Человек — животное довольно странное. Нет, навряд ли оно произошло от обезьяны. Старик Дарвин, пожалуй что, в этом вопросе слегка заврался. М. М. Зощенко
Визг, крик, грохот, свист, рёв, вой разрывали на части небольшой клуб на окраине Нью-Йорка. На сцене подобно горячему жеребцу скакал высокий, худой, темнокожий парень, издавая странные звуки, смутно напоминающие смесь лошадиного ржания, визга свиньи и человеческого голоса. Публика бесновалась, и только одинокий пожилой мужчина, одетый в строгий костюм, взирал на всё это неодобрительно. Стоило отгреметь последним аккордам и наступить живительной тишине, как он быстро прошёл за кулисы и устремился к освободившемуся солисту. — Павел Каунофф? — обратился мужчина к парню, с трудом произнося непривычное имя. — Мне нужно с Вами поговорить. — Только вот не надо произносить тут моё имя, — зашипел негр, отводя мужчину в сторону. — Здесь я для всех Большой Па. — Это не имеет значения, — отмахнулся мужчина. — Я нахожусь здесь по поручению вашего прадедушки. Он при смерти и в последние часы хотел видеть вас. Павел задумался. Про прадедушку он, конечно, слышал. Ещё бы, один из самых богатых людей Нью-Йорка, в честь которого его и назвали. Старику должно было уже перевалить за сто лет. Он пережил всех детей и внуков, а помирать так и не собирался. Отца Павла он навсегда вычеркнул из своей семьи, когда тот женился на негритянке, и с тех пор никогда не проявлял интереса к их жизни. Что же могло измениться? Неужто старичка на смертном одре замучила совесть, и он решил вернуть правнука в завещание. Куда девались все его расистские замашки? — И когда прадед хотел видеть меня? — спросил Павел с надеждой. Богатый родственник был как нельзя кстати. С деньгами в последнее время стало плохо, их группа еле сводила концы с концами, выступая в мелких клубах на потеху публике. — Сейчас! Он уже очень плох. Времени практически нет. Машина ждёт у входа. Дорога до загородного дома заняла около двух часов. Затем их быстро провели в комнату умирающего, где Павел нерешительно замер перед большой кроватью. Павел Каунофф старший лежал на спине, обложенный подушками нежно-бирюзового цвета. Несмотря на свои сто с лишним лет, выглядел он достойно. Годы совсем не согнули его. Это был плечистый мощный старик, который в молодости поражал всех своим двухметровым ростом и богатырской статью. На правнука он взирал с долей разочарования. Вот за что ему такое наказание, что его единственный наследник — полунегр? Угораздило же внука так жениться. А ведь адвокаты докладывали, что он ещё и играет в каком-то мерзком негритянском ансамбле. Ничего, ещё можно всё исправить. — Павел, — раздался хриплый голос, — послушай меня. Ты мой единственный оставшийся в живых потомок, и только от тебя зависит, сможешь ли ты вступить в права наследства. Прадед говорил по-русски, и Павел с трудом понимал его. Конечно, отец учил его языку предков, но все эти знания уже порядком забылись. Тем не менее, он принял максимально внимательный вид, ловя каждое слово. По крайней мере, сведения о том, что является единственным наследником, он прекрасно понял и в душе ликовал. Прощай бедная, полуголодная жизнь! — Сам я родом из России из небольшого села в карельской глубинке. Я многим обязан своей родине, но за восемьдесят лет, что живу в Америке, я ничего не сделал для родного села. Ты исправишь эту ошибку, если хочешь стать моим наследником. — Как я могу это сделать? — спросил Павел с максимальной предупредительностью. — Село, из которого я родом, называется Синертава. Ты отправишься туда и будешь жить, пока не женишься на местной уроженке. Только после этого наследство будет полностью передано тебе, до этого можешь распоряжаться только процентами. Если ты покинешь село, так и не женившись, то все мои деньги будут отданы на благотворительность. В голове Павла звенели фанфары, и