Возлюбленный короля мафии

      Жевательная резинка, которую он не выпускал изо рта всё время, пока находился за рулём.       Две чашки молочного чая «оолонг», половина бутылки минеральной воды, бутерброды из кускового тунца и нескольких сухих, похожих на пластинки зерновых хлебцев.       Два захода в ванную комнату и вполне реализованное стремление почистить зубы. Двойная мята и жидкость для полоскания рта с ромашкой.       Несколько самых разнообразных оттенков вкуса, которые всё равно не смогли перебить и заглушить определённое послевкусие.       Глядя за тем, как исчезает в стоке вместе с водой пена ядреной мятной пасты, Юрген тяжело вздыхал.       Несмотря на то, что с момента встречи прошло уже добрых два часа, он продолжал копаться в собственных мыслях и искренне себя ненавидеть за совершённые промахи. А Ульриха – за открытые насмешки и стремление получить желаемое любыми путями.       Вернувшись домой, Юрген собирался уделить время материалам, собранным работниками полиции. Но вместо этого отмокал под душем и терзал зубную щётку, стараясь избавиться от мерзкого послевкусия, запечатлевшегося не то, что на рецепторах, а, скорее, на подкорке мозга.       Юрген сидел на веранде, пристально разглядывая мотыльков, слетевшихся на приглушённый свет фонаря. Рекс, которому внепланово перепала целая баночка размягчённого стараниями хозяина тунца, несколько минут носился по веранде, как заведённый, виляя хвостом, утыкаясь мокрым носом в руку и пытаясь облизать ладонь. Юрген потрепал пса по холке и снова обратил взор в сторону монитора ноутбука, стараясь сосредоточиться на том, что там отражалось. Вместе с тем он выстраивал собственные теории, и они шли параллельно тем, которые выдвигали сотрудники полиции, никак с ними не пересекаясь.       Юргену не давали покоя мысли о постояльцах гостиницы, которых следовало основательно перешерстить, а не отметать, как вариант, сосредоточившись на варианте с самоубийством. Кажется, ему предстояло заняться этим в самое ближайшее время, ведь принимать чужую версию Юрген отказывался.       Говоря откровенно, он просто не видел в жизни Штефана причин для подобного поступка. Наложить на себя руки мог человек, окончательно разочаровавшийся в жизни, получавший от неё один тычок за другим, при полном отсутствии каких-либо, даже самых мелких и незначительных, поблажек. В такой сценарий события судьбы Штефана втискиваться отказывались. Его карьера находилась на пике и не собиралась идти вниз, оставляя журналиста без работы и средств. Нищенское существование ему однозначно не грозило и в случае увольнения, поскольку в ближайшем окружении затесался Вернер, и уж он-то точно не оставил бы своего зятя без денег. История любви с Хайди развивалась на удивление ровно и гладко. У них никогда не вспыхивало диких скандалов, они, вероятно, не подозревали о том, какими могут быть неразрешимые противоречия. Со всех сторон Штефана ожидало процветание и счастье.       С чего бы ему хвататься за пистолет?       «А твоему отцу?», – неизменно напоминало подсознание.       Юрген с неудовольствием резюмировал, что и здесь не видел причин, толкнувших Фридриха на столь решительный шаг. Спонтанность? Для этого тоже должны быть предпосылки. Любая спонтанность рождается из долгих размышлений, как бы странно это не звучало. Человек просто откладывает решение до лучших времён, а когда они наступают, вспоминает о прежних идеях, загорается ими и именует это спонтанностью, только и всего.       Привязывать смерть отца к смерти Штефана было как-то глупо, но параллель между этими случаями возникала сама собой, настолько похож оказался визуальный ряд в обоих случаях.       Посмотрев на часы, Юрген вздохнул. Скоро рассвет, а он ещё не ложился.       На сообщение, оставленное редактору, ответа не последовало.       Письмо герр Штольц тоже проигнорировал.       Но, по правде сказать, Юрген особо на завидное везение не рассчитывал. В его жизни о везении, как таковом, говорить не приходилось. Только работа, работа и ещё раз работа в стремлении получить хоть пару поблажек в противовес всей мерзости, с которой пришлось столкнуться.       