Он занес топор над палачом

На одно тошнотворно длинное мгновение Поттеру показалось, что это Вернон Дурсль втиснулся в его крошечную коморку и трясет за плечи, потому что он проспал и не приготовил завтрак. А затем подсознание подкинуло картинку остывающего трупа дяди, и холодный пот выступил на лбу и шее. Гарри распахнул глаза, резко сел. Перед ним было лицо Тома Реддла, решительное и совсем несонное. Его руки с силой сжимали плечи мальчишки, словно желая их раскрошить. — Одевайся, — сказал Реддл. — Быстро. Нам нужно кое-что сделать. Холодные пальцы убрались, волшебник решительно поднялся на ноги и кинул на колени Поттера вчерашнюю одежду. Так же резко, как и появился, мужчина исчез из комнаты, будто его и вовсе здесь не было. Гарри нащупал на прикроватной тумбочке очки и опустил их на нос. Глянул в окно — предрассветные кровавые судороги охватили небосвод. Еще секунду пробыв в странном оцепенении, мальчик скинул одеяло и принялся торопливо натягивать старую одежду. Теперь она казалось ужасно большой и некомфортной после мягкой и подходящей. Поттер, с трудом перебирая босыми ногами, спускался с третьего этажа на первый, прислушиваясь, разыскивая признаки пребывания волшебника в одной из комнат. В доме стояла тишина, словно в абсолютном вакууме. Спустившись на первый этаж, мальчик заметил фигуру Реддла, окутанную все в ту же мантию и — он был уверен — босой, как и он сам. Холодное лицо мужчины было непроницаемым; пальцы Гарри второпях застегивали последние пуговицы на рубашке. — Мы не можем появиться в волшебном обществе как родственники. Первая же проверка уничтожит весь наш план на корню. — У нас есть какой-то план? — удивленно переспросил Гарри. — Разумеется, — раздраженно бросил Реддл. — У меня есть план. Но я не в состоянии за один вечер посвятить тебя во все тонкости. Тогда Гарри спросил более серьезным тоном: — Но вы ведь собираетесь посвящать меня в них? — Он упрямо добавил: — Я не хочу на ощупь идти в темноте. — Я ясно выразился вчера? — еще более раздраженно и нетерпеливо сказал волшебник. — Ты обо всем узнаешь. Сейчас нам нужно быть в другом месте. Не позволяя мальчишке более и рта раскрыть, Том снова схватил его за плечо, и их вместе швырнуло в длинную черную трубу, лишающую воздуха и сжимающую со всех сторон. Их вышвырнуло в неизвестное Поттеру место: Травянистую, иссушенную и потемневшую поляну, окруженную неровным кругом лиственных деревьев. Высокое, невозможно далекое небо было в разводах акварельного красного, глубоко синего, переходящего в голубоватый, будто разбавленный водой. Было по-осеннему холодное раннее утро; искореженные, изуродованные деревья наступали, подобно избитым солдатам, из последних сил кидаясь на врага. Бедная черная листва, словно обшмаленные волосы, вырванные клочьями, чуть шевелилась на невидимом и неосязаемом ветру. Под ногами увядали последние цветы. Было тихо — ни птиц, ни сверчков, ни ветра, ни запаха. Тихо, как в доме Реддла. Дальше в роще деревья, Гарри видел, были живыми. Посередине поляны было что-то вроде огромного котла, а под ним — чуть приглушенный огонь. В котле что-то мерно разводило рябь — круги появлялись из центра, неспешно и лениво плыли к стенкам котла, но не исчезали — они словно отталкивались от стен, возвращались к центру, и все начиналось сначала. Над самой поверхностью был легкий зеленоватый дымок, практически растворяющийся в ядовитом воздухе. — Когда волшебник хочет ввести в род постороннего человека и дать право носить свою фамилию, глава рода проводит ритуал, — дав осмотреться Поттеру, сказал волшебник. — После ритуала этот человек окончательно становится частью семьи. — Реддл прикоснулся пальцами к прядям волос, нависшим на лоб мальчика, — Гарри инстинктивно дернулся, уходя от прикосновения, почувствовав вспыхнувшую пуще прежнего боль. — Твой шрам ведь болит? Гарри махнул головой, обращая внимание на зудящую, все