играл джазовый оркестр. Он богат! Правда, могут возникнуть проблемы с женитьбой, но не признаваться же сейчас прадеду, что он гей. Да и всегда можно будет что-нибудь придумать. Самое сложное в этой ситуации было сохранять каменное выражение лица и не проявлять признаков радости. Через два дня прадед скончался, и потянулись унылые будни, связанные с похоронами, вступлением в ограниченное наследство и организацией поездки в Россию. Для всех окружающих он был безраздельным наследником огромного состояния, и только узкий круг лиц знал о поставленных прадедом условиях. * * * Село Синертава уже давно переживало свой упадок. Во времена Российской империи, когда по местным улочкам носился маленький Паша Каунов, оно носило название Синертава Жарви и состояло из более двух сотен дворов. В советское время непривычное русскому уху название быстро изменили на Красное. На этом интерес власти к потерянному в глуши населённому пункту пропал. Село потихоньку ветшало и в итоге к нынешнему времени сократилось до тридцати дворов. На заре новой России удалось вернуть историческое название пусть и в усечённом варианте. Правда, вернуть былой размах селу это не помогло. Дорога до районного центра отсутствовала, а из всех благ цивилизации было только электричество, подаваемое с большими перебоями. Вызов председателя сельсовета Виктора Петровича Семенова, даже не в райцентр, а напрямую к главе республики, был сродни шоку. Вспомнились советские времена, в голову полезли разные крамольные мысли о напряжённой политической обстановке в мире и близости границы с Финляндией. Хотя до той границы было тридцать километров непроходимых болот. Разговор с высоким начальством был краток и быстр. Виктору Петровичу вменялось в обязанность встретить молодого американского миллиардера, которого неожиданно потянуло на родину предков, и добиться от него обязательств по инвестированию средств в родную республику. — Вылижи ему задницу хоть до дыр, но такого инвестора мы не должны упустить, — ёмко вещал глава республики. — Но как? — робко пытался возразить Виктор Петрович. — Как хочешь! Главное, ты должен показать, что у нас нисколько не хуже чем в какой-нибудь Европе или Америке. Напирай на местный колорит. Короче, у тебя есть три дня на подготовку. Всё бы хорошо, но два дня ушло, чтобы добраться по бездорожью до родного села, а в последний день делать что-либо уже не было ни сил, ни желания. Виктор Петрович решил сильно не переживать, день продержится, а больше и не надо. Уж сколько он лапши навешал дотошному начальству, неужто какому-то заезжему иностранцу не сможет наврать с три короба? Родина предков встретила Павла обильным снегопадом и метелью. В поездке его сопровождал только уже знакомый пожилой мужчина, который оказался семейным адвокатом. В его обязанности входило проследить за выполнением условий завещания. Путешествие протекало быстро: самолёт до Санкт-Петербурга, поезд до Петрозаводска, встреча с главой республики, который весь прямо сиял приторной улыбкой, и отбытие в городок Калевала на предоставленном внедорожнике. Не привычному к таким холодам Павлу становилось не по себе, но он мужественно терпел. Очередное испытание ожидало его, когда из внедорожника пришлось пересесть на снегоходы и в сопровождении проводника двинуться к нужному селу. «Вот почему нельзя было потерпеть с путешествием до лета? Или в этом богом забытом месте его не бывает?», — сокрушался Павел всё сильнее, но упрямо шёл к намеченной цели. Хотя, что он будет делать в селе, и сам пока не знал. Встречали Павла на родине предков с размахом. Пять размалёванных старушек в народных нарядах поднесли хлеб-соль, распевая карело-русские песни и приплясывая. Чуть в стороне, напялив на лицо радостную улыбку, стоял Виктор Петрович. Каждой из старушек он с утра поднес по бутылке первача и теперь с тайной злостью взирал