Он собирался добраться до Штольца в любой момент, как только это станет возможным, и пара дней, в общем-то, большой роли не играла. Рано или поздно редактор вернётся, и тогда разговор с ним состоится в обязательном порядке.       – Пойдёшь в комнату? – поинтересовался Юрген, обращаясь к Рексу.       Пёс поднял морду, посмотрел на хозяина осоловелым взором и снова уснул. Ответ был очевиден. Юрген усмехнулся, погасил свет на веранде и проскользнул внутрь дома. Следовало окончательно попрощаться с нервозностью и уделить сну хотя бы пару часов.       Ровно столько в итоге и вышло. Проснулся Юрген в привычное для себя время, несколько минут неотрывно смотрел в потолок, внимательно его разглядывая. Сейчас он окончательно уверился в целесообразности отказа от воспоминаний. Нет их – нет мучений. Приятнее было думать, что вчерашний вечер приснился целиком и полностью, а если и не приснился, то тоже ничего страшного. В сравнении с тем, что случалось с ним прежде – это детские забавы и как-то несерьёзно.       Юрген был склонен ставить под сомнение правдивость высказывания, гласившего, что утро вечера мудренее, но сегодня впервые прочувствовал всё в реальности. Да, действительно, в сравнении с вечером его порядком отпустило.       Ответственность, возложенная на него, тоже сыграла не последнюю роль в формировании отношения к происходящему. Она, в определённой мере, дисциплинировала и помогала правильно расставлять приоритеты. Личная жизнь на порядок отставала от необходимости разобраться в сложившейся ситуации, обнаружив людей, причастных к смерти Штефана. На первом месте, разумеется, значилось расследование, и Юрген не имел права погружаться с головой в переживания. В сравнении с рабочими моментами назвать их важными можно было с большой натяжкой.       Ульрих, что закономерно, никак о себе не напоминал. Но ему и не нужно было это делать, чтобы поселиться в мыслях и никогда оттуда не исчезать.       – Pussy-cat, pussy-cat,       Where have you been?       I've been to London       To look at the King.       Pussy-cat, pussy-cat,       What did you there?       I frightened a little mouse       Under his chair.       Детский стишок сам собой пришёл на ум, и Юрген не удержался от желания процитировать его, пусть и немного видоизменённым, подставив вместо королевы короля.       Ко вчерашнему происшествию подобная вариация подходила гораздо сильнее, нежели оригинальная версия, хоть замена и нарушала всю ритмическую конструкцию.       – Нет ничего такого, что длилось бы вечно, – задумчиво произнёс Юрген. – Немного времени, и ты позабудешь о своих промахах. Забудешь навсегда.       Здесь можно было посмеяться, отметил уже мысленно, а не вслух.       Речь Ульриха врезалась в память не хуже, чем выходка. Наверное, всё дело в том, что она оказалась весьма своевременной и попала в цель, выбив сто из ста. Она подтвердила, а не опровергла подозрения.       «Если бы ты смотрел не только Вернеру в рот, то увидел бы намного больше, чем сейчас».       В конечном итоге, они поругались. И дело было даже не в подтасованных картах, не в блефе с последовавшим нечестным выигрышем, а в Вернере. Стоило только заговорить о нём, как показное стремление дурачиться, присущее Ульриху, испарялось в неизвестном направлении, уступая место иным качествам. Они к себе не располагали, а отталкивали, поскольку именовались цинизмом, грубостью и желанием унизить собеседника. Чем, собственно, Ульрих и занимался в своё удовольствие, припоминая все промахи, какие только приходили на ум. Юрген не собирался покорно выслушивать это, ничего не говоря в ответ. Он вступил в перепалку, не оставшись в долгу. В итоге же покинул кабинет в отвратительном настроении, громко хлопнув дверью.       «Ты всегда был игрушкой, окружённой иллюзией собственной значимости. Неужели не видел, кем являлся, по сути? Никогда не думал об этом? Если ответишь, что не думал, я тебе не поверю».       Ульрих снова бил прямо в центр. Он знал, что не ошибается в своих предположениях.       