Часть 2. Глава 5. Оборотное. Дневник.
Весь следующий день Гарри сопровождали шепотки. Это напомнило его первые дни в школе. Тогда его эти самые шепотки сопровождали из-за того, что он Мальчик-Который-Выжил. Потом от него все отвернулись, когда Гриффиндор единым махом лишился 150 очков. В конце года его снова вознесли на пьедестал славы за победу над Тем-Кого-Нельзя-Называть. И хотя никакими Волдемортами там и рядом не пахло, никто не хотел слушать, что говорит подросток. Особенно свои же — гриффиндорцы. Помилуйте, какой прорыв? Какая Завеса? Какая Тварь? Складывалось такое ощущение, что даже те немногие чистокровные, что каким-то чудом попали на львиный факультет, не хотят понимать очевидного. Хотя и их чистокровность… Рода не древние, чтобы «Помнить», просто те, у кого чистокровность сложилась, так сказать, стихийно, без умысла. Просто так получилось, что волшебники женились и выходили замуж за волшебников, но никто род не образовывал, на лордство тем более не претендовал. Рону было неуютно. Просьбу директора, подкреплённую звонкими галлеонами, находиться рядом с Избранным никто не отменял, но и всеобщее осуждение ему не нравилось — это не то же самое, что греться в лучах славы. Поэтому он начал неискренне вещать, что именно Малфой и есть наследник Слизерина, недаром вся их семейка поколениями на этом факультете учится, упирая на то, что только он так пренебрежительно относится к грязнокровкам. Почему неискренне? Да потому, что сам вечерами с испугом смотрел на Гарри в ожидании какой-нибудь вселенской гадости. Гермиона мерила рыжего нечитаемым взглядом, припоминая его собственные высказывания в свой адрес, но молчала. На уроках, после очередного фиаско в исполнении сломанной палочки, Уизли начал напирать на Гарри, чтобы он (Гарри) дал ему (Рону и настоящему другу) свою палочку для отработки заклинаний по вечерам в гостиной. Гарри делал вид, что не понимает намёков «друга», подхихикивая про себя: «И это после того, как за весь первый учебный год Рон доставал палочку исключительно для устройства гадостей другим, а не для отработки того, что преподавалось на уроках!» После похода в «Гринготтс», Гарри больше не оставлял своё «орудие труда» без надзора — ни днём, ни ночью. Он купил себе наплечное крепление и теперь даже в душ ходил с ней в ножнах, накидывая маскировочные чары. — Наверное, Дамблдору что-то срочно понадобилось, а достать палочку незаметно теперь у него нет возможности, — подтвердила его мысли Мио. Нападений не было неделю. Голоса Гарри тоже больше не слышал. Пока… Гарри поднялся по лестнице, свернул в темный коридор: порывом ветра распахнуло окно и задуло факелы. Он несся по коридору сломя голову и вдруг обо что-то споткнулся. Нагнувшись, он к своему ужасу увидел, что на полу лежит без движения Джастин, устремив в потолок остекленевшие от ужаса глаза. А рядом — как странно! — Почти Безголовый Ник, но не туманно-прозрачный, как все духи, а словно измазанный сажей. Гарри, часто-часто дыша, выпрямился, сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки. Он очумело повертел головой: в коридоре пусто, только от тел бежит прочь длинная вереница пауков, а из-за закрытых дверей глухо доносятся голоса учителей. «Немедленно беги отсюда, Гарри! Чтобы никто не узнал, что ты был здесь, увидел их первым. Но разве можно их так оставить? Нужно позвать на помощь. Но кто поверит, что это не его рук дело!» У Гарри ноги приросли к полу. Одна из дверей с треском распахнулась, и в коридор вылетел Пивз. — А, потный Поттер! — пролетая мимо, он задел очки Гарри, и они съехали у него с носа. — Что это он тут делает? От кого прячется? Полтергейст подпрыгнул, сделал кувырок и повис вниз головой. Взгляд его упал на поверженных — Джастина и Почти Безголового Ника. Пивз перевернулся, поглубже вдохнул и, не успел Гарри и слова вымолвить, заорал что есть мочи: — Нападение! Опять нападение! Спасайтесь, люди и духи! Спасайтесь, кто может! Бах! Бах! Бах! Одна за другой распахнулись двери. В коридор