Большой круговорот

Часть 8. Глава 11. (Ахтунг! НЦ — 21, насилие над ребенком!) Все сильнее бурливший от каждого названного имени Зал мгновенно стих. Затишье перед бурей. — Она сказала Поттер? — прошептал кто-то тихо. — Эйнджел Поттер? — Это кто? — Я знаю только Гарри Поттера. — Разве у Джеймса и Лили была дочь? — Карлус с Дореей постарались? В таком возрасте? Но многие лорды и леди молчали. Они кипели, глубоко в душе горели адским пламенем, но из всех сил сдерживали свои эмоции. У этих магов уже давно чудят Гобелены. На них отобразилось это только что названное имя, но они до этого момента не понимали с чем это связано, и никаких сведений ни о какой Эйнджел Поттер не находили. Ни в Министерстве, ни при использованных ритуалах, ни в семейных хрониках и архивах. И только теперь становилось понятно — чары сокрытия и забвения. Они скрывают все, что связанно с конкретным магом или Родом, ведь их изобрели именно для этих целей — скрыть, уйти в тень. И только, когда скрытый маг сам узнает о своем наследии и имени, происходят вот такие казусы с Гобеленом. Однако уже прошло почти четыре года, а эта Эйнджел так и не дала о себе знать никому из причастных. А ведь они ее родственники. Неужели не интересно? Или… Многие взгляды остановились на последнем, пока еще не рассекреченном имени на экране — Гермиона Грейнджер. И это давало подсказку, ведь на Гобеленах она значилась не просто Эйнджел, а Эйнджел Гермиона Поттер. Ну, и еще чудачества с фамилией Блэк. Как у девушки, так и у знаменитого мальчика. Но тут маги решили, что, в связи с крестничеством последнего Блэка и кровным родством через Дорею Блэк, родовая магия сказала свое слово в попытке не дать угаснуть роду, назначив наследника. Однако чары на девушке, наложенные много-много лет назад, еще продолжали действовать и сбивали магов с толку, потому что официального оглашения этого имени еще не произошло. Не была указана связка настоящее имя — магловская метрика, которая позволила бы разорвать цепь заклятия. Но, как оказалось, сыворотке правды эти чары не помеха — и имена бесстрастно срывались с губ ведьм, а адекватные и логично мыслящие маги уже провели параллели с предыдущим разбирательством и сложили дважды два. Нотт, который с Поттерами, если и состоял в родстве, то настолько дальнем, что на его Гобелене таких потрясений не образовалось, а потому... Все еще с сомнением посмотрел на горящие на экране имена. Все уже приобрели свое истинное значение, а в скобках было указан их магловский эквивалент. И только одно имя по-прежнему было неизменным — Гермиона Грейнджер. Это было очень подозрительно. Хотя в исповеди ведьмы прозвучало много имен, которые на этом экране даже не фигурировали, но... Это было подозрительно, что там до сих пор светилось это имя, хотя по всем остальным Прюэтт их уже просветил. Нотт сложил руки на груди и стал анализировать ход этого Совета. Сначала глава обвинил опекунов в халатности по отношению к маглорожденным. Печально, конечно, но не смертельно. Ничего особо стоящего. Хотя и с довольно неприятными последствиями. Затем их обвинили уже в халатности по отношению к детишкам магов. Опустим ужасы, что творили с этими детьми их официальные опекуны. Это отвратительно и страшно, но таких пяток на сотню. У остальных-то распределенных все в относительном порядке и они прекрасно себя чувствуют. Но за ними всеми должны были быть приставлены маги, которые будут осуществлять надзор, а этого не было, поэтому эти ужасы стали возможны. Эта халатность уже более серьезный проступок по отношению к магическому миру, нежели «махание рукой» на сопровождение и опекунство маглорожденных. Хотя бы просто потому, что это не кто-то там безвестный и неизвестный маглорожденный, а это дети таких же, как и они, магов. А разве хоть один маг пожелает своему чаду такой участи, если вдруг с ними что-то случится? Они все надеются на этот Опекунский Совет и на строгое соблюдение этим Советом заветов магии. А тут получается совсем наоборот. После… После вскрылись факты по более кощунственным статьям — подложные контракты и неправомерность занимаемых должностей, что позволило этим сукам избегать закономерных откатов за пренебрежение своими обязанностями. Это уже даже не халатность, за которую, если отбросить последствия, максимально, что можно было вменить: отстранение от занимаемой должности или штраф. За это уже шла более серьезная статья о правонарушениях. В этом случае — обязательное отстранение и огромный штраф, куда же без него. И этим бы эти поддельщики бы не отделались. Пятнадцать суток в Азкабане и три года бесплатных штрафных работ на общество. Да хоть санитарами в св. Мунго, только уже под всеми полагающимися обетами и постоянным надзором. Но дальнейшее?! Если разобрать все, что тут только что произошло, со всеми этими вскрытиями и разоблачениями, глава обвинил Опекунский Совет в непреднамеренном нарушении Статуса Секретности. Непреднамеренном. Пока непреднамеренном, и тут же вытащил на свет все неприглядные факты, что доказывали уже преднамеренное нарушение. Это тридцать суток в Азкабане. Итого уже сорок пять суток Азкабанского гостеприимства эти чиновнички уже себе накрутили. Игнотус Прюэтт, понял