Признать это в его присутствии для Юргена представлялось невозможной задачей. Он не мог согласиться. Просто не мог. Из принципа.       Потому занял оборонительную позицию.       – Добрый дядюшка Вернер, – усмехался Ульрих. – Ты думаешь, что я никогда не видел его таким? Тогда придётся разочаровать: ты ошибаешься. Долгое время он неплохо ладил с моим отцом. Тоже пожимали друг другу руки при встрече и носили гордое звание друзей. И что мы получили в итоге? Я помню Вернера другим. Он шутил, дарил мне подарки, когда приходил к нам домой, делал комплименты матери. Куда это делось потом? Полагаю, что отступило под напором желания отхватить себе весь пирог, а не кусок его. Отец сказал, что мне лучше убраться отсюда, пока ничего плохого не случилось. Я смотрел на него огромными глазами и не мог произнести ни слова. Он мне ничего не объяснил. Просто сказал, что через некоторое время я уеду в Англию, буду учиться там. Мама поддержала это решение, и меня вышвырнули из привычной жизни. Когда я вернулся, у Вернера уже сменились приоритеты, друзья и отношение к моей семье. Мне казалось, что нет ничего хуже отвратительно пафосной атмосферы частных английских школ и удушающей – их университетов. Желая избавиться от эмоциональной давки, я вернулся сюда. Вовремя вернулся, как показала практика, поскольку в противном случае и меня, и всю мою семью сравняли бы с землёй, отказав даже в самом дешёвом памятнике. Отец не писал мне о том, что здесь творится. Он почему-то был уверен, что мне необходимо держаться в стороне от деловых вопросов, оберегал. В результате молчания едва не остался на руинах империи, построенной с таким трудом.       – Что ты хочешь этим сказать?       – Он слишком честный, мой отец. Слишком. Даже там, где следовало бы хитрить. Людям свойственно заблуждаться и верить, что за улыбками скрывается доброе отношение. Иногда всё бывает наоборот. Так и с Вернером. На самом деле, я не жалею, что вернулся именно в тот момент. Иначе не нашёл бы того, что придало мне сил.       – И что же это было?       – Сомневаюсь, что тебе нужны подсказки.       – Я? – этот разговор напоминал Юргену сцену из нелепого мыльного сериала, героем которого он по странному стечению обстоятельств оказался, но, зная склонность Ульриха к некой театрализации происходящего, сомневаться в правильности предположения не приходилось.       – Ты, – Ульрих усмехнулся. – Именно ты. Уже тогда привлекающий внимание, соблазнительный, надменный и по уши влюблённый в Вернера. Упустить это из вида было невозможно, совершенно точно. С тех пор для меня стало делом принципа отвоевать то, на что нацелился Вернер, укрепить своё положение в обществе и отхватить бонус.       – Но если первые два пункта оказались тебе под силу, то третий до сих пор находится в подвешенном состоянии. Получить бонус не получилось.       – Мы не последний день живём на свете. Надеюсь. Так что всё впереди.       – Очередная подстава? Или брать выше? Похищение и попытка спровоцировать стокгольмский синдром? Уж не моим ли спасителем ты себя возомнил? Не слишком много на себя берёшь?       Именно эти слова и стали для него точкой отсчёта, положившей начало скандалу. Первым взбесился Ульрих, который, кажется, действительно считал себя единственной надеждой потерянной души, неспособной самостоятельно разобраться, как жить дальше.       Воспоминания о прошлом возникали в памяти так некстати, словно нарочно сбивали с толку, пророча победу Ульриху. Помогая ему её одержать.       Юрген смаковал ощущения.       Вода в лицо, алые от смущения щёки и пристальный взгляд, не оставляющий его ни на секунду, преследующий по пятам.       Было в этом молчаливом общении что-то ненормальное, категорически неправильное, даже противоестественное. Но он перехватывал этот взгляд и отвечал тем же. Смотрел, пристально, практически не отводя глаз, лишь изредка нарушая зрительный контакт. Он выгибал шею, запрокидывал голову, прикусывал губы и царапал ногтями ткань пиджака Вернера. Он стонал громче, чем обычно, заставляя Вернера зажимать ему рот ладонью. Он почти кричал, изображая экстаз, но не чувствовал ничего, кроме взгляда уже не зелёных, а почти чёрных глаз, скользящего по лицу. Этот взгляд одновременно возбуждал, ласкал и убивал. Душил увереннее чем ладонь, сдавливающая шею. Причинял боль сильнее, чем пальцы, оставляющие синяки на бёдрах.       