высыпали ученики. Джастина чуть не раздавили, Гарри прижали к стене, а по Нику ступали как по пустому месту. Наконец учителям удалось угомонить возбужденных ребят. Прибежала профессор МакГонагалл со своим классом (у одного из учеников волосы на голове были все еще в черно-белую полоску, как у зебры). Громким хлопком из волшебной палочки она заставила всех замолчать и приказала разойтись по кабинетам. В этот миг в притихшую толпу ворвался Эрни МакМиллан без кровинки в лице. — Попался! — он ткнул пальцем в Гарри. — Сейчас же замолчите, МакМиллан, — призвала его к порядку профессор трансфигурации. Паривший под потолком Пивз широко улыбался, обозревая происходящее. Он любил переполох и вообще всякую свару. Учителя наклонились над распростертыми телами. Пивз тут же сочинил песенку: Гарри Поттер, ты злодей, Убивец духов и людей! — Прекрати, Пивз, — прикрикнула на полтергейста профессор. Пивз отлетел подальше и показал Гарри язык. Профессор Флитвик и профессор Синистра с кафедры звездочетов осторожно подняли и понесли Джастина в Больничное Крыло. А вот с Почти Безголовым Ником вышла заминка: как понесешь привидение? Задачу решила профессор МакГонагалл — наколдовала из воздуха большущий веер, дала его Эрни и объяснила, как им действовать. Гордый Эрни замахал веером, и черный призрак, как воздушный корабль, поплыл наверх к месту своего обитания. В коридоре остались только Гарри и профессор МакГонагалл. — Пойдемте, Поттер, — сказала она. — Профессор, это не я. — Не мне это решать. Молча двинулись по коридору, свернули за угол и остановились у огромной уродливой горгульи. — Лимонный щербет! — произнесла МакГонагалл волшебный пароль. Стена с горгульей раздвинулась, открывая проход. У Гарри все внутри дрожало от страха. Перед ним бежала вверх винтовая лестница. Вдвоем они шагнули на ступеньку, и стена позади сомкнулась. Лестница довольно быстро двигалась по спирали, и у Гарри немного закружилась голова. Скоро они очутились перед тяжелой дверью, рядом с которой висел латунный молоток в виде грифона. Профессор МакГонагалл негромко постучала в дверь. Та беззвучно отворилась, они вошли. Профессор МакГонагалл велела Гарри ждать и оставила его одного. Гарри огляделся. Сколько раз он уже побывал в этом кабинете, но ещё ни разу не оставался один, чтобы осмотреться. Что ж, теперь ему выпал случай. Это была круглая, просторная комната, полная еле слышных странных звуков. Множество таинственных серебряных приборов стояло на вращающихся столах — они жужжали, выпуская небольшие клубы дыма. Стены увешаны портретами прежних директоров и директрис, которые мирно дремали в красивых рамах. В центре громадный письменный стол на когтистых лапах, а за ним на полке — потертая, латаная-перелатаная Волшебная шляпа. За спиной послышался странный шорох, и он обернулся. Оказывается, он был не один. На золотой жердочке возле двери сидела дряхлая на вид птица, смахивающая на полуощипанную индюшку. Гарри смотрел на нее — птица сумрачно смотрела в ответ, издавая сдавленное квохтанье. Судя по виду, она была чем-то больна — глаза потухли, и за то время, что он наблюдал за ней, из хвоста выпала пара-другая перьев. Гарри грустно покачал головой. Не хватало только, чтобы комнатная птичка Дамблдора умерла на его глазах, когда они в кабинете один на один. В этот самый миг по перьям птицы пробежал огонь, и всю ее охватило пламя. Гарри охнул и лихорадочно огляделся — нет ли где хотя бы стакана воды, но ничего подходящего не было. Птица тем временем превратилась в огненный шар, издала пронзительный крик, еще мгновение — и от нее ничего не осталось, кроме дымящейся на полу горстки пепла. Дверь кабинета открылась, и вошел Дамблдор, с виду не то мрачный, не то сердитый. — Профессор, — Гарри едва переводил дух от волнения. — Ваша птица… Я ничего не мог поделать… Она… сгорела… К величайшему удивлению Гарри, Дамблдор улыбнулся. — Да уж пора бы. Он был совсем плох последние дни. Я же говорил ему не тянуть с этим. Его развеселило ошеломленное лицо