Нотт, строит собрание, переходя от незначительных проступков к более весомым обвинениям. И, похоже, главное обвинение только что было озвучено самой миссис Рипман. Гарри Поттер! Отбросим пока что в сторону неизвестную Эйнджел Поттер, хотя и это более чем интересно, раз уж Прюэтт приберег её на сладкое. Но вот Мальчик-Который-Выжил — это вершина айсберга, который они начали разбирать с его глубокой подводной части. Учитывая, что на мальчике нет никаких посторонних чар, типа сокрытия и забвения, как на предыдущих жертвах этих мошенников. Учитывая, что у мальчишки только в этом Зале половина близких и не очень родственников, и многие из них подавали прошение на опекунство над мальчиком. Вон, леди Лонгботтом! Если Нотт правильно помнит, то она приходится мальчишке двоюродной бабкой, как двоюродная сестра Карлоса Поттера. И ведь женщина билась за мальчишку, как львица, а через пару месяцев ей пришлось отстаивать свои права на собственного внука. Подозрительно. И почему-то только теперь вспоминаются скандалы, связанные с передачей опеки над Поттером, потому что его крестный отец загремел в Азкабан. Ладно, отбросим в сторону крестного и леди. Отбросим факт наличия родной тёти, которая тоже приезжала в Англию с соответствующими намерениями, а потом пропала, как не бывало. Отбросим более дальних родственников, то есть половину этого Зала вместе взятых. Но... Да любая магическая семья была бы не просто рада, счастлива (!) принять мальца в свою семью. Любая! А мальчишка оказался у маглов. О чем стало известно уже только ПОСЛЕ поступления мальчишки в Хогвартс. Тогда все змейки и не только слали своим родителям негодующие письма — как так получилось, что Герой и Спаситель оказался воспитан маглами? Ненависти у сторонников Темного Лорда, в чьей гибели был виноват мальчик, к мальчику не было. Они все прекрасно понимали, что другого варианта событий просто не могло быть, раз уж их лидер пошел войной на ребенка. Разве что не ожидали, что и пацан выживет, отразив «Аваду Кедавру». И детям своим, как и многие в магическом мире, рассказывали героические сказки, хотя бы затем, чтобы донести до них прописной первый Магический Закон — не иди с палочкой наголо против детей, откатом размажет по мирам и ойкнуть не успеешь. Ну, а сама геройская жизнь шла приятным бонусом к учебному процессу, когда маленьких детей обучали в игровой форме чтить законы магии, чтить традиции, быть магом не на словах, а на деле. Вот и не понимали чистокровные дети такого финта ушами, как воспитание Героя, будущего лорда, маглами. Ну, ладно, с лордством он погорячился, тогда не было известно, станет ли малыш даже наследником, но ведь стал! Вспомнить только прошлогодний фарс устроенный Фаджем. На мальчишке присутствовали все регалии! И кольцо и цепь. И не случись он сейчас в школе чародейства и волшебства Хогвартс, а пришел бы сюда, то и корона на нем бы была. Нотт осмотрел Зал негодующих и недоумевающих лордов и леди, взглянул на Прюэтта, который с невозмутимым лицом выслушивал весь этот гам и бедлам, давая спустить высокому собранию пар и продолжить в конструктивном русле разбирательство, и хмыкнул. Непреднамеренное — штраф. Преднамеренное — тридцать суток Азкабана. Шутите? Прямой саботаж Статуса! Десять лет Азкабана! И, кажется, именно к этому вел все это время глава Совета, попутно вскрывая нарывы самого Совета Лордов, и скальпелем послужили делишки вот этих мразей. Прюэтт не выдержал: — Господа, господа! Давайте успокоимся и продолжим. Зал постепенно утих, и все снова воззрились на обвиняемых. Рипман продолжала сидеть истуканом, сыворотка еще не закончила свое действие, Рок и Гилмор напоминали агрессивных ежиков. Сжались, скукожились и скалили зубы. До них уже тоже дошло, что это все! Им пришла финита ля комедия. Если до этого еще был шанс выкрутиться, отговориться, отделаться штрафом, то последняя произнесенная Рипман фамилия не только уложила на их «могилку» многотонную плиту, но и с садистким хмыком вбила над ней крест. «Ну, вот и до нас добрались, Харри», — взгрустнула Мио. Харри только тихонько приобнял ее. Они все еще продолжали сидеть рядышком в секторе нагов, так как Харри не без причин опасался взрыва со стороны Мио, хотя вроде опасность такого исхода уже миновала. Все же упоминание насилия над их почти сокурсницей в течении довольно долгого времени при Мио, которая в Памяти пережила сей отвратительный акт, было все равно, что помахать красной тряпкой перед быком. — Я попрошу еще раз, миссис Рипман, повторить последние названные вами имена. — Эйнджел Поттер и Гарри Поттер, — бесстрастно повторила миссис Рипман и в этот момент сыворотка закончила свое действие. Рипман захлопала глазами, приходя в себя, огляделась на своих подельников и начала вспоминать, что же она тут такого наговорила. И пусть чары сокрытия и забвения на нее снова начали действовать, и она уже не помнила многих из названных ею в последней речи имен, но про Гарри Поттера она помнила прекрасно. Злые взгляды, так и простреливающие ее со всех сторон Зала, убедили, что это конец. От наказания ни она, ни ее коллеги не отвертятся. И в этот же момент осознания магический откат, что копился над ее