непрекращающуюся боль в шраме. За прошедший день и сегодняшнее утро он не переставая чувствовал это горячее ноющее чувство, но запросто игнорировал как неприятное обстоятельство, а не предостерегающий сигнал. Раньше, до появления этого мужчины, шрам не болел и вовсе. У Гарри не получалось это объяснить, и досада на неуходящую боль его росла. Было бы просто прекрасно избавиться от нее. — Боль пройдет после ритуала. — Реддл отошел от мальчишки к котлу и взял прикрепленный к железному боку длинный брусок из темного металла. Мешая бруском содержимое котла, дымок, казалось, только уплотнялся. — Твоя внешность, как и моя, будет немного изменена, мы станем неуловимо похожи, разделим на двоих предпочтения и вкусы. — Волшебник на мгновение замолчал, а затем сказал так, словно это было высшим благом и самым неприятным обстоятельством: — Наша магия соединится и поделится между нами поровну. — Это необходимо? Сна уже не было ни в одном глазу. Нервозность скрутила желудок в морской узел, вопросы завозились под кожей, словно слизкие черви. Поттер не сводил взгляд с мраморного лица волшебника, силясь уловить проблески… настоящего. Было совершенно ясно: Реддл не хотел этого так называемого ритуала. Быть может, ему претила мысль о разделении чего-либо с мальчишкой — уж тем более собственной силы. Неясная возбужденная дрожь прокатилась по позвоночнику вниз — Гарри видел этого волшебника в деле. Он нервно облизнул губы, исподлобья разглядывая сильную фигуру Реддла. Уже абсолютно не пугала перспектива быть похожим на него. Это почти честь. — Это необходимо, — резко бросил Том. Скорее убеждая себя. — Что я должен делать? Губы Реддла презрительно скривились, будто Поттер спорол какую-то чушь. Взгляд его не отрывался от странного варева, и смотрел он так пристально, словно желал там кого-то рассмотреть. Видимо, не смог — он резко поднял голову и оглядел мертвую поляну и первый ряд деревьев. — Аксонлия томилась тринадцать дней, — бормотал он себе под нос. — Сейчас она готова. Можно начинать. — И уже громче: — Подойди сюда. Гарри торопливо подошел к волшебнику, остановился в двух шагах и замер, выжидая указаний. Том Реддл заговорил медленно, раздельно, выговаривая каждую букву заученного заклинания с особенной тщательностью. Язык был Поттеру не знаком. Но от него он почувствовал медленно прокрадывающийся через босые ступни жар, упругую силу, пробирающую своей резкостью кости. Внутри затаилось колючее ощущение тревожности, словно мутная топь незаметно поглощала его. Голос Реддла становился ниже, в него проникали свистящие и шипящие нотки. Из воздуха над пожухлой травой стал материализовываться полупрозрачный круг, охватывающий, ограничивающий двух людей в себе, как ловушка глупого кроликов. На короткое мгновение Реддл прервался, вытащил из кармана палочку и направил ее на брусок в своих руках — тот превратился в кинжал с тяжелой ручкой, с темным заточенным лезвием. Мужчина снова заговорил, а затем сделал то, от чего зеленые глаза мальчишки расширились — Реддл полоснул мизинец левой руки лезвием, попросту отсекая ногтевую фалангу. В котел брызнула кровь, утонула отрубленная плоть — варево вдруг налилось цветом, сменило тошнотворно-бледный окрас на резкий багрянец. Зеленоватый дымок потемнел, все более и более сгущаясь. Оставшуюся часть мизинца Реддл обернул тканью, выуженной из своих бездонных карманов, и снова принялся шипеть неясные слова. Круг вокруг них стал ярче, подпитываясь чужой плотью. Широко раскрытые глаза Поттера метались между окровавленной тканью и заволновавшимся варевом, и он пропустил момент, когда мужчина схватил его руку и занес над котлом. Мальчишка задохнулся воздухом, когда ядовитый парок коснулся холодом его кожи, но не дернулся, не вскрикнул — и тогда, когда Реддл провел по ладони кинжалом, оставляя глубокую кровоточащую рану. Мужчина перевернул ладонь Поттера над котлом, заставляя яркие