Гарри. — Фоукс — это феникс, Гарри. Когда приходит время умирать, фениксы сгорают, чтобы возродиться из пепла. Взгляни-ка на него… Гарри взглянул, и как раз вовремя — из пепла высунула голову крохотная, сморщенная новорожденная птичка. Она была так же неказиста, как и прежняя. — Досадно, что ты увидел его в день сожжения, — заметил Дамблдор, усаживаясь за стол. — Большую часть жизни он очень хорош — в удивительном красном и золотом оперении. Восхитительные создания эти фениксы. Они могут нести колоссальный груз, их слезы обладают целительной силой, и еще они — самые преданные друзья. Потрясенный сценой самосожжения, Гарри забыл, зачем он тут, но тотчас все вспомнил, как только Дамблдор сел в кресло с высокой спинкой и устремил на мальчика проницательные голубые глаза. Не успел, однако, директор произнести слово, дверь комнаты с грохотом отлетела в сторону, и ворвался Хагрид — взгляд дикий, вязаная шапка набекрень, черные космы всклокочены, а в руке все еще болтается мертвый петух. — Это не Гарри, профессор Дамблдор! — пылко проговорил он. — Я с ним… значит… разговаривал… за секунду перед тем… ну… как нашли этого цыпленка! У него, сэр, не было времени… Дамблдор попытался что-то вставить, но словоизвержение Хагрида было неудержимо, в запале он потрясал петухом так, что перья летели во все стороны. — Не мог он такое вытворить! Ну это, как его… Присягну — хоть перед Министерством Магии… — Хагрид, я… — Вы… не того сцапали, сэр! Я знаю… Гарри никогда… — Хагрид! — рявкнул Дамблдор. — Я уверен, что это не Гарри напал на тех двоих. — Уф! — выдохнул Хагрид, и петух у него в руке печально обвис. — Хорошо. Я тогда… э-э… подожду снаружи, директор. И, тяжело топая, он в смущении вышел. — Вы действительно думаете, что это не я? — наблюдая, как Дамблдор сметает со стола петушиные перья. — Да, Гарри, не ты, — подтвердил Дамблдор, хотя лицо его вновь помрачнело. — И все же мне бы хотелось поговорить с тобой. Гарри ожидал, пока Дамблдор собирался с мыслями, соединив перед собой кончики длинных пальцев. — Я должен спросить тебя, Гарри, — произнес он мягко, — не хочешь ли ты мне что-нибудь сказать. Вообще что-нибудь. Гарри не знал, что ответить. Директор догадывается? О чём может знать этот старый пень? На что он так настойчиво намекает? У меня слишком много секретов от него! — Мне нечего вам сказать, профессор, — потупившись, произнес Гарри. Едва горгулья, охранявшая проход к директорскому кабинету, встала на своё место, Гарри вытащил из кармана плотно упакованную мантию-невидимку. До Рождественских каникул, которые Гарри традиционно будет проводить в Хогвартсе, оставалось чуть больше месяца, когда Рон осчастливил «друзей» гениальной идеей. Надо сварить Оборотное зелье и проникнуть в гостиную Слизерина, чтобы вытащить из Малфоя признание. Какое? Да просто! Ни много ни мало, что именно он и есть наследник Слизерина. Услышавший это Невилл поперхнулся, они как раз сидели за ужином. Вечером же четверка в своём уголке обсуждала поползновения рыжего на гостиную слизеринских змей. — Да сварите вы его! — хихикнул Малфой. — Подбросите в его порцию волос какого-нибудь животного, и проваляется ваш Визгли месяцок в лазарете. А вы под чьим-нибудь видом со мной в гостиной во взрывного дурака поиграете, — расплылся в мечтательной улыбке Драко. — Н-да…? А сколько по времени его варить — это же шестой курс! — возмутился Гарри. — Месяц, — просветила Гермиона. — Как раз перед каникулами и сварится. Отличная практика для нас, но… — Но? — Шкура бумсланга и крылья златоглазки… В обычной аптеке их не купишь, если только у Снейпа в кладовке пошуровать. Невилл побледнел. Уж к кому к кому, а к Снейпу в кладовку он ни за какие коврижки не сунется. Вот вроде уже и убедился, что профессор ему ничего не сделает, кроме как наорёт, но всё равно упорно продолжал взрывать котлы на его занятиях. — Достану… — задумчиво протянул Драко. — Ради того, чтобы увидеть Визгли в таком виде, достану! А варить будем в туалете Плаксы, как и всегда. На