на виновника таких трат со своей стороны. Немногочисленные детишки сновали вокруг, с любопытством разглядывая живого негра. — Мы рады приветствовать Вас на родине предков, — начал свою речь председатель сельсовета, заметив, что старушки стали выдыхаться. — Хотя мы и являемся частью России, но ближе к просвещённой Европе, так что здесь вы сможете найти всё то же, что и в любых городах старого света… Виктор Петрович заливался соловьём, описывая все прелести вверенного его заботам села. Будущее Нью-Васюков, описанное Остапом Бендером, меркло перед перспективами Синертавы. Павел слушал, открыв рот и, хотя понимал далеко не всё из речи, радовался, что его занесло не в глушь, а во вполне продвинутый населённый пункт. Хотя червь сомнения нет-нет, да и вгрызался в мозги, заставляя относиться скептически к некоторым утверждениям речи. А Виктор Петрович всё никак не мог остановиться, хотя мысли его были далеко не радужными. «Вот треплю тут этому негру не понять что, а стоит ему хотя бы захотеть нужду справить и увидеть наши удобства на морозе, как все мои речи будут напрасны». — То есть у вас тут абсолютно всё есть? — решил уточнить Павел, когда речь Виктора Петровича закончилась. Говорил он с жутким акцентом, так что слова было очень сложно понять. — Абсолютно, — быстро ответил председатель. Потом, подумав, оставил для себя лазейку, — но только то, что нам самим нужно. — Есть ли у вас тут театр или какие-нибудь музыкальные шоу? — Конечно, — бодро отрапортовал Виктор Петрович, бросив взгляд на притихших в стороне старушек. Интересно, сколько они возьмут за представление? Запасы первача были не бесконечны, а другой валюты старые кошёлки не принимали. — А как насчёт доступа к интернету в селе? — поинтересовался Павел. Если уж тут обосновываться на житьё, то хотелось бы это делать с удобствами. Виктор Петрович в ответ замялся. Вопрос в целом он понял, но одно слово было незнакомое. Что это за интернет такой? Однако, отвечать что-то было надо. — Только для жителей села, — гордо заявил он. — Всё-таки граница близко, режим. Павел уже радостно осматривался, мысль о том, что можно без всякой женитьбы устроиться в этом месте со всеми удобствами и жить на проценты, казалась ему всё более привлекательной. Хотя если у них тут всё как в Европе, то может и последний вопрос решится положительно. — А гей-клуб есть? — спросил Павел. Надежды, что искомое заведение расположено в самом селе, практически не было, но, может быть, где-нибудь поблизости. Виктор Петрович опять замер, пытаясь понять, что от него хотят. Слово «клуб» он вроде разобрал. А вот перед ним? Вот гады, не могли иностранцу переводчика дать, теперь сиди и разбирай его ломаный русский. В этот момент его осенило, это иностранец слово «где» так странно выговаривает. — Клуб у нас есть, работает по выходным, — быстро ответил он, прежде чем сообразил, что сегодня как раз воскресенье, и иностранец может захотеть приобщиться к местной культуре. Клуб же был старый и давно заброшенный, с дырами в полу и крысами размером с крупную кошку. Но обратной дороги нет, раз уж сказал. — Гей-клуб? — решил уточнить Павел, удивлённый донельзя. — Да, тут недалеко, на соседней улице, — председатель принялся объяснять, где находится сельский клуб. — Мой сын, если надо, покажет. Он часто там ошивается. Мне уже возраст не позволяет, а вот раньше, бывало, и я ходил. — Ваш сын гей? — выдал ошарашенный Павел. Впервые он встретил человека, который так свободно говорит об этом. «Вот заладил где, да где, морда негритянская», — думал про себя Виктор Петрович. Так и хотелось ответить русское «в пизде», но приходилось сдерживаться. Во-первых, отвечать так иностранцу было бы некультурно. Во-вторых, это вполне могло оказаться правдой. Сыну Виктора Петровича Ивану было всего девятнадцать лет, но он успел прославиться на все окрестные деревни своей