головой все это время, буквально рухнул на женщину. Она заорала от невыносимой боли. Руки мгновенно покрылись струпьями и гниющими язвами, мышцы свело в судороге, пальцы скрючились под немыслимыми углами. Видя такое дело, и что эта кошелка старая вот-вот окочуриться от болевого шока, так и не дожив до приговора, Харри снова применил блокиратор на откат. Ну уж нет, не так быстро. В самом деле, его заклинание, уже дважды прозвучавшее в этом Зале, только глушило последствия отката на время. Коварством этого заклинания было в том, что глушилка работала на вот такие серьезные откаты, давая телу время адаптироваться к изменившимся условиям, а не умереть от резкого болевого удара или удушья, что наблюдался у Рока. Просто спустя пару часов глушилка спадет, а тело уже «привыкнет», и вся красота отката станет ощущаться так как «положено», но проклятый маг уже не уйдет за грань, сбежав от заслуженного наказания. По крайне мере сразу. — Эйнджел Поттер и Гарри Поттер, — повторил лорд Прюэтт, благодарно кивнув нагу. — Вот мы и подобрались к самому серьезному обвинению на сегодняшнем собрании. Лорды и леди превратились вслух, а Нотт хмыкнул — его рассуждения шли в правильном направлении. — Итак. Сначала наиболее «безобидное», — это было сказано так, что всем стало ясно, лорд Прюэтт просто не нашел другого эпитета. Безобидным все здесь происходящее никак не было, но и по сравнению с тем, в чем собирался обвинить глава эту троицу, а не только Нотт уже проанализировал ход дела, это, действительно, казалось почти безобидным нарушением. — Гермиона Джин Грейнджер... Все списки на экранах стерлись и там осталось только это имя. — Урожденная Эйнджел Гермиона Поттер-Блэк. Как видите, Мать благосклонно отнеслась к приемным родителям мисс Поттер-Блэк, — продолжал Игнотус, не особо обращая внимание на то, как чары сокрытия и забвения постепенно сдавали свои позиции, и маги, один за другим, «вспоминали», что у Джеймса Поттера и его жены было два ребенка — двойняшки. — И даже оставила ей данное ими имя, сделав его вторым. Это показатель, вам не кажется? У остальных детей, прошедших проверку крови, такого не наблюдается. Прюэтт не стал расписывать все фамилии и рода, к которым принадлежат Харри и Мио, большинство лордов и так это могут проверить сами, если озаботятся правильным подходом к вопросу. Гобелены и Книги есть у всех, так что пусть сами ищут ответы. А не найдут, так будет им сюрприз на одном из заседаний, когда эти детишки прекратят играть в шпионские игры. Обществу это совсем не помешает, а то расслабились совсем. — А что с более серьезным обвинением, лорд Прюэтт? — прохрипел Глок МакГрегор, который вспомнил, кому была крестной матерью его дочь. — Прямой, намеренный саботаж Статуса о Секретности! Десять лет Азкабана, если я ничего не путаю, — хищно улыбнулся лорд Прюэтт. — Нет! Нет-нет-нет-нет! — взвыла Рипман, единственная из троицы имеющая возможность говорить, хоть и сипло. — Хм. А что вы хотели услышать, господа члены Опекунского Совета? Что мы вас пожурим, погладим по головке и отпустим за здорово живешь? Вашим единственным оправданием от этого обвинения было то, что вы тоже подвержены чарам сокрытия и забвения, как и все люди. Пока... Прюэтт назидательно поднял палец вверх. — Пока эти чары были наложены на этих несчастных детей, которых вы безжалостно выкинули на произвол судьбы в магловский мир. Но до этого момента!!! До этого момента вы осознанно отдавали их мистеру Дамблдору в нарушение всех процессуальных процедур по присуждению опеки над этими детьми. Что и доказывает уже рассмотренный нами случай с Томашем Дином. В обход его крестной и в обход указанных его родителями опекунов в завещании вы присудили опеку над малышом его магловским родственникам, даже не спросив их имен. Просто отдали ребенка мистеру Дамблдору вместе с бумагами и больше не вспоминали о нем. И, к сожалению для вас, вы прекрасно осведомлены о процессуальных процедурах присуждения опеки, так что незнание этих процессов не может служить вам смягчающим обстоятельствам. А знание постулатов Статуса о Секретности и игнорирование их в процессе подбора опекуна, это намеренное нарушение Статуса, что карается тридцатью сутками Азкабана. И вы это прекрасно знаете, не так ли? Рипман судорожно сглатывала слюну, стараясь как можно меньше шевелить искалеченными руками. Теперь она на своей шкуре почувствовала всю силу тех откатов, что должны были по капле сыпаться на нее в течение всех этих лет, подпиши она магический контракт о приеме на работу. — Но... но-но-но-но-но... Они же его родственники! Ему бы с ними было лучше! — все еще пыталась выпутаться из неприятной ситуации миссис. — Миссис Рипман! Томаш Дин – магический ребенок! Вы не имели никакого права отдавать его маглам на воспитание! Тем более что к своим родственникам мальчик так и не попал! Мистер Дамблдор вас обманул! Он подбросил малыша в первый попавшийся же приют, а не стал разыскивать его родных бабушек и дедушек. Учитывая, что вы искренне верили, что ребенок окажется, пусть и у магловских, но родственников, я бы мог вменить вам только преднамеренное нарушение Статуса, что карается, как уже не раз говорилось, тридцатью сутками