Любовь жестами

Как же сильно болит голова. Все тело кажется одним сплошным воспаленным нервом, который начинает ныть от любого движения. Я пробую пошевелить пальцем, но от этого болит вся рука. Шипя, через силу открываю глаза и смотрю в белый потолок. В памяти тут же всплывают картины аварии. Камаз… встревоженный отец… визг тормозов встречной машины. Сердце обливается кровью от одной мысли, что теперь со мной будет. Память услужливо подсказывает, что отец опять не пристегнулся. Я сглатываю и поворачиваю голову вбок, взглядом сразу находя капельницу, присоединенную к моей руке. Тихо работают аппараты, показывающие сердцебиение, давление, пульс… Я боюсь увидеть себя. То, каким я теперь стал. Почему я выжил? Зачем? Судя по темноте в комнате, сейчас либо поздний вечер, либо глубокая ночь. Решив, что дежурный врач уже делал обход, прикрываю глаза и снова проваливаюсь в сон. Темнота, никаких картинок. Только звуки аварии. Второй раз прихожу в себя уже ближе к обеду. Открываю глаза и встречаюсь взором с каким-то парнем. У него глаза цвета горького шоколада, насыщенно-каштановые волосы и приятные черты лица. Одет он во все черное, с множеством подвесок в виде крестов, капель и просто тонких цепей. Он молча глядит на меня, а я на него. Почему он молчит? Вообще, кто он и что здесь делает? Открываю рот, пытаюсь спросить его, почему он не идет сообщать о том, что я пришел в себя, но ни звука не произношу. До мозга медленно доходит. Подкатывает паника от того, что я мог повредить голосовые связки и теперь мне грозит немота. Сердце бешено заколотилось, а глаза заметались по комнате. Парень наблюдает за мной, затем поднимается из кресла и выходит из палаты. Я пытаюсь приподняться, но резкая невыносимая боль во всем теле укладывает меня обратно на подушки. Видимо, я долго лежал в этом положении, потому что все мышцы затекли. Зажмурившись, я предпринимаю еще одну попытку подняться, но опять безрезультатно. В тот момент, когда я падал на подушку, в палату вошел врач. Заметив мои мучения, он в первую очередь помогает мне сменить положение, подложив под голову еще пару подушек. Затем быстро проверяет все мониторчики и еще раз осматривает меня. - Наконец-то пришел в себя! – в палату буквально влетает мужчина. Сначала мне кажется, что это отец, но потом вижу, что они мало чем похожи вблизи. Мотаю головой, чтобы отогнать подальше ненужные мысли и, скривив лицо от резкой боли, прикрываю глаза. Мужчина в белоснежном халате с подозрением смотрит на меня, а потом быстро ощупывает мою шею. Кажется, он понял, что я не могу говорить, потому что не стонать при такой боли – более, чем странно. Пока я переглядываюсь с врачом и подозрительно щурюсь, возвращается тот самый парень. Первым делом он сгоняет мужчину с кресла, в котором сидел до этого, и только после этого интересуется моим состоянием. - Произнеси что-нибудь… - просит врач, пальцами прощупывая мои голосовые связки. Я же, как и просили, пытаюсь узнать, что с моим отцом. - Так и знал. - Что с ним? Мне теперь еще и калекой его забирать? – вскрикивает мужчина, явно недовольный тем, что сейчас вообще здесь находится. - Отец!!! – повышает голос парень. - Думай, что говоришь! - Ваш сын прав. Это не более чем последствие шока… Голос вернется, но только когда организм полностью отойдет от произошедшего. - Отлично! Теперь еще и это… - причитает мужчина. - И как долго это может длиться? – а парень-то поспокойнее отца будет. - От месяца до нескольких лет… - тихо отвечает врач, внимательно следя за моим ошарашенным лицом. Что он сейчас такое говорит? Как месяц без голоса? Это шутка такая? Может, я просто охрип… Проклятье, отец придет в ярость. Отец, точно! Что с ним?! Медленно шепчу одними губами: «Что с моим отцом?» - и повторяю эту фразу, пока меня не понимают. Они, конечно, все вместе около пяти минут пытаются разобрать, о чем я спрашиваю. Первым догадывается парень. - Ваш отец погиб на месте, он был не пристегнут. Вы сами выжили только