Сказки из общего жития

– Рано или поздно, – шепчешь на вдох и выдох, – так или иначе, – переставляешь ноги: три шага на три слова и снова-здорово. Холодно, темно, страшно, привычно-непонятно, удастся ли дожить до вечера. – Рано или поздно. – Выдох. Шаг. Кошка, шмыгнувшая за поворот, кажется волком, собственная тень на заборе заставляет замереть и громко, жалобно попросить мир о помощи. – Так или… Дорога обрывается тупиком, выводит на отсвечивающие светофором ночные рельсы – и вдруг становится доброй знакомой, которая сегодня почему-то сорвалась, наорала и наговорила горьких, несправедливых вещей. Теперь ей стыдно: она, будто извиняясь, выводит к воде, отражающей фонари, к ровному асфальту, к старой церкви – и наконец, когда сердиться уже невозможно и не на что, – прямиком к общежитию. Еще и колыбельную голосом кого-то из знакомых бардов подкидывает, чтобы спалось лучше. И спится. Если уж вечером удалось чудом удержаться на грани миров, то с утра не рухнуть в бездонное – из разряда фантастики. Поэтому вместо привычных врезающихся в спину пружин при пробуждении ты осознаешь только запах осенней свежести, будто спишь в миллиметре над лужей. Загружая мозги на ходу, успеваешь уйти километра на три – ноги во все времена работали быстрее – и с изумлением взираешь на мир, бесконечно просторный, солнечный, зеленый и абсолютно незнакомый. Даже листва не той формы, какой должна быть. Даже мысли бегают по спирали и поминутно замирают, споткнувшись о неродной мозгу речевой оборот. На чьем же хвосте довелось прилететь сюда и почему все воспоминания говорят, что так быть не должно? Почему мир тих, будто птицы и ветер застыли во времени и спорят там о переделе территории, а из головы льется настойчивая гаммельнская флейта? Как, наконец, проснуться? Ноги, как обычно, думают быстрее мозга, обходят это загадочное место по кругу – так-так, мы явно не на планете, иначе зачем бы ей все время загибаться вверх – и выносят вердикт: либо гравитация здесь тянет в пустоту, либо это сон и по пробуждении к телу прибавится еще пара сантиметров, потому что безнаказанно летать во сне у нас вроде как не принято. На этом месте ты просыпаешься и становишься тараканом на потолке верхнего этажа Останкинской башни. А может, Эйфелевой – певучий язык вокруг на русский и французский непохож одинаково. Но что-то подсказывает, что долго услаждать слух не получится: каков бы ни был мир, тараканов не жалуют нигде, особенно на памятниках культуры. И ты снова меняешь мир. Однажды, потеряв счет превращениям, ты вдруг просыпаешься окончательно. И оказываешься мной.