Азкабана. Тем более что в последствии на ребенка были наложены чары забвения. Но... Лорд снова выдержал театральную паузу. — Как в таком случае объяснить столь вопиющее решение Опекунского Совета относительно Гарри Поттера?! Мальчика-Который-Выжил?! Героя, освободившего наш мир от тирании страшного Темного Лорда, в то время, когда на его опеку претендовало более сотни волшебников? Огромная часть которых приходится ему родственниками? И никаких чар на мальчике. Все это время вы знали, где он живет, как он живет, и не предприняли НИЧЕГО для изменения ситуации?! Тут налицо преднамеренный саботаж Статуса о Секретности. Ведь если в случае с мистером Дином, его выплески были бы не более чем у обычных маглорожденных, то мальчик, имеющий в своих предках более сорока поколений одних магов, сильных магов, заведомо был опасен для магловского мира и без экстремальных условий, что создавали ему его «родственники». Игнотус уже привычно потянулся к свиткам, папкам и бутылочкам с воспоминаниями, коих было еще несколько штук, кроме уже просмотренных. А Совет Лордов просто притих, как мышки. До этого им казалось, что пусть и с маглами, но мальчик жил в нормальной семье, как обычный магл, а теперь получается, что все совсем не так, раз лорд Прюэтт выглядит таким разгневанным, да и слова его про «как и ничего не сделали» оптимизма не внушали. Флакон. Печать. Омут. Дымка. — Это воспоминания магловского «кузена» лорда Поттера, — господа члены Совета Лордов отчетливо уловили кавычки в словах главы. — Стиратели и модификаторы работали только с сознанием взрослых маглов, игнорируя детей, свидетелей, справедливо полагая, что по прошествии времени дети все забудут и им незачем возиться еще и с их не окрепшими «мозгами». Да и с «родственниками» лорда Поттера они не особо заморачивались, ведь они должны были знать, что их ждет при следующем выбросе и отдавать себе отчет, что их «племянник» может «ответить» на их действия своими магическими выбросами. Обрабатывали в основном сторонних свидетелей, коими выступали соседи. Маленький мальчик, судя по тому, как он еще нетвердо держится на ногах — младенец полутора лет — осторожно прошел в гостиную, украшенную к рождеству. Одет мальчик был в какие-то непонятные тряпки, что сползали с его худенького тельца, тащились за ним по полу. При пристальном наблюдении можно было разобрать, что это все же одежда младенцев, только размера на четыре больше, чем требовалась этому мальчонке, а потому и сползала. Точнее когда-то это было распашонкой и ползунками, но теперешний их видок был соответствующий — именно тряпки, когда-то бывшие костюмчиком. Где-то порванные, где-то уляпаные пятнами, уже не подлежащими стирке. На полдороги к ёлке с огромным количеством подарков под ней он пошатнулся, запнувшись за сползшие ползунки, и упал на четвереньки. Вставать малыш больше не стал, рассудив, что ползком устойчивее. По ракурсу, с которого просматривались воспоминания, становилось понятно, что это тоже маленький ребенок, что притаился в той самой гостиной за диваном и что-то там откровенно пакостничал. Точнее, судя по брошенному взгляду на обивку дивана, он ее усиленно расковыривал, найдя еле приметную маленькую дырочку, что сейчас уже превратилась его стараниями в огромную дыру. И сейчас этот малыш недовольно сопел, смотря на то, как худющий черноволосый малыш пробирается к елке. Тем временем черноволосый малыш с очень приметным воспаленным шрамом ползком преодолел пространство гостиной, так и не заметив второго обитателя, и опустился на попу под ёлкой. Не обращая внимания на огромные коробки с подарками, малыш увлеченно пытался поймать качающуюся на нижних ветках ели конфету. Судя по блеску глаз мальчика, впавшим и уже давно избавившимся от детской пухлости щекам, лихорадочному румянцу на коже — это было не простое желание отведать сладости, а банальный голод. За прошедшие два месяца с того момента, как он оказался в этом доме, розовощёкий пухлый малыш превратился в скелетик, обтянутый кожей. Детские эмоции искреннего возмущения второго малыша «Как он посмел протянуть руки к моей конфете!» оглушили Совет Лордов. Малыш, что наблюдал за этим, зло запыхтел и с шумом пополз в сторону «вора», который, увлеченный своей охотой, слишком поздно заметил приближающуюся опасность. — Моя! И огромный кулачок, огромный для такого малыша, как тщедушный Харри, да и просто для малыша слишком большой, опустился на голову кузена. Гарри только и успел, что прикрыть голову ручками. А кузен продолжал избивать Гарри, который пытался уползти, но ему мешали собственные же тряпки, в которые он был «одет». При очередном ударе, вставший было на ножки, Гарри был откинут прямиком на ель, и та с жутким грохотом и звоном разбившихся игрушек упала на малышей, что под ней копошились. Тут же послышался рёв пожарной сирены. Слоноподобный топот возвестил, что «сирена» была услышана, и в гостиную ввалился огромный магл — поперек себя шире. «Сирена» возопила еще сильнее. Судя по окружающей обстановке этому малышу досталось гораздо меньше. Ель упала так, что придавила собой черноволосого, а Дадли Дурсль, а именно его воспоминания сейчас смотрели маги, оказался как раз между