неуёмной страстью к женскому полу. Иван перепортил всех окрестных девок, но останавливаться совершенно не собирался. «Я в поиске», — каждый раз отмахивался он от намёков родителей на то, что пора бы остепениться. Попытка отправить неразумное чадо в город на учёбу в техникум тоже не увенчалась успехом. Выгнали его через полгода за связь с дочкой директора сего учебного заведения. — Да, я вас познакомлю, — ответил председатель, думая про себя, что пора заканчивать этот разговор. — А теперь позвольте проводить вас в приготовленный дом, где вы можете отдохнуть с дороги. Пока гости отдыхали, местные мужики спешно приводили в порядок клуб: забили самые крупные дыры в полу танцевального зала, украсили стены еловыми ветками, к потолку подвесили зеркальный шар, валявшийся тут с непонятно каких времён. В это же время единственного на всё село гармониста выводили из месячного запоя, окуная в специально вырубленную прорубь. Гармонист громко матерился. Бабы всех возрастов и комплекций спешно наводили марафет на свои потускневшие физиономии. В ход шли свекла, черника, морошка и прочие дары природы, заготовленные коротким карельским летом. Виктор Петрович образумливал своего непутёвого сына, пойманного на полатях родительского дома с очередной девкой. Вот ведь детина, вымахал под два метра, а до сих пор по полатям лазит, хоть бы на сеновале своим постыдным делом занимался. Ни стыда, ни совести. Информацию о том, что сегодня ему нужно будет сопровождать иностранного миллиардера в клуб, Иван воспринял без удивления, только поинтересовался, не приехало ли с иностранцем каких-нибудь баб, а то все предыдущие ему не по душе. Вместо ответа он получил подзатыльник от отца, и обещание женить его на первой попавшейся девке от матери. Иван обижался на родителей минут двадцать, а потом плюнул и предался размышлениям о том, какой из деревенских красавиц дать второй шанс на сегодняшнюю ночь. По первому разу он перебрал уже всех. На этом приготовления к вечеру в клубе закончились. * * * Павел тем временем обживался в выделенном ему доме. Радужное представление о предстоящем житье медленно разбивалось о деревенский быт. Первый удар, как и ожидалось, был нанесён видом местного туалета. Стоящее на улице одинокое деревянное строение никак не ассоциировалось в голове новоявленного миллиардера с представлениями о санитарии и гигиене. Ржавый умывальник с холодной водой нанёс второй удар. Третьим стала печальная толстая крыса, прошествовавшая посередине дома, совершенно не обращая внимания на окружающих. Павел как никогда понимал своего прадеда сбежавшего в далёкие годы в просвещённую Америку. Лучом света в царстве тьмы для Павла оказался Иван, который пришёл ближе к вечеру, чтобы сопроводить иностранца в клуб. Если существует в мире любовь с первого взгляда, то это была именно она. Павел смотрел на широкоплечего, высокого, светловолосого красавца и понимал, что готов мириться со всеми неудобствами местной жизни, только бы быть с ним. Тем более Виктор Петрович говорил, что его сын гей. Клуб в этот вечер собрал всю окрестную молодёжь от десяти до шестидесяти лет, два десятка жителей села и ещё столько же приезжих из близлежащих деревень. Осматривая местных представительниц прекрасного пола, дородных с румяными от свеклы щеками и косами толщиной в руку, Павел по-настоящему испугался. Взгляды этих хищниц были намного страшнее местного туалета, умывальника и крыс вместе взятых. Местный гармонист со всей мочи грянул плясовую, девушки пустились в танец, бросая на Павла призывные взгляды. Иван, впервые обделенный вниманием прекрасного пола, с горя принял на грудь первые двести грамм для сугрева. В этот момент в зале погас свет, очередной раз отключили электричество. Гармонист, одной рукой продолжая играть, достал бензиновый фонарь и водрузил рядом с собой. Откуда-то достали ещё несколько