капли крови срываться с раскрытых краев раны, кончиков пальцев. Гарри крепко сжал зубы, не позволяя себе произнести и звука, когда Реддл сильно сжал ладонь, будто желая выжать всю кровь из его тела. Когда волшебник наконец отпустил изуродованную руку, Поттер даже не старался как-то остановить кровь — рука безвольно повисла, в ту же секунду забытая. Зелье менялось на глазах: оно темнело, напитанное плотью и кровью, на рябистой поверхности появлялись огромные пузыри. Они набухали, и только когда становились размером с большой кулак, лопались, выпуская из недр темный густой парок. Этот пар соединился с зеленоватым дымком над поверхностью котла. Словно кислотные тучи собирались, сгущались, набрякали, как гнойные язвы. Ограничивающая линия становилась все более и более заметной, объемной, устойчивой. — Я хочу, чтобы ты сейчас закрыл глаза, — приказным тоном заявил Реддл по-английски. Гарри перевел взгляд на мужчину, и в облике его против воли проступило что-то яростное, дикое. Это слишком впечатляющее зрелище, чтобы быть его лишенным. Гарри упрямо, злобно смотрел в черные тоннели глаз Реддла, и не находил там света. — Закрой глаза немедленно! — столь яростно, сколь было ее в Поттере, прошипел Том. — Необходимо закончить. Мальчишка был упрям до дрожи — Реддл схватил его за отвороты рубашки и притянул совсем близко к себе. Внимание Гарри от взбешенного лица мужчины отвлекла палочка, направленная ему самому в лицо. В тот же миг его веки словно склеило, и он ослеп. В этой беспросветной тьме мальчишка был словно новорожденный котенок — беззащитный, слабый, лишенный опоры. Остались только четыре сенсорных системы, связывающих его с реальностью. Ноздри щекотали кислые пары, раздражая рецепторы. Мелкие волоски встали дыбом на руках, их словно касались невидимыми холодными перьями, наглаживая, как бывает любовно наглаживают убийцы волосы своей жертвы перед тем, как вскрыть брюхо ножом. Горькое чувство распространялась по всей ротовой полости, будто кто-то нарочно разлил там чан колючей отравы. А рядом Реддл говорил на латыни об отданных магии дарах, служению ей во благо, о просьбе получить статус главы и разделении могущества. Глаза его были закрыты. Он многого не сказал мальчишке. Например, того, что не является прямым носителем фамилии Мракс и что этот ритуал может их убить. Глаза их были закрыты. Все дело в магии. Черные тени в душе Гарри закопошились, подобно потревоженным огнем змеям. Это было почти больно — большой комок где-то в солнечном сплетении мешал дышать, давил и распирал. Тени — его магия — волновалась, точно чьи-то руки через глотку собирались добраться до них и вынуть. И тогда мальчишка умрет. Реддл, едва контролируя собственную давящую боль, выдохнул последние слова над зельем, что готовил чуть более двух с половиной месяцев. Крошка хрусталя, три капли сока черной гинкго билоба, настойка подземной аксодалии… и еще тридцать четыре компонента, половина из которых способна убить, другая — заставить выплеснуться магию. Как только последние слова были произнесены, с зельем случилась странная вещь: оно самопроизвольно начало испаряться, превращаясь в густой черный дым с шипящим звуком. Огромная темная масса стекалась на омертвевшую траву, точно ручеек с горы, покрывая все пространство чернотой. Вязкие усики ползли к той самой ограничивающей линии, что была ярко-синей, и когда они достигли ее, то принялись подниматься вверх, словно те вьюнки по стенам дома Реддлов. Они поднимались до тех пор, пока не стали на несколько дюймов выше головы мужчины с унизительно зажмуренными глазами. Смольного дыма становилось все больше, давление в груди все сильней, ощущение присутствия третьего все острей. Они были заперты в банке, бока которой замазаны краской, как два мелких паука. В ту минуту их жизни были кинуты как кости на игральную доску. Абсолютно подвешенное состояние — ни шаг вправо, ни шаг