Юрген не знал, что тогда чувствовал наблюдатель, но сам испытывал именно эту гамму ощущений. Он работал напоказ, забывая о Вернере, о своей якобы великой любви к нему. Обо всём, кроме человека, неотрывно смотревшего на него, а после тихо прикрывшего дверь подсобки, залитой ярким светом.       Странно даже то, что он не сказал ничего Вернеру, не остановил, не заорал от неожиданности и испуга, не подумал, что Ульрих может отправиться к Фридриху и расписать в подробностях, чем занимаются его сын и лучший друг. Странно, но он думал лишь о том, как продлить зрительный контакт и удержать внимание на себе. Не придумал ничего лучше, чем выставить себя малолетней шлюхой в чужих глазах. В этом он преуспел, не стоило сомневаться.       Он отряхивал чёрный свитер, смывал с него капли спермы, разглаживал джинсы, которые и без того сидели идеально, поправлял волосы, вновь покусывал губы, глядя, как к ним приливает кровь.       Вернер, как всегда в подобных случаях, был осторожен. Не оставлял на шее следов, не прикасался к губам, если только на мгновение, порывисто и без особого энтузиазма. В близости с ним не проскальзывало ничего особенного. Это можно было назвать и вовсе дрянным сексом, если бы не эмоции, сопровождающие процесс. Юрген наслаждался именно ими, осознанием, что его влюблённость нашла отклик, а не растворилась в пустоте.       Из туалетной комнаты он выходил уже не с видом преступника, которого схватили прямо рядом с трупом, с пистолетом в руках. Во взгляде появилась уверенность, которая, правда, тут же испарилась, стоило кому-то дёрнуть за запястье и втащить в уже знакомую подсобку. Оттолкнуть к стене, опереться на неё обеими ладонями.       – Значит, ты спишь с Вернером? Кто бы мог подумать? Время не имеет власти над некоторыми. Он по-прежнему подвержен слабостям и падок на юных мальчиков. Мне казалось, что это в прошлом, а выяснилось, что всё идёт по кругу, только мальчик другой, более сговорчивый, готовый подставляться по собственному желанию.       – Ты вообще кто такой? – скривился Юрген, стараясь добавить в голос уничижительных ноток, но раздражения не добился, только усмешки.       – У тебя короткая память, – губы всё-таки прижались к горлу, заставив прикусить кожу на ладони, чтобы не застонать. Вопреки ожиданиям было не противно, а приятно. – Сегодня вечером я представлялся. Точнее, твой отец и любовник меня представили. Но если желаешь, повторю лично. Ульрих Штайн.       Он оттягивал ворот свитера, вылизывал шею.       Теперь между ними не было дистанции и Вернера. Теперь между ними ничего не было, и взгляды пересекались на таком расстоянии, что искры вылетали снопами, стоило только посмотреть на воспитанника чопорных британских школ, вернувшегося в родные места.       – И что тебе от меня нужно?       – Я заберу тебя у него, – пообещал Ульрих.       Оттолкнулся от стены, развернулся и ушёл, оставив Юргена в одиночестве. Юрген осел на пол, прикрыл лицо ладонями и несколько секунд просидел так, прежде чем из груди вырвался первый смешок, за ним второй, переходящий в дикий хохот.       Сложно было позабыть такое обещание. Как и того, кто обещание давал. Прошедшие годы так и не стёрли его из памяти.       Теперь, спустя несколько часов после скандала, Юрген приходил к выводу: выбор есть если не в любой ситуации, то в подавляющем большинстве случаев. И у него выбор тоже имелся. Достаточно было развернуться и уйти, наплевав на понятие карточного долга и прочей жизни по определённым понятиям. Его не остановили бы, не бросили в подвал с кляпом во рту, удерживая до тех пор, пока Вернер, обеспокоенный пропажей работника, не поставит на уши весь город. Ну, или пока Юрген не согласится выполнить все требования. Ульрих бы не пошёл на такое, поскольку умел рассуждать логически и понимал: никакой любви в подобных условиях не возникнет. А он, как бы смешно и наивно это не прозвучало, жаждал эмоциональной тяги, переходящей в зависимость.       