фонарей, дававших рассеянный свет. В полутёмном помещении веселье продолжалось, на Павле висла то одна барышня, то другая. «Какой же это гей-клуб?», — мысленно возмущался он, выискивая глазами Ивана. Юный богатырь обнаружился в углу с пятилитровой бутылкой первача, которая уже была на треть пуста. Его глаза поблёскивали в темноте. — Вот сейчас и узнаю гей он или нет, — сказал сам себе Павел и резво двинулся тёмный угол, где засел предмет его страсти. Он подошёл к сильно захмелевшему Ивану, страстно поцеловал его в губы и замер в ожидании, дадут ли ему теперь в морду или нет. В морду не дали. Более того сильные руки Ивана притянули к себе темнокожего парня и начали лапать за задницу. — Ух, какая негритянка. А я уж думал, этот иностранец баб с собой не привёз. Эх, грудь, конечно, маловата, — бубнил себе под нос парень, не соображая, кто перед ним. А дальше была ночь, сеновал и сплетение двух горячих тел. Утром Павел проснулся раньше. Боль в заднице напоминала о произошедшем ночью событии, но хотелось повторять это снова и снова. Он бы ещё повалялся в объятиях Ивана, но хмурый взгляд адвоката, стоящего в дверях и наблюдающего за ним с неодобрением, заставил оставить любимого одного. Иван проснулся только ближе к обеду. Воспоминания о произошедшей ночи накатили мощным тайфуном. Это была именно она: та, которую он искал, та, с которой секс напоминал бы ураган. Лица вот только он в темноте не рассмотрел. Ну да бог с ним, главное, что он нашёл ту, которую искал всё это время. — Матушка, папенька, женюсь, — заявил он с порога родителям. — Возражения не принимаются, я всё решил. — На ком? — прозвучал одновременно вопрос от обоих родителей. Лица Виктора Петровича с женой приняли радостное выражение. Наконец-то их оболтус остепенится. — Я имени ещё не знаю. Негритянка с маленькой грудью, ну с иностранцем ещё приехала, — принялся объяснять Иван, немного конфузясь от того, что так и не узнал имя своей любимой. — Нужно её найти. Улыбка с лица Виктора Петровича стремительно слетела. То, что иностранец приехал только с адвокатом и проводником, он знал отлично. К тому же вспомнился утренний разговор с адвокатом, который никак не мог найти Павла. На предположение о том, что иностранец мог загулять с какой-нибудь барышней, ему было доходчиво объяснено, что наследник предпочитает парней. Дальнейшие выводы, о том с кем провёл ночь его сын, напрашивались сами. С одной стороны позор, с другой возможность остепенить сына и заполучить в семью богатого иностранца, хотя бы на время. А в то, что это увлечение надолго, Виктор Петрович нисколько не верил. Павел тем временем устроил своему адвокату форменный допрос на тему, будет ли выполнено условие завещания, если он возьмёт не жену, а мужа, заключив брак в ближайшей Финляндии или дома в США. По всему выходило, что будет, так как пол будущего супруга в завещании не фигурировал. Лицо Павла расплылось в улыбке. А дальше был пир на всё село: веселый Павел и смирившийся Иван, довольные родители и печальный адвокат, пьяный гармонист и расстроенные сельские красавицы, пять упившихся старушек и печальная толстая крыса, получившая пинком под зад и провалившаяся в дыру местного сортира. — И я там был, мёд-пиво пил, по губам текло, да в рот не попало… — закончил я очередную сказку. — Знаю я, что там у тебя по губам течёт обычно, да в рот не попадает, — сверкая глазами, вымолвил Илья. — Но-но-но, только без пошлых намёков, — смеюсь я, замечая, что мой любимый уже не настроен так воинственно. Хотя форсировать события, думаю, рано, пускай немного привыкнет. — Ещё сказку? — И какие варианты? Люблю выбирать. 1) Сказка об Алике Бабаеве и сорока трансвеститах 2) Сказка о гее на час 3) Сказка о хитром джине — Расскажи сказку о гее на час, — откликается Илья, закутываясь в одеяло.5. Сказка о негритянской негрооперетте
1 декабря 2015 г. в 10:21