ветвями дерева и остался сидеть на своей попе. Ему все было прекрасно видно. И он не получил ни царапины. Вслед за старшим Дурслем в комнату влетела худая блондинка с лицом откровенно навевавшем мысли о лошадином профиле. — Вернон! Ох, Вернон! Дидикус, мой маленький! С тобой все хорошо?! С тобой все в порядке? Что тут произошло? Женщина совершенно не обращала внимания, что под елью лежит еще один малыш. Все ее внимание было сосредоточенно только на собственном сыне, к которому и относились ее восклицания, как будто малыш, только что научившийся произносить отдельные слова и слоги, сможет ей внятно ответить на ее вопросы. — Урод! — выдал Дадли и ткнул пухлым пальцем в сторону ели, из-под которой его оперативно вытащили родители. Мальчик уже успокоился и только резко и прерывисто всхлипывал, но больше не изображал из себя «сирену». А зачем? Лицо обожаемого папочки уже приобрело все краски свеклы и раздулось в размере, а сам Вернон фыркал, словно кипящий чайник. Сейчас же будет весело! Вернон откинул ель и увидел лежащего в беспамятстве «племянника». Голова его была разбита и к шраму в виде молнии прибавилась глубокая и обильно кровоточащая рана, полученная в результате столкновения со стволом дерева. — Ах ты, паскуда мелкая! — взревел Дурсль-старший, схватив маленькое тельце за шкирку, точнее за те тряпки, что служили ему одеждой. Не обращая внимания на то, что малышу нужна помощь, он стал трясти его как нашкодившего щенка, стараясь привести в сознание столь грубым методом. Но как только мальчик открыл свои зеленые глазищи, он был тут же с силой отброшен в сторону дивана. Причем Дурсль явно не старался, чтобы мальчик упал на мягкое сиденье. Нет, он выправил траекторию так, что малыш со всей силы, которую можно предположить в этом жирном бугае, врезался в деревянную основу около пола. Послышался слабый хруст, и Гарри разревелся. Когда он попытался встать, стало видно, что одна ножка у мальчика явно сломана от встречи с диваном. Но Дурсль не успокоился. Он горой навис над мальчиком и стал методично избивать его своими кулачищами, что напоминали экскаваторные ковши. Казалось, один удар такого кулака размозжит совсем малютку в лепешку, но на удивление сильные удары, хоть и причиняли вред, но... — Мразь! Ублюдок! Как ты посмел ударить моего Дадлика?! Как ты вообще посмел войти в гостиную?! Урод! Петуния Дурсль, держащая на своих руках того самого Дадли, который, довольно сопя, наблюдал над экзекуцией над кузеном, равнодушно ждала, когда ее муж выдохнется. Но в следующий момент стены гостиной задрожали, и диван разлетелся острыми осколками по всей гостиной, большая часть этих осколков предназначалась экзекутору. На этом силы покинули зеленоглазого мальчика окончательно, и он снова провалился в беспамятство. Дурсль взревел, зажимая щёку, которой все же досталось от пролетевшей с огромной скоростью мимо щепки. Дадли тоже заревел от страха не хуже отца и уткнулся в шею матери. Следующим, что увидели маги, было то, как Вернон Дурсль пинком огромного ботинка, как футбольный мячик, выпинывает Гарри из разрушенной гостиной. — Впоследствии этого любящего обращения, — оскалился Прюэтт на Рипман, — стихийные выбросы только росли в силе. За следующие два года дом на Прайвет Драйв подвергался полному разрушению шесть раз, оказался затоплен морской водой восемнадцать раз, с приближением трехлетнего возраста Гарри Поттера соседние дома получали различной степени повреждения семь раз. И один раз в канун 1984 года выгорело два квартала городка Литлл-Уингинг. К счастью, жертв среди магловского населения удалось избежать, но команде по зачистке пришлось работать три месяца! ТРИ месяца! После в Опекунский Совет был направлен рапорт руководителя группы зачистки с требованием забрать ребенка у маглов. При проведении допроса этого мага комиссией по расследованию было выявлено затирание его собственной памяти около тридцати раз. И все эти «обливиэйты» были связаны с вызовами на Прайвет Драйв, 4. То есть кто-то после отработки отделом зачистки нужных процедур намерено удалял все сведения о проведенных работах и подвергал самих работников «зачистке». Но этот случай в 1984 году... Ликвидация последствий затянулась на три месяца, и руководитель успел подать рапорт. Однако он был проигнорирован. Что это как не намеренный, полный, прямой саботаж Статуса Секретности членами Опекунского Совета? «Странно, — хмыкнул Харри, — но я этого не помню. Неужто старик все же поработал с моей памятью тогда? Согласен, более ранние погромы мне пришлось восстанавливать при помощи думосброса, но ни вот этого эпизода, ни про пожар я ничего не помню!» «Может и поработал, — прошипела доведенная до белого каления Мио. — Но более вероятен вариант с защитой от Магии. Слишком сильно тебя тогда избили. Будь ты обычным малышом маглом, то быть тебе уже на кладбище после первого же удара этого... этого... сссщщщщ...» Взмах рукой, новый флакон. Печать, омут, дымка. Петуния крутится у плиты, где на огне на сковородке скворчит масло, которое она разогревает для жарки бекона. Маленький встрепанный черноволосый мальчик, на вид лет трех-четырех, стоя на стуле, чтобы хоть немного сравняться с плитой, все