На такое простое решение Юргена не хватило. Откровенно говоря, он сам отказался от решительных действий, покорно опустившись на колени и покривлявшись исключительно ради приличия. Дурная игра не менее дурного актёра. Ответственность за происходящее целиком ложилась на его плечи. Не было здесь виновных, кроме него.       Расслабившись – если эти мысли реально соотнести с расслаблением, – можно было провести в кровати не только утро, но и весь день. Официальное разрешение не появляться на рабочем месте до тех пор, пока расследование не будет завершено, сказывалось на дисциплине не лучшим образом. Однако Юрген не планировал отдавать победу лени. Сейчас у него не было работы, но собака никуда не делась, и её требовалось вытащить на прогулку.       Звонок настиг Юргена ровно в тот момент, когда он, продолжая удерживать Рекса на поводке, спускался вниз по дорожке.       – Доброе утро, герр Браун, – произнёс, стараясь добавить в голос бодрых ноток.       – Доброе. Ты получил письмо от Райнера?       – Да, – Юрген присел на корточки и отцепил поводок. – Вчера вечером. С документами уже ознакомился, но, по правде сказать, результатом сотрудничества не слишком удовлетворён.       – Почему?       – Мало данных. Всё это мне было известно и прежде, за исключением некоторых технических моментов. Я бы обрадовался, добавь они немного ясности, но ничего подобного нет. Надеюсь, что в дальнейшем полиция будет работать усерднее, и я смогу узнать то, что мне необходимо. На их месте я бы взялся за список постояльцев гостиницы, чем, наверное, и займусь в ближайшее время. Убийца вполне мог быть одним из них. Благо, что гостиница не слишком большая, и мне не придётся проверять тысячу людей, желая обнаружить в толпе одного единственного идеального подозреваемого. Что касается поездки в редакцию, то пока мне нечем похвастать, а опираться на сплетни, гуляющие среди коллег Штефана, я не собираюсь. Герр Штольц, редактор, вернётся через пару дней, с ним я и буду разговаривать. Полагаю, он сумеет пролить свет, если не на произошедшее, то хотя бы на темы, которыми занимался в последнее время Штефан.       Юрген неспешно двигался по тропинке, одно за другим перечисляя свои действия на поприще частного сыска и понимая отчётливо, что о «Лорелей» не скажет ничего. Во всяком случае, сейчас. Пока герр Штольц не предоставит ему официальную информацию о задании, данном Хайнцу. Ульрих подтвердил слова Ганса, заметив, будто между прочим, что Штефан приходил к нему и просил о помощи. Но пока это всё оставалось на уровне слухов.       После определённых поступков верить на слово Ульриху не получалось.       Попрощавшись с Вернером, Юрген вновь мысленно вернулся к версии, связанной с постояльцами гостиницы. Раз уж утром она не показалась ему глупой, следовало всерьёз взяться за разработку и построение логической цепочки.       Не сомневаясь в правильности своих поступков, Юрген набрал номер Лотара Райнера. Определённые моменты в отчёте, точнее полное их отсутствие, напрягали. Хотелось уточнить, почему никто не озаботился поиском материала со скрытых камер и почему не опросили сотрудников гостиницы. Уж они-то, имея доступ к номерам, вполне могли заметить что-то подозрительное в поведении постояльцев.       Знакомство с этим человеком Юрген свёл несколько лет назад, как только получил должность пресс-секретаря. Вернер, приняв его на работу, решил не откладывать важные дела в долгий ящик и познакомил помощника со всеми «нужными» людьми, коих оказалось приличное количество. Определённые журналисты, сотрудники полиции, адвокаты, прокуроры, нотариусы, чиновники мелкого ранга и повыше... Их было так много, что голова шла кругом, но Юргену предписывалось запомнить всех и постараться заручиться поддержкой каждого.       