влево. Решение принимали за них. Абсолютно ослепший Поттер только чувствовал: холод обвил его с ног до головы, проник под кожу. А затем появилась та самая рука, которая принялась выдирать его суть через глотку. Крупная дрожь пробила тело, боль превратила тело в сжавшуюся пружину, напряжение внутри и снаружи росло, будто момент аппарации стал основой его состояния. Когда ноги ослабли совсем, Гарри ощутил чувство потери. Холодная рука пробралась в его грудную клетку и сжалась вокруг беснующихся теней, враз сделав их материальными. Сейчас он чувствовал свою магию как никогда, живую, пульсирующую, сопротивляющуюся. Колени подогнулись, и мальчишка упал на вытянутые руки, чувствуя щелочные слезы на своих щеках. Он все еще не произнес ни слова. Рядом послышался тихий болезненный звук — Том Реддл не испытывал особенно ярких эмоций от всего этого, как и мальчишка. Особенно когда его собственную магию выдирали из тела, как сорняк с грядки культур. Конечно, он знал, что так и будет. Конечно, он сделал все, что в его силах. Необходимость разрушить будущее полностью лишало его права развернуть назад. Он либо умрет там, либо здесь от собственной магии. Том Реддл боялся смерти. Целый год, а может, секунду не происходило ничего — не было никакого движения, картинки или звука. Только нарастающая, все увеличивающаяся боль. Как будто кто-то принимал решение, как будто прямо сейчас они находились в чьих-то руках. Гарри Поттер, наклонив голову низко к земле, открыл рот, чтобы окликнуть мужчину, и тогда решение было принято. Вместо слов послышался сдавленный звук — в рот мальчишки попал дым и, словно он был живой и целенаправленный, проникал все глубже, подобно толстой скользкой змее. Дым, окутывающий все пространство круга, как-то разом обрел разум, сгустившись и атаковав людей. Холодный и густой, он проникал сквозь одежду, подобно пронизывающему ветру, и впивался в кожу, проникал внутрь сквозь поры, рот, уши и нос, заставлял задыхаться и сжиматься от холода и инородного присутствия чужого, дикого, ищущего. Дым покрывал все инеем и морозью внутри, играл на нервах сардоническую мелодию, замораживал кровь, скручивал судорогой суставы и хрустел костями. Будто насмехался, упивался влагой на щеках и свежей кровью на губах. Пустоту внутри обнесло парализующим снегом. Снова появилась та рука — только сейчас она не отнимала, а преподносила. Замершее и парализованное болью тело и не думала сопротивляться, напрочь выбившись из сил. Рука со сжатым кулаком забралась в развороченную ею же грудную клетку и в толщу кровавой массы опустила раскаленный оолит, как жемчужину в пырей. Стремительная и неукротимая сила тут же наполнила тело огнем, вытолкнув вовне все стороннее, прошлась от пальцев ног до макушки крупной дрожью, взорвала в голове невероятно яркий и огромный салют, конвульсивно дернуло сердце, и это была та долгожданная освобождающая боль, которую и Реддл, и Поттер так вожделели. Они знали, что все закончилось. Только тьма все равно не исчезала для Гарри — она лишь стала желанным другом, когда он провалился в невесомость, потеряв сознание. *** Гарри чувствовал… многое, и в то же время — ничего. Странное парадоксальное чувство легкости и тонной тяжести ядра каждый его клетки. Только придя в себя, мальчишка почувствовал изменения — не на телесном уровне, а скорее внутреннем, где магия и сознание обратились в единый цельный и замкнутый круг, не знающий начала. Гарри Поттер чувствовал равновесие и гармонию. Его внутренний мир — старые, изглоданные червями сомнения и подозрения монументы с поселением иллюзорных образов боли, страха и ненависти под предводительством слабого отверженного мальчика — сегодня обошелся без гражданской войны. Там царило небывалое раньше равновесие: когда боль, страх и ненависть не атаковали немощного мальчишку, а вели переговоры. Хотелось сохранить это мерное, спокойное состояние на долгие