том и порешили. Как и предполагали брат с сестрой, на первоначальном этапе варки основы Рон только мешал своими заумными речами, о том, как они проберутся в логово врага, вместо того, что бы помогать готовить ингредиенты для зелья. А уж в дальнейшем его и вовсе в туалете встретить было невозможно. Проверять зелье попеременно бегали Гермиона и Гарри, иногда и Драко, как самый продвинутый из них по зельям. Шкурку бумсланга Драко стащил-таки у Снейпа, о чем последний очень долго разорялся на всех последующих за этим уроках, но гриффиндорцы были чисты, и доказать что-либо профессор так и не смог. Зелье было готово как раз перед рождественским ужином. На следующий день дети отправлялись по домам на праздники. У Гарри с Мио уже давно были припасены (переданы Драко) волоски их будущих личин, а так же кошачий волос. — Вот это Милисенты, — Драко аккуратно передал Мио прядку волос. — Она уедет незадолго до каникул, но никто, кроме учителей, об этом не знает, значит, ты можешь появляться у нас под её видом. Вот этот, — Драко достал следующую прядку, — Тео Нотта, с ним та же история. Не знаю, зачем их забрали родители, но нам это на руку. А вот это, — ехидная усмешка. — Это кошачья шерсть. Если в Оборотное зелье добавить шерсть животного, то эффект будет неснимаем почти месяц, и для этого потребуется колдомедик. Оборотное действует час, так что запаситесь фляжкой, если хотите посидеть со мной дольше. — Ай, Драко! Зачем обижать таких милых животных? Я тут шёрстку скунса выписал, — Гарри зловеще оскалился, да так, что Драко передёрнуло. — Ну, он тебя и доста-а-ал, как я погляжу, — протянул блондин. — Это же надо придумать — скунс! — Кстати, а что это ты уже второй год в школе заседаешь на праздниках? Малфой захихикал, зарумянился. — Ты что! Что бы папочки таким моментом не воспользовались? Ну, заберёт меня папа Северус на одну ночь Йоля, а дальше опять в школу отправит. Они уже второй год в рождественские в отрыв уходят, меня-то в Меноре нет, а тут я вроде как под присмотром, хи-хи… Под ногами не мешаюсь, в закоулках и закутках на них не натыкаюсь… Слушавшие откровения своего друга подростки покраснели. Утро Рождества пришло в холоде и белизне. Рона с Гарри, единственных сейчас обитателей спальни, в несусветную рань разбудила Гермиона — примчалась уже совсем одетая и принесла обоим подарки. — Подъем! — объявила она, раздвинув портьеры на окнах. — Гермиона, тебе не положено сюда заходить, — проворчал Рон, прикрывая глаза от света. — И тебя с Рождеством, — Гермиона бросила ему подарок. — Я уже час как встала — добавила в зелье златоглазок. Оно готово. Гарри сел, сразу проснувшись. — Ты уверена? — Абсолютно, — Гермиона отодвинула безмятежно спящую крысу Коросту и села на край постели. — Если мы и впрямь собираемся что-то предпринять, лучшего времени, чем сегодняшний вечер, не найти. — Вот именно, вечер! — забухтел Рон. — А сейчас только раннее утро! — Рон, не ной! Это утро Рождества! С Рождеством тебя! В этот миг в комнату влетела Хедвиг с маленьким пакетиком в клюве и приземлилась к Гарри на кровать. — Привет! — радостно встретил ее Гарри. Хедвиг в знак расположения клюнула его в ухо самым дружеским образом — этот подарок оказался гораздо лучше принесенного в клюве. Пакет, который, как выяснилось, прислали Дурсли, содержал зубочистку и короткое письмецо, где они интересовались, не сможет ли Гарри остаться в школе и на летние каникулы. Сначала мальчик удивился тому, что Дурсли ему вообще что-то прислали, но когда увидел письмо, то вздохнул. Подарок, пусть даже и такой — это просто дань «благопристойности» на людях. Другие рождественские подарки были куда приятнее. Хагрид прислал огромную банку сливочной помадки, которую, как убедился Гарри, перед тем как есть, надо разогреть на огне. Рон презентовал книгу «Пушечные ядра», содержащую немало интересного о его любимой команде «Пушки Педдл». Гермиона подарила роскошное орлиное перо для письма. Развернув последний пакет, Гарри обнаружил новый джемпер