Лотар Райнер был одним из первых знакомых. Он постоянно отирался рядом с Вернером, но, вопреки ожиданиям, считался человеком до отвращения честным с восхитительно чистой репутацией. Такими, во всяком случае, были официальные данные. Что до неофициальных, то с ними Юргену ознакомиться не довелось. Однако не был он настолько наивен, чтобы верить: у знакомых Вернера нет грешков в анамнезе. Они имелись у всех. У него так в первую очередь. Меж тем, репутация его не соответствовала истине. И коллеги, и охрана Вернера, и все «нужные» люди знали не Юргена-шлюху, покупающего расположение деловых партнёров своим телом и талантами в области орального искусства. В их представлении он был изворотливым, немного циничным и поразительно холодным в эмоциональном плане – понятие отстранённым находилось ближе к истине – мужчиной, сосредоточенным на построении карьеры и стремлении угодить работодателю.       На людях он и старался быть именно таким, периодически надевая подходящую к случаю маску. Однако в глубине души понимал, что они его не знают. Никто из тех, с кем он сталкивается лицом к лицу, не представляет, что творится в его душе теперь. Не имеет понятия, что там творилось прежде. Они все находятся за пределами его личной зоны доверия, и вряд ли однажды произойдут перемены. В мире был лишь один человек, давно нарушивший личное пространство и наследивший там грязными подошвами своих ботинок, оставивший на память о себе терпкий аромат брендового одеколона. В этом самом личном пространстве.       Чрезмерная осведомлённость пугала сильнее всего, заставляя поворачивать назад и не просто уходить, а стремительно убегать, не разбирая дороги, не выстраивая определённого маршрута. Главное, подальше от этого человека.       Юрген тяжело вздохнул и вновь сунул телефон в карман. Дозвониться до Лотара Райнера оказалось не так-то просто. Длинные гудки раздражали, а с ответом Лотар не торопился. Единственное, что оставалось – ждать, пока он сам не перезвонит.       Снизойти до Юргена полицейский соизволил не менее чем через полчаса. Юрген за это время успел прошвырнуться по лесу, найти большую палку и поиграть с псом, бегая с ним наперегонки. Это сумасбродное решение не осталось безнаказанным. Зацепившись носком кроссовка, Юрген упал, но успел схватить палку, опередив Рекса.       В отдалении шумела река, кричали птицы. Рекс склонился над Юргеном и деликатно гавкнул. Видимо, осведомился на собачьем языке, всё ли в порядке. Юрген ничего не ответил, только перекатился на бок и засмеялся заливисто.       Его накрывало чувством сумасшедшей любви к жизни. Всё внезапно расцвело сотней ярких красок. И листья на деревьях, и трава, на которую он упал и следы от мокрой коры, оставшиеся на ладони, пахнущие землёй – миллионы оттенков, вкусов и запахов набросились на него одновременно, словно пробуждая от длительного сна и помогая почувствовать саму жизнь.       Кажется, он сотни и тысячи дней подряд не испытывал прилива такого счастья, спровоцированного осознанием факта собственной причастности к миру. Рекс больше не гавкал, зато лез облизывать хозяину лицо. Юрген закрывался руками и продолжал хохотать до тех пор, пока из кармана толстовки не полилась привычная мелодия.       – Хотели поговорить со мной? – поинтересовался Лотар.       – Да, герр Райнер, – Юрген присел на землю, провёл ладонью по волосам, стряхивая травинки.       От недавнего смешливого настроения не осталось ничего. Он моментально отбросил все отвлечённые мысли, сосредоточившись на собеседнике. Юрген отложил палку в сторону, чтобы не махать ею и лишний раз не провоцировать пса.       Рекс, поняв, что играть с ним больше не будут, притих и чинно устроился рядом, не издавая ни звука. Образцово-показательная собака, как ни крути.       – Интересует что-то конкретное?       – Да. У меня к вам будет пара вопросов, которые хотелось бы прояснить. Во-первых, я не нашёл в предоставленных материалах информации о камерах слежения, установленных в комплексе. Не думаю, что ваши сотрудники не озаботились проверкой. Только вот прислать результаты мне не потрудились. Во-вторых, мне бы хотелось узнать, как продвигается работа с постояльцами, которые находились в ту ночь рядом в гостинице. Думаю, этим ваши подчинённые тоже займутся в ближайшее время, если уже не занялись. Опрос персонала тоже не повредит.       – Ничего подозрительного в коридоре не происходило, – произнёс Лотар, внимательно выслушав Юргена. – В работе камер наблюдения не было зафиксировано каких-либо сбоев, потому к материалам дела этот отчёт не прикрепили. В период, когда предположительно было совершено убийство, в коридоре никто не появлялся. Посетителей у Хайнца не было. Если только человек-невидимка.       Он невесело усмехнулся, а Юрген нахмурился.       Надежда на материалы с камер слежения – зыбкая с самого начала – растаяла окончательно. Впрочем, он не сомневался, что всё сложится именно так. Редко можно отыскать среди преступников идиота, способного попасться на такой примитивной вещи. Разве что дилетант, отчаянно нуждающийся в деньгах и отчего-то решивший, что заработать на убийствах проще всего.       Несомненно, платили за это прилично, во многих случаях несравнимо больше, нежели на честной, официальной работе, признанной государством законной. Но чтобы начать грести деньги лопатой, следовало сначала заработать громкое имя в определённых кругах, а не убивать каждого встречного за пару купюр из украденного кошелька.       Вряд ли Штефана могли заказать дилетанту. Для начинающих он был птицей высокого полёта.       – А опрос постояльцев?       – В процессе. Как только информация будет собрана, вы сразу же получите очередной отчёт.       – Рассчитываю на это.       – Герр Нильсен, в этом случае я заинтересован в скорейшем раскрытии преступления не меньше вас, – вкрадчиво, но весьма доброжелательно произнёс Лотар. – Вы же понимаете, что для меня это дело на первом месте, и именно ему я уделяю большую часть времени. Иначе быть не может. Наше знакомство с герром Брауном исчисляется не одним десятком лет. Всё это время я верой и правдой служил ему. В дальнейшем я не планировал отступаться от выбранной линии поведения. Ваш приёмный отец может не волноваться. Дело обязательно будет раскрыто, но это работа не одного момента. Мне и моим коллегам необходимо время. Вы должны это понимать.       – Я понимаю, – согласился Юрген.       – Мы с вами всегда прекрасно сотрудничали, и мне не хотелось бы нарушать эту замечательную традицию. Разумеется, вы, выступая в качестве куратора нашего расследования, можете запросить имеющуюся информацию в любой момент дня или ночи, когда ощутите в этом потребность. Однако не стоит думать, что мы творим чудеса. Такие преступления не раскрываются по щелчку пальцев, даже если это пальцы герра Брауна или ваши.       – Мне доводилось слышать о раскрытии преступлений по горячим следам. Наверное, это были выдумки, – усмехнулся Юрген.       – Нет. Но это не тот случай, когда преступника можно было схватить через час после совершения убийства. Увы, время упущено. Теперь нам придётся долго работать на результат, но я вас уверяю, он обязательно будет.       – Стараетесь вежливо меня послать?       – Ни в коем случае. Просто прошу о небольшой услуге. Ощущая постоянный контроль, невозможно действовать. Столь пристальное наблюдение добавляет нервозности.       – И без того напряжённой работе, – заключил Юрген, продолжив чужую мысль, развив её в наиболее подходящем направлении.       – Именно. Не сомневайтесь, как только мы будем располагать нужными данными, вы получите уведомление, – произнёс Лотар.       В его голосе впервые столь ярко проскользнула усталость, прилично разбавленная раздражением.       – Я понимаю вас, герр Райнер. Простите, что побеспокоил.       – Вы ответственный работник, только и всего.       – Не без этого, – согласился Юрген, сбрасывая звонок.       Как он и предполагал с самого начала, рассчитывать исключительно на полицию не приходилось. Они, конечно, старались, но вряд ли Вернера мог удовлетворить неспешный темп их работы. А это означало, что Юргену определённо придётся взвалить на себя обязанности не только куратора, но и детектива.       Предчувствия редко его обманывали.       Сейчас они с завидным упорством повторяли одно и то же утверждение: работёнка предстоит адская.