые действия между враждующими культами, пусть и без объединения, но обе организации начали изобретально гадить Империи. Пока солдаты вели себя более или менее прилично, что населению, что культам было по барабану на их присутствие, но когда начались оголтелые грабежи, публичные казни, изнасилования и прочее непотребство народ возмутился и пошло-поехало. Вялотекущая война постепенно принимала обороты полноценного военного конфликта. В ход пошли химеры, проклятья, отравленное продовольствие. Про разоренные гробницы и говорить нечего. Единственное, что не учли расхитители могил стража этих самых могил. Куда там было имперским химерологам до фантазии магов старой империи. Чудовища, после того как отобедали неудавшимися гробокопателями, полезли наружу, убивая направо и налево, не разбираясь в гербах на доспехах. Свистопляска затевалась та еще. И на этом фоне предполагаемый выпуск всей их пятерки через пару лет виделся Су Джун чем-то вроде издевательства, как раз под самую горячую фазу конфликта. Довольно миролюбивая девушка, ценящая в первую очередь покой и уют, только грустно улыбалась. Ей предстоящая война виделась именно издевательством. Земель у Империи очень много, больше половины которых не освоены и незаселенны, и объективных причин для экспансии к побережью просто не было. Это то и напрягало.