ручной вязки и большой сладкий пирог с изюмом от миссис Уизли. Мальчик взял в руки коробку с пирогом, и тотчас же все его перстни несильно сжали пальцы. «Ну, надо же! А я уже думал, забыли обо мне!» Мальчик прекрасно помнил, как в Больничном Крыле разговаривал с мадам Помфри о том, что вся его еда обычная, и за этим следит определённый хогвартский эльф, так как ему нужно расти и восстанавливать кости скелета. Так что за столом в Большом Зале, как только мальчик кладёт себе в тарелку, это моментально заменяется на такое же, но без «добавок». Всех добавок. А вот Гермиона неоднократно жаловалась на то, что ей практически не удается нормально поесть. Определённо — это он есть не будет, а вот Рон от добавки не откажется, и флаг ему в руки! Джемпер тоже оказался с сюрпризом, как подсказали кольца. Вечером в туалете Плаксы Миртл. — Отлично. А я утащила мантии из прачечной. — У Гермионы в руках был большой пакет. — Они нам потребуются. Все трое посмотрели в котел. Зелье походило на жирную, черную, вяло кипящую грязь. — Уверена, что никаких ошибок нет, — сказала Гермиона, еще раз перечитывая покрытую пятнами страницу «Сильнодействующих зелий». — Выглядит оно так, как описано в книге. Сами собой мы станем ровно через час после того, как его выпьем. — А теперь что делать? — понизив голос, спросил Рон. — Разольем по стаканам и добавим волосы. Гермиона налила в каждый стакан по изрядной дозе не очень аппетитного пойла. Затем дрожащей рукой вытряхнула волосок из своей бутылочки в первый стакан. Зелье громко зашипело, словно закипевший чайник, и грязно вспенилось. Через секунду оно стало ядовито-желтым. — Ух ты! — воскликнул Рон. — Вот она, истинная сущность Миллисенты Булстроуд. Спорим, оно и на вкус такое же противное. — Теперь вы бросайте, — приказала Гермиона. Гарри с Роном бросили в стаканы каждый по волоску. Зелье забулькало, запенилось: Ноттово стало болотно-зеленого цвета, Крэббово — мрачного темно-коричневого. Рон с Гермионой протянули руки к стаканам, но Гарри остановил их. — Погодите, — сказал Гарри. — Всем вместе пить здесь нельзя. Превратившись в Крэбба и Нотта, мы все тут вряд ли поместимся, хотя Нотт и щупленький. Да и Милисента не фея. — Отличная мысль, — заметил Рон, отпирая дверь. — Разойдемся по отдельным кабинкам. Стараясь не расплескать ни капли драгоценного снадобья, Гарри проскользнул в соседнюю кабинку. — Готовы? — спросил он. — Готовы! — раздались в ответ голоса Рона и Гермионы. — Раз… два… три! Зажав нос, Гарри выпил зелье двумя большими глотками. На вкус оно напоминало перепревшую капусту. И немедленно его внутренности стало скручивать, как будто он только что проглотил десяток живых змей. От желудка до пальцев на руках и ногах распространялось сильное жжение. А вдруг он заболевает чем-то страшным? Гарри скрючился пополам, задыхаясь, упал на колени. Жжение становилось невыносимо. Ему показалось, что кожа у него закипела и стала плавиться, как горячий воск. И — о, чудо! — прямо на глазах руки стали утончаться, пальцы тоже, ногти менять свою форму, а на запястьях сильнее проявились костяшки. Что ни говори, но Гарри, основательно пролеченный мадам Помфри, уже успел нарастить и кости, и мышцы, а Нотт всё так и остался худющим мосластым жеребёнком, но выше ростом. Покалывание во лбу возвестило, что волосы образовали характерный треугольник, плечи болезненно растянулись, грудь, наоборот, втянулась. Ноги в ботинках мучительно сдавило. При всей своей субтильности, размер ноги у Нотта был на пару размеров больше, чем у Гарри. Превращение закончилось так же внезапно, как началось. Гарри лежал лицом вниз на холодном каменном полу, слыша, как Миртл что-то недовольно бурчит в дальней кабинке туалета. Он с трудом сбросил ботинки и поднялся. Итак, он превратился в Нотта. Дрожащими руками Гарри стащил с себя мантию, которая теперь не доставала до лодыжек, оделся в приготовленную Гермионой и зашнуровал ботинки Нотта. Хотел было откинуть волосы с глаз, и зацепился за очки. Нотт в таком