лета. Гарри Поттер чувствовал свои тени — нет-нет, магию. Сейчас казалось, будто она приобрела объем, протяженность, вес и даже цвет. Мшисто-зеленый. Он чувствовал свою магию подобно тому, как люди чувствуют гравитацию, земное притяжение. Этого не увидеть, не ощутить пальцами, но оно существует всегда и везде. Она существует — магия. И она подчиняется. Или подчиняешься ты. Она обустроилась где-то на уровне солнечного сплетения и одновременно в каждой клетке тела. И ощущалась бесконечно родным. То, что раньше принималось за нечто непостижимое, сейчас приобрело объем, протяженность, вес и даже цвет. Мальчишка открыл глаза и обнаружил себя на кровати в своей новой комнате. За окном было пасмурное солнце ноября. Сейчас тело ощущалось легким, гибким, полным жизненных сил и энергии. Он поднял ладонь к лицу и с удивлением смотрел на чистую, гладкую, много побледневшую кожу. Там, где раньше было множество мелких шрамов, сейчас не было ничего. Лишь между указательным и средним на внутренней стороне ладони правой руки был глубокий шрам. Не так давно в одной из уличных потасовок со старшими ребятами Поттера без труда толкнули к дереву, где минутой раннее старший мальчишка разбил бутылку из-под пива. Оказавшись на лопатках, Поттер схватил один из осколков — да так, что острый край впился глубоко в ладонь. Его длинный язык всегда был помехой. Приносил слишком много боли, неприятностей. Но сейчас ему хорошо — так, как, быть может, не было хорошо никогда. Мальчишка поднялся на ноги. Они привели его в ванную, смежную с комнатой. Ополоснув руки, он плеснул холодной водой в лицо. Глянув в зеркало, с любопытством разглядывал изменения, которые с ним произошли. Не разительные, но существенные. Темные волосы не топорщились более на макушке и затылке — они лежали ровными блестящими прядками. Из-за работ в саду кожа Поттера всегда была немного смуглой, но теперь та стала будто выбелена лимоном. Глаза насыщенного зеленого цвета еще более выделялись на светлом тоне лица. И еще — он только сейчас заметил, что ему нет необходимости надевать очки, чтобы все это увидеть. Мальчишка даже не знал, где они. Но он точно знал другое: его шрам больше не болел. Шрам и сам будто побледнел, и на ощупь казался гладким. В груди Гарри поднялось ликование, и жажда магии обострилась. Как эти изменения стали возможны? Что сделал этот мужчина? Сможет ли он, Гарри, так? Или лучше? Неужели теперь возможно и вовсе все? И найти тех, кто виноват в его оторванности от всего волшебного? Они хотели лишить его самой сути! Реддл сказал, что знает виновных. И он, Гарри Поттер, поклялся самому себе, что обязательно расквитается со всеми теми, кто искалечил и хотел убить. Его слуха коснулся звук удара — будто что-то с силой кинули на пол. Мальчишка поспешил вниз. На втором этаже, в той самой гостиной, где они были вчера, Том Реддл находился у книжного шкафа и посекундно выхватывал оттуда книги, просматривал несколько страниц и практически все скидывал на пол. Там уже собралась приличная куча — книги, десятки книг валялись на полу, раскрытые на середине, у самого форзаца или где-то у оглавления. Движения Реддла были четкими, эргономичными. Он точно знал, что и зачем делает. Желудок мальчишки издал высокий скулящий звук. Щеки Гарри окрасил легкий румянец, особенно заметный на светлой коже. Реддл оглянулся на него, окинув цепким, сканирующим взглядом и удовлетворенно хмыкнул. — В этом доме еды нет. Через несколько минут аппарируем на Косую Аллею — там и пообедаешь. Поттер словил себя на том, что пристально рассматривает волшебника. Что-то неуловимо поменялось. Раньше казалось, будто мужчина ходил по тонкому канату, протянутому над пропастью. Балансировал, старался не рухнуть вниз. В его глазах, где-то там, за коркой льда толщиной в полметра, постоянно шла непрерывная внутренняя борьба. Как у самого мальчишки. Но сейчас наступил штиль. Будто недавний