благодаря ремню безопасности, - врач откидывает одеяло, и я вижу зеленый синяк, расположенный так, как я накидывал на себя ремень. - Мне очень жаль. Как только я осознаю, что мне говорят, слезы сами застилают глаза, а тело колотит мелкой дрожью. Не знаю уж, плохо мне стало или нет, но врач суетится и уже через минуту вводит мне успокоительное. Уже на грани яви и сна я распознаю, что он мне говорит: - Это ваш дядя и брат… Теперь будете жить с ними. * * * Благодаря успокоительному я проспал до следующего утра. Похоже, еще рано, так как в коридорах тихо, а вчерашний парень спит в кресле. Почему он сидит здесь? Он вообще уходил? Судя по поведению его отца вчера, он не сильно рад взять меня на свое попечение. Значит, если тот мужчина – мой дядя, то это мой брат. Интересно, почему я не слышал от отца, что у меня есть дядя, а у него… Сердце щемит, как только я вспоминаю про отца. На глаза снова наворачиваются слезы, но меня уже хотя бы не колотит как вчера. Может, парень чувствует мой взгляд, но он просыпается и, немного понаблюдав из кресла за тем, как я лью слезы, поднимается, поставив перед кроватью стул, садится рядом. Его пальцы скользят по моим щекам, стирая слезы. - Все будет хорошо. Ты только не реви и не ухудшай свое состояние. Его голос сейчас такой приятно-успокаивающий, что еще раз дернув носом, я посильнее сжимаю губы и киваю. Слезы все равно не прекращают течь, но я с этим уже ничего не могу поделать. - Меня зовут Кирилл, мы двоюродные братья, - улыбается он, продолжая смахивать мои слезы. - Я узнал, что у меня есть брат только после твоего попадания сюда. Папа отказывался рассказывать мне о своем родном брате, с которым я видел его в фото альбомах. Я выжидающе смотрю на него, потому что пока он точно угадывает мои мысли. Хотя чего тут гадать. Что еще я могу спрашивать, находясь в таком положении? Он долго тут сидит, а значит, вполне подготовился к этому разговору. - Наши отцы были родными братьями, но что-то между ними произошло, потому что еще до нашего с тобой рождения они разъехались по разным городам. Причины ссоры я не знаю, но думаю, повод был веским. Я тоже так считаю, иначе зачем скрывать от сыновей всю информацию о близких родственниках. Интересно, а если бы этой аварии не произошло, я бы до старости не узнал о Кирилле? - Максим, когда я тебя увидел, то не поверил, что у меня такой красивый брат, - я смущаюсь, но улыбнувшись, пытаюсь прошептать: «Ты тоже красивый». Похоже, он меня понимает, потому что улыбается в ответ. - Ты лежал весь в бинтах, когда я пришел в первый день. Сейчас, спустя две недели, почти все срослось, и почти сошли все синяки. Что он сейчас сказал?! Две недели?! У меня расширяются глаза и снова текут слезы, причем еще сильнее, чем до этого. Я пролежал здесь и не попал на похороны. Я лишился отца и не смог его похоронить! - Максим, ты чего? – парень обеспокоенно склоняется надо мной, а я быстро шевелю губами, пытаясь узнать о похоронах. Он, не долго думая, достает свой смартфон и вручает его мне. Благо сегодня пальцами я спокойно могу шевелить, поэтому пишу сообщение: «Моего отца уже похоронили?» Кирилл тяжело вздыхает и кивает. - Да, следствие закончилось, и его похоронили. Как только выйдешь из больницы, я съежу с тобой на кладбище, обещаю. Я хмурюсь и пишу следующий вопрос: «Какое следствие? Что они сказали?» - Все, что я знаю, это то, что у твоего отца нашли небольшой процент алкоголя в крови, и не вовремя отказали тормоза. ЧТО?! Не вовремя? Да машина только с тех. обслуживания пришла! Все было исправно! И они закрыли следствие? Погиб известный человек, а они вот так?! Я вам это с рук так просто не спущу… - Я понимаю, что ты не согласен с этим решением, но дело закрыли. Я сам в это не верю… А что более обидно для тебя будет, так это то, что в прессу попало заключение следователей. Кирилл решил на меня сразу всю информацию обрушить? Я не против, но отчего-то становиться все сложнее дышать. Надеюсь, я смогу все это пережить.