атрибуте явно не нуждался, а потому Гарри их стянул. — Эй, как вы там? — вырвался из его уст на удивление низкий голос Нотта. — Нормально, — справа послышалось глуховатое ворчание Милисенты. Гарри открыл дверь и подошел к треснутому зеркалу и уставился в него. Гарри почесал себе ухо. То же проделал Нотт в отражении. Дверь кабинки Гермионы отворилась. Они посмотрели друг на друга. Да, если не считать бледности и несколько одурелого вида, Гермиона была в порядке, хотя немного неуклюже двигалась — Милисента была намного крупнее. — Это невероятно, — пробормотала Гермиона, подойдя к зеркалу и уткнувшись в него приплюснутым носом Булстроуд. — Невероятно! — Пойдемте скорее, — поторопил Гарри, затягивая браслет часов, который болтался на запястье Нотта. — Нам еще надо отыскать гостиную слизеринцев. Я на одно надеюсь: встретим по дороге кого-нибудь и за ним увяжемся… — Рон! Выходи! Гермиона, скрывая улыбку, что странно смотрелось на чужом лице, переливала их зелья в приготовленные фляжки. Гарри постучал в дверь Рона: — Ты что там копаешься? Пора идти… Ему ответил напряженный высокий голос, с интересным присвистом: — Я… Я не пойду. Ступайте одни. — Рон, мы знаем, что Крэбб — урод, никому и в голову не придет, что это ты. — Нет… В самом деле… Думаю, что я не пойду. А вы двое поторопитесь, не теряйте время. Гарри весело посмотрел на сестру. — С тобой все в порядке? — спросил Гарри через дверь. — Все хорошо… Я в норме… Идите. Гарри взглянул на часы. Пять из драгоценных шестидесяти минут уже прошли, но так хотелось увидеть, во что же превратился Рон. — Нет, Рон, так не пойдёт! Ты нам все уши прожужжал, а сам теперь в кусты? И с этими словами Гарри просто вырвал дверь в кабинку, с петель, а там… Все видимые участки кожи рыжика поросли короткой, жёсткой, РЫЖЕЙ шёрсткой. Лицо вытянулось, приобретая характерные черты грызунов. От большого влажного пятачка носа в стороны топорщились вибрисы, а к макушке и дальше шли две серовато-белые полосы. Уши тоже покрылись мехом и заострились. Радужка глаз заняла всё видимое пространство. Руки превратились в недоделанные лапы, отчего Рон не мог согнуть пальцы, а мантию гордо задирал шикарнейший хвост. — Уйди-и-ии! — заверещал Рон и как-то напрягся, от чего хвост стал ещё более распушённым. У Гарри расширились глаза от понимания, и он мгновенно пристроил дверь кабинки на место. Послышался какой-то шипящий звук, как будто из трубы под напором выходит воздух, и всё пространство ЗАВОНЯЛО! Гермиона скривилась и, схватив фляжки, метнулась прочь из туалета. — Э-э-э, Рон? — робко спросил Гарри, с трудом удерживая ржач и утирая слёзы от газовой атаки. — Мы с Герми, пойдём… ты… это… проветрись… и иди к мадам Помфри… И тоже вылетел в коридор, спасаясь от ещё одной газовой атаки. Когда сладкая парочка добралась до гостиной слизеринцев, где их услужливо поджидал Драко, мантии уже промокли от слёз, а подростки просто сгибались от смеха. — Эй! — воскликнул блондин, неверяще рассматривая ржущих Нотта и Бутлстроуд. — Вы чего?! Такого зрелища за всё время учёбы он не видел ни разу. Нотт был отражением его самого — надменный и холодный, Буллстроуд всегда морщила свой нос и гордо задирала голову, а тут… Он, конечно, понимал, что под личиной находятся Гарри и Гермиона, но… Видел-то он слизеринцев! Когда те подошли к нему поближе, мальчик скривился. — Фу… Чем это от вас несёт? — Р… Р… Ро… Рон, — сквозь смех выдавил из себя Гарри. — Ск… Ск-ку-нс. Ха-ха-ха… У блондина расширились глаза, когда до него не сразу дошло, что ему пытается втолковать Поттер. А когда дошло… Наверное, ещё никогда в подземельях чинного факультета Слизерин не звучало столько весёлого и задорного смеха. — Ск-ск-скунс! Ой, не могу! Ха-ха-ха! И пов-пов-вадки ску-скунсьи… Три подростка просто валялись на полу подземелий, так и не зайдя в гостиную, ещё минут десять. Первым успокоился всё-таки Драко. Он сделал пару жестов, очистив воздух и мантии от весьма въедливого запаха, и, пробормотав пароль, затащил их в комнату. — Я