ритуал превратил тонкий канат в уверенный и надежный мост. Том Реддл обрел равновесие, ему перестала грозить пропасть — за каждый взмах палочки и экспрессивное слово. Еще пропали складки на лбу — такие, какие бывают, когда половину отведенного тебе времени ты проводишь в тяжелых раздумьях, а вторую половину сокрушаешься результатами своих поступков. Мужчина стал выглядеть более молодо, едва не юнцом. В памяти было свежо воспоминание об ауре, особой энергетике мужчины, что невозможно не почувствовать при пересечении с ним одной дороги. Давящая, подавляющая. Нельзя сказать, будто это фундаментально изменилось. Но дышать стало значительней легче, не чувствовалось чужих эфемерных пальцев, давящих на грудину. От мужчины шла ровная, безопасная энергия. Больше не чувствовалось угрозы. Лишь врожденная, особая харизма заставляла оборачиваться вслух при его появлении. — Ты слышишь меня? — Глубокий голос вырвал Поттера из задумчивого созерцания. — Я спрашивал, ты заметил изменения, когда очнулся? Гарри неопределенно качнул головой. Было слишком личным говорить об обретенном покое в душе. Даром что интуитивно чувствовал то самое и в Реддле. Мужчина тем временем добрался до самых верхних полок и выкидывал книги, не щадя их. Снизу оставалось лишь несколько книг. Гарри разглядел фамилию лишь на ближайшей к нему книге: Д. Оруэлл «1984». Мальчишка не слышал о ней. Реддл закончил с книгами и обернулся к Гарри. На его лице было написано ожидание. — Не знаю. Не уверен… — все-таки нашелся мальчишка. — Мои волосы в порядке. И не нужно больше носить очки. — Скажи мне, ты столь застенчив или же просто ненаблюдателен? Гарри снова сделал неопределенный жест плечами. Глаза Тома Реддла предупреждающе сузились. — Не стоит пожимать плечами, когда тебе задают прямой вопрос. Это признак дурного тона. В голове всплыло воспоминание о вчерашней ночи. О новых именах. Эрнст и Генри Мраксы. Мальчишка постарался мысленно примерить на себя новое имя. Значит ли это после событий сегодняшней ночи, что они теперь… семья? Что это вообще значило? — Зачем нужен был этот ритуал? — вместо этого спросил Поттер. — Я не думаю, что кто-то будет проверять вашу родословную… — Мальчишка растерялся, заметив выражение лица мужчины – насмешливое, заинтересованное. — Не хотите же вы сказать, что родословная там представляется вместо документов? — Я говорил, что магия живет в нас, — уступил на этот раз мужчина. — Она живет в нашей крови. И чем чище кровь, тем более высоко, совершенного уровня магия достигает. И в магическом сообществе есть около трех десятков фамилий, которые являются самыми древними, сильными. Эталонами. Мраксы – одни из них. Ритуал позволил мне принять статус главы семьи и получить доступ в хранилище банка. Позволит пользоваться родовым поместьем, сделать магию стабильной и входить в высший свет. Нельзя просто так появиться и обрести влияние. Но теперь наша фамилия позволит нам все это. — Это как визитная карточка, — задумчиво проговорил Поттер, глядя на манипуляции мужчины: он отошел от наваленной кучи книг, а затем наставил на нее палочку — посыпались искры, и страницы книг занялись огнем. Глаза мальчишка удивленно расширились, но он автоматически продолжал: — Фамилия будет представлять нас вместо нас. — Думай об этом так. Гарри заворожено наблюдал за огнем. Вновь. Но этот огонь пожирал память, а тот — мосты. Этот был приручен, он не касался ковра и не полз ужом к стенам, а тот был порождением ярости и боли, он не давал пощады и прощения. Невольно вспомнился предсмертный крик тетки, а затем тишина. А еще чуть позже — свобода. — Мы опаздываем. — Реддл оказался прямо перед мальчишкой, и тот вздрогнул от неожиданности, слишком задумавшись, чтобы заметить тихое передвижение мужчины. В правой руке у него были туфли. — Нам нужно создать себе образы. Гарри прытко обулся и коснулся руки волшебника. Они оказались в другом мире.