так же одетый в лохмотья на несколько размеров больше чем нужно, внимательно следит за варевом в джезве. Кофе готов. Мальчик, удерживая джезву двумя руками, переливает ее содержимое в фарфоровую чашку. Ставит чашку на блюдечко и осторожно поднимает эту конструкцию, готовясь слезать со стула. В кухню влетает толстый беловолосый кабанчик, ох, простите, мальчик, и целенаправленно несется к хлипкому сооружению, на котором все еще стоит Гарри. Глаза мальчика раскрываются все шире в понимании неизбежного, и он пытается повернуться обратно к столу, чтобы поставить чашку с блюдцем, но не успевает. Кузен подлетает к стулу и со всей силы выдергивает его из-под ног Гарри. Гарри падает, чашка, так и не поставленная обратно, естественно, взлетает в воздух, разбрызгивая все свое огненное содержимое, которое прямиком выплескивается на Дадли. Тот поднимает рёв. — Диди! — взвизгивает Петуния и кидается к сыну, судорожно стараясь оттереть только что вскипевшую жидкость с лица мальчика. — Поганец! Урод! — взрывается Вернон и подлетает к Гарри, которого придавило перевернувшимся стулом. — Сволочь! Ненормальный! Вернон хватает мальчика за шкирку и бросает его снова на пол, прямо туда, где лежат осколки разбитой чашки с блюдцем. Мгновение, и руки Гарри покрываются глубокими кровавыми порезами. — Ты заплатишь за это! Маленькая дрянь! Вернон снова хватает пацана и, удерживая его под мышкой, подносит к плите. Перехватывая ручки мальчика, которыми он пытается оттолкнуть от себя дядю, он с садистским выражением глаз опускает ладошки мальчика прямо в кипящее масло. Кухню пронзает еще один крик, но по нему уже слышно, что голос у мальчика уже сорван. Маги с ужасом рассматривают еще одну картинку из жизни Мальчика-Который-Выжил и не могут даже вздохнуть. Воздух спёрло в груди от ужаса, потому что в воспоминании прекрасно видно, что, несмотря на жуткую боль и продолжающуюся экзекуцию, Гарри отчаянно пытается сдержать нарастание Силы, что рвется защитить своего носителя. Но, в конце концов, проигрывает битву, и все вокруг заливает ослепительная вспышка света. Петунья понимает, что сейчас будет очередная ненормальность, хватает Дадли и выскакивает наружу. До Вернона это тоже доходит и он стрелой, что невозможно себе даже вообразить при его габаритах, несется со своей ношей к чулану под лестницей и швыряет его туда. Закрыв щеколду на дверце чулана, он успевает выскочить на улицу прежде, чем в кухне взрывается газ. А потом над домом взвивается огненный столб, который немедленно перекидывается на соседние дома, оттуда на соседей тех... Пошла цепная реакция. Когда начинают слышаться хлопки аппарации, то от квартала уже ничего не осталось — один только чулан с крышей из лестницы, что когда-то вела на второй этаж дома по адресу Прайвет Драйв, 4. Харри даже боялся смотреть в Зал. Он упорно прятал глаза и судорожно сжимал руку сестры. А Прюэтт, лорд Шеклбот и дед пытались сдержать от немедленного нахождения и убиения с помощью долгой-долгой круциотерапии не только нерадивых опекунов, но и всего Опекунского Совета, двух магов: Принца и Малфоя. Сколько бы не накладывали на них связывающих, замораживающих и прочих чар, они слетали с них через долю секунды. «Ой-ёй-ёй! Зачем лорд Прюэтт это сделал? — застонал Харри. — Они же теперь не успокоятся, пока не найдут этих Дурслей!» «А я им в этом помогу, — оскалилась сестренка. — Это ты у нас всепрощающий мальчик. По твоим словам выходило, что тебе их не за что любить, но и убивать необязательно. Извини, но тут я с тобой в корне не согласна. Этому... этому... да ему расстрела мало за такое!» — «Свисссс шхааа ссс шшшшааа»*, — кинул Харри заклятие в мужей, и они застыли оловянными куклами. Пару раз хлопнули ресницами, посмотрели на Харри. Были бы эмоции, то Харри поклялся бы, что там было обещание разобраться с ним по-свойски за такие предательские маневры, и Шеклбот смог отпустить Северуса, которого все это время удерживал за руки, не без помощи свой шаманской магии, заодно не давая тому перекинуться. Джуамма хмыкнул, надо же, еще один дракон! А заодно разглядел и вязь брачных магических браслетов — триадных. Кинг не говорил ему, кто залатал Завесу, храня тайну доверившихся ему магов, но теперь сложить дважды два труда не составило. Принц и Малфой. Только кто третий? Что-то реакция у лордов больно эмоциональная. Вон, все остальные в бешенстве, скрипят зубами и плюются, орут матом, посылают громы и молнии на головы... Готовы применить самые суровые меры и кары, но не рвутся к опекунам для немедленного их уничтожения, а тут... Неужели мальчик? А больше кандидатов в показанном в Омуте и не видно было. Только Гарри Поттер. Марволо картинно утер лоб и отпустил Люциуса. И хотя его самого колотило от бешенства, но... он все же справился со своими эмоциями. Один раз он уже «перегорел», когда вернулся в Россию и обнаружил, что вся семья мертва. И не просто мертва, а над ними долго и жестоко измывались. Уже тогда его чувства выморозило. Остался лишь пепел и жажда мести. Сейчас ему помогло сдержать себя вид правнука, живого и здорового, несмотря на все только что продемонстрированное. Через полчаса наведения порядка в Зале Прюэтт снова смог заговорить. — К шести годам, благодаря такой вот «муштре», Гарри научился ПОДАВЛЯТЬ свои выбросы, и те скатились до банальных и безобидных выходок: отращенные за ночь волосы, отлевитированный кусок торта... Банальностей на уровне среднестатистического маглорожденного. Вы в курсе, что это значит, господа лорды и леди? Лорды и леди опять притихли, огорошенные знанием: как этот мальчик еще вообще колдует?! Одна из прописных истин магического мира. Одно дело, если выбросы своего чада купируют родители, или кто-то из магов, если родители не в состоянии справиться, а такое тоже бывает. Или те, кто официально отвечает за ребенка, легкий «родительский» ограничитель им в помощь. Но... Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя ругать ребенка за его магию! Магические выбросы никогда не случаются просто так. Даже если ребенок заведомый волшебник. Они случаются на эмоциональном подъеме ребенка, и задача родителей или опекунов состоит в том, что бы этот подъем был определенно позитивным. Чтобы первый и последующие выбросы происходили в атмосфере радости, довольства и счастья. Между прочим, на такой ноте, каким бы ни был по силе выброс, он никогда не принесет вреда другим даже непреднамеренно. Сила в таких случаях выходила легкими воздушными пузырями, белоснежными облаками, буйством цветов и красок. Ну, и легко устраняемыми мелочами. Именно поэтому большинство детей чистокровных, как правило, дети аристократов и имеющих род, даже дожив до своих семнадцати лет, зачастую кажутся инфантильными, разбалованными, капризными. Жить учатся они уже после своих семнадцати с приходом Памяти. Оттого и резкие перемены в характерах и поведении, которые удивляют многих из прочих составляющих магического общества. Ну, или в силу врожденного характера они такими не казались. Харри улыбнулся своим мыслям. На сегодняшний момент на Слизерине таких насчитывалось всего ничего, по пальцам пересчитать. Драко, которого он же сам совместно с Гермионой и Невиллом перевоспитал, хотя задатки у того были. Хотя, вспоминая свою самую первую встречу с будущим пасынком-зятем, Гарри Поттер бы так не сказал. Тогда блондинчик произвел на него не слишком хорошее впечатление, а поди ж ты, просёк моментально. Крэб и Гойл — эти, скорее в силу своей «генетической» наследственности, такого чувства не вызывали, потому что Харри понимал, что это говорит Кровь, а с ней не поспоришь, и некая заторможенность останется с ними навсегда, поэтому им необходим лидер. Кстати, то, что на эту роль они выбрали Драко, а не кого-нибудь другого из всего выводка тогдашних первокурсников (Блэйз, Нотт, Паркинсон, Гринграсс и др.) тоже о многом говорит. Да Эдриан Пьюсси. Ну, и Маркус Флинт с Джелайной Карст — уже понятно почему. У них школа была суровая, а не одеялко пуховое. Про двух «маглорожденных» и одного полукровку тоже говорить не стоит, другая среда воспитания и этим все сказано. Так вот, возвращаясь к методам воспитания и первым выбросам. Если ребенка за выброс наказать, а тем более сурово наказать, то это приводит к неосознанному подавлению мешающего получать родительскую любовь фактора, то есть магии. А подавление магии к ее выжиганию. Чем чаще ребенок старается подавить свой выброс, ради того чтобы не навредить или не получить наказание, тем больше вероятность, что к одиннадцати годам он станет сквибом — сожжет сам себя. Подавление — это не внешнее ограничение, которое рассеивает потоки магии или перенаправляет их в другое русло, например, в родовой камень (на это и рассчитаны большинство «родительских» ограничителей), а подавление — убивает и сжигает каналы, по которым магия выплескивается из ядра волшебника. И это понимали даже чистокровные беспамятные, хотя их дети не были столь уж инфантильными. Как уже сказано, условия воспитания разные, у одних защищенные от всего Меноры, у других обычная жизнь почти обычных детей, а значит и обиды и некоторые опасности. На этом же частично и играл Альбус Дамблдор как директор школы чародейства и волшебства Хогвартс. Особенно с тех пор, когда маглы рванули по лестнице технического прогресса, перескакивая даже не ступеньки, целые пролеты, и к магам стали попадать уже не безграмотные мычащие недоросли, а вполне себе критически и логически развитые детки. Он всячески старался обыгрывал эту разницу, играя за обе команды: и высмеивая инфантильность чистокровок, и маглорожденных приучая, что это нормально, так вот, спустя рукава, относится к своим поступкам. Развивая безответственность за свои поступки, опуская их до уровня инфантильных и капризных магов, пример которых был постоянно перед глазами. Только вот, если чистокровные, а тем паче имеющие память, рано или поздно изменятся и резко станут понимать, что к чему, то у маглорожденных такового шанса нет, и привычка сваливать свои проступки на других или на то, что раньше же за это не наказывали, останется привитой уже на всю оставшуюся жизнь. Харри отвлекся от своих размышлений и снова обратил внимание на творящееся в Зале действо. Игнотус зачитывал первый отчет мадам Помфри о здоровье поступившего в школу Гарри Поттера. Тот самый отчет, что она дала почитать и ему, когда позволила выйти из сновидений после того первого матча «Слизерин — Гриффиндор», и ультимативно потребовала его нахождения в Больничном крыле каждый вечер по паре часов. У них ушел весь остаток года на восстановление здоровья Мальчика-Который-Выжил, а потом эта тварь чуть не свела на нет все успехи на этом поприще, и... хроноворот, и мадам Помфри все-таки закончила курс лечения. Зал гудел, бурлил, возмущался, глухо причитали леди, слышались проклятия, кое-где сверкали молнии стихийных выбросов от почтенных магов, а Харри размышлял о своем муже. «Вот интересно. Север меня ненавидел. Да, из-за зелий, хотя их действие и было подогрето фундаментальными основаниями, но... При всей его ненависти, при всех снятых баллах, при всей его язвительности и саркастичности он постоянно меня спасал. Ведь тогда для его лечения требовались отнюдь не простые «мятное» и «перечное», а очень сложные составы. А где их возьмет колдоведьма Хогвартса? Учитывая, что директору было не на руку мое излечение? Значит, варил их единственный, кто мог это сделать в стенах самой школы. И он не мог не знать, кому он их варит. Да и сам тот матч, когда тварь всеми силами старалась проклясть метлу, а Север читал антизаговор... И после. Вот и рушились все директорские блоки и наговоры, вступая в противоречие с партнерской связью, да словом, данным Северусом моей матери». Игнотус закончил зачитывать медицинское заключение о состоянии здоровья ученика первого курса школы чародейства и волшебства Хогвартс Гарри Поттера и снова воззрился на «опекунов». — Только не говорите нам, что ничего не знали, — шипяще, словно тот василиск, произнес он. — Вы не могли не знать! Все дела по стихийным выбросам несовершеннолетних в магловских районах поступают к вам, как представителям опеки и сопровождения маглорожденных учеников. — Но... ххх... Поттер не был маглорожденным... —попыталась соскочить Рипман, однако, наоборот еще больше затягивая на своей шее удавку. — И тут мы возвращаемся к вопросу о вашем намеренном саботаже Статуса, — оскалился Прюэтт. — Гарри Поттер не маглорожденный, но оказался у маглов, которые над ним издевались, в надежде «выбить дурь и ненормальность»! Вместо того чтобы пересмотреть опекуна, вы игнорировали создавшееся положение, чем с каждым новым и более разрушительным выбросом подвергали рассекречиванию существование магического общества! Вот она — благодарность магического общества за наступление мирного времени и возможность больше не оглядываться за спину в страхе оказаться на прицеле палочки маньяка! Голод, холод, побои и трижды смерть! — Но... но... но-но-но... — заблеяла миссис, понимая, что сама попалась в ловко расставленную ловушку. — Этим занималась миссис Нолум! — уже в отчаянии закричала она. Секретарь немедленно предоставил папку с делом этой миссис Нолум главе Совета, как знал, что пригодится. Прюэтт ее быстро просмотрел и хмыкнул. — А вот и ответ, отчего эта милая женщина так скоропостижно скончалась на сорок пятом году жизни. И он вытащил магический контракт, демонстрируя его всем присутствующим. — Видимо, эту маглорожденную администрация, сиречь Альбус Дамблдор, не позаботился предупредить об опасности подписания такого контракта! И все десять лет по ней прилетали магические откаты, но она их упорно игнорировала. Доигнорировалась. Прюэтт вернул пергамент в папку, а папку бросил на стоящий перед ним столик. Он выпрямился в кресле и уже спокойным ровным тоном начал: — Итак. Опекунский Совет в составе мистера Эрика Гилмора, мистера Руперта Рока и миссис Годивы Римптон обвиняется по следующим пунктам: Халатность и игнорирование Устава организации в части опеки и сопровождения маглорожденных магов — признаны виновными! Халатность и игнорирование Устава в части надзора за семьями, которые взяли на себя опеку несовершеннолетних — признаны виновными! Мошенничество в части подделывания контрактов, в результате которого они долгие лета занимали отведенные должности, не имея на это права — признаны виновными! Преднамеренное нарушение Статуса о Секретности, когда магические дети вопреки всем заведенным нормам оказывались на воспитании у маглов — признаны виновными! Намеренный и планомерный саботаж Статуса о Секретности в течении тринадцати лет, когда наследник магического рода оказался на воспитании у маглов, опекуны об этом знали, но ничего не делали, чтобы предотвратить рассекречивание магического мира — признаны виновными! — Прошу высокое собрание определить меру наказания для признанных виновными магов! Удар молотком, и столик, до этого заваленный пергаментами, папками и флакончиками с воспоминаниями, мгновенно очистился, а на его месте оказался большой прозрачный шарообразный аквариум, куда со всех сторон от всех присутствующих магов потянулись серебристые ленты «мыслей», в которых содержалось, по их мнению, наиболее адекватное наказание для этих преступников. Теперь оставалось только ждать, пока Магия промиксует, оценит, может и от себя что добавит, и выдаст «заключение» в виде пергамента с Приговором, которое и будет зачитано главой Совета, и принято к исполнению. __________________________________________ *«Свисссс щхааа ссс шшшааа» – обрезать эмоции и чувства, парселтанг.