хочу это видеть! Тикки! Омут! Каникулы пролетели весело. В третий день каникул, возвращаясь к себе, сладкая парочка, Мио с Гарри, были вынуждены спасаться бегством от вездесущего профессора Зельеваренья. — Вот ведь! А Драко говорил, что он до конца каникул в школу ни ногой! — бурчал Гарри. Во-первых, потому, что тот был в курсе, что ни Буллстроуд, ни Нотта в Хогвартсе быть не должно, а во-вторых, когда они почти столкнулись, Оборотное начало выветриваться, и к ребятам неумолимо возвращался их собственный облик. Пока они прятались в какой-то каморке, с третьего этажа долетел гневный вопль. — Это Филч, — узнал голос Гарри. Они бросились вверх по лестнице, напряженно прислушиваясь. — Думаешь, еще на кого-то напали? — испуганно спросила Мио, остановившись на полдороге. А Филч продолжал бушевать: — …опять для меня работа! Убираться здесь всю ночь! Как будто других дел нет! Ну уж, дудки, всему есть предел. Немедленно иду к Дамблдору! Шаги его затихли, и было слышно, как где-то вдалеке хлопнула дверь. Брат и сестра, к ним уже вернулся их облик, завернули за угол. Филч, похоже, только что покинул свой наблюдательный пост. Они опять стояли на том месте, где кто-то напал на Миссис Норрис. Подростки сразу поняли, почему так разошелся бедняга сквиб: в коридоре стоял настоящий потоп, и вода, кажется, все прибывала. Текло из-под двери туалета Плаксы Миртл. Вопли Филча стихли, их сменили стенания Миртл, эхом отражавшиеся от каменных стен. — А с ней-то что? — вздохнул Гарри. — Пойдем посмотрим, — предложила Мио. Приподняв полы мантий выше щиколоток, они перебрались по воде к двери с табличкой «Туалет не работает» и, как обычно, не обратив на нее внимания, вошли. Плакса Миртл рыдала громко, надрывно, как никогда. В туалете царила тьма, свечи смыло потоками воды, заливающей стены и пол. — В чем дело, Миртл? — Кто там? — отозвалась несчастная Миртл. — Пришли швырнуть в меня чем-нибудь ещё? Гарри дошел вброд до её кабинки. — Это почему я должен в тебя чем-то швырять? — спросил он. — Откуда я знаю! — заголосила Миртл, появляясь из сливного бачка с очередной волной, обрушившейся на пол. — Я тут сижу, занимаюсь своими делами, никому не мешаю. И вдруг в меня начинают швыряться книгами! — Но с тобой же ничего не случится, — резонно возразил Гарри. — Книга просто пролетит сквозь тебя, и всё. Сказав эти слова, Гарри тут же раскаялся. Миртл взмыла вверх и истошно завопила: — Значит, надо швыряться в бедную Миртл?! Она все равно ничего не чувствует! Десять баллов тому, кто попадет ей в живот! Пятьдесят — кто угодит в голову! Чудесная игра! Но мне она что-то не по нутру! — А кто всё-таки в тебя швырялся? — спросил Гарри. — Понятия не имею. Я здесь расположилась в колене сифона, предаюсь мыслям о смерти, а эта штука пронзает мою макушку, — Миртл свирепо посмотрела на друзей. — Вон она, под раковиной, её туда смыло. Гарри нагнулся и увидел небольшую, тонкую книжку. Она была в потрепанной черной обложке и мокрая насквозь, как всё в туалете. Гарри хотел было поднять ее, но Мио схватила его за руку. — Ты что, спятил? Это опасно! Гарри остановился. Книжка лежала на полу, намокшая, неразгаданная, манящая. Гарри обошел сестренку, а потом достал палочку и бросил пару заклинаний в книжку, увидев в ответ зелёное сияние. — У меня предчувствие: заглянем в нее, и разгадаем все тайны, — с этими словами он нагнулся и поднял книжку. — Вообще-то, — надула губы девочка, — интуит тут Я! Но тоже уставилась на добычу брата. Гарри сразу понял, что это дневник по выцветшей дате на переплете полувековой давности. Открыл его дрожащими руками. На первой странице еще можно разобрать имя — Т.М.Риддл, написанное расплывшимися чернилами. — Оп-па-па! Мио, глянь! Инициалы дедушки! Гарри тем временем разлеплял набухшие от воды страницы. Они были совершенно чистые. Нигде ни одного слова, ни одной самой обычной записи, вроде «День рождения тетушки Мэйбл» или «Зубной в 15.30». — Он в нем никогда ничего не писал, — сказал Гарри разочарованно. — Идиот! — припечатала Мио удивительно Снейповской интонацией. — Он скорее всего зачарован! Гарри спрятал дневник в карман. Уже в гостиной, тщательно осмотрев находку, Гарри задумался. Обычная маггловская записная книжка в твёрдом переплёте. В таких привычно вести личный дневник — неудивительно, что зачарован. Вот Гарри и думал: во-первых, тетрадь принадлежала дедушке; во-вторых, несмотря на явную потрёпанность многолетнего использования, на страницах не было написано ни строчки. И самое странное — в магическом зрении дневник не светился, от слова «совсем», а это было необычно, потому что даже простые, не зачарованные предметы, в истинном зрении слабенько, но светились. Если судить по известной Гарри биографии деда, то в школе тот учился, как раз лет пятьдесят назад, тогда же якобы была открыта Тайная Комната. Комната комнатой, но судя по прочитанному в подшивке газет, тогда действительно кто-то погиб, и всё это списали на открытие некоей тайной комнаты. Попробовать узнать из дневника? Но как? Гарри взял в руки перо… «Привет, меня зовут Гарри Поттер». Слова испарились со страницы, но там появилась запись острым, летящим почерком: «Привет, меня зовут Том Марволо Риддл». Никакого узнавания. Гарри задумчиво прикусил кончик пера. «Ты знаешь, что-нибудь о Тайной комнате?» «Да». «Расскажешь?» «Нет». Правильно, если бы Гарри знал, что-то более реальное, чем легенда из книги, он тоже бы промолчал. Но тут… «…но могу показать тебе, что тогда случилось». Из переплёта дневника к Гарри устремился небольшой, но мощный смерчик, который подхватил его и потащил в воспоминания. Там он неаккуратно приземлился прямо на каменный пол своей пятой точкой. Всё выглядело достаточно обычно, если не считать того, что все виделось в оттенках серого… «Хм, а в думосбросе у Малфоя всё, как настоящее!» …и было на удивление пусто, только парнишка с нашивками старосты Слизерина одиноко стоял у подножия главной лестницы. Судя по отсутствию студентов, время уже после отбоя. Сверху доносился неясный гул приглушенных разговоров и шаги. Вскоре показалась странная процессия. Несколько авроров несли носилки, на которых, покрытое белой простыней, покоилось тело. Следом за аврорами спускались профессора, среди которых Гарри с трудом узнал Дамблдора. Волосы профессора ещё были не седыми и не такими длинными, да и борода отсутствовала. Когда процессия проходила мимо прозрачного Гарри, из-под простыни безвольно свесилась рука пострадавшего, на которой отчетливо виделся укус. Место укуса почернело, а кровь продолжала капать на пол. Староста Слизерина проводил взглядом процессию и обернулся на голос профессора Дамблдора, заговорившего с ним. — Ты слишком поздно гуляешь по коридорам, Том. — Простите, профессор Дамблдор, но я, как староста Слизерина, патрулировал… Профессор? Что теперь будет? Школу закроют? Дамблдор пристально вглядывался в лицо симпатичного юноши. — Да, Том. Если мы не найдем нападавшего, то школу закроют. — Но профессор… А если бы преступника поймали? — Не хочешь ли ты мне что-то сказать, Том? Пару секунд длилось противостояние взглядов, а у Гарри возникло чувство «дежа вю». — Нет, профессор… — Иди в свою гостиную, Том. Сейчас не время для прогулок по коридорам, — строго приказал Дамблдор и поспешил за уже далеко ушедшими аврорами. Пятикурсник со Слизерина постоял ещё немного, провожая процессию взглядом, а потом сорвался на бег. Гарри, против своей воли, тоже понесся вслед за юношей, как воздушный шарик на веревочке. Это было воспоминание Тома, и, как бы ни хотелось последовать за аврорами и послушать разговоры профессоров и министерских служащих, ему придётся следовать за Риддлом. Они пронеслись по широким коридорам первого этажа и нырнули в узкие проходы подземелий. Несколько раз Том нырял прямо в стену, словно призрак, утягивая за собой и бестелесного Гарри. Было ясно видно, что ученик знает школу не просто, как свои пять пальцев, но гораздо, гораздо лучше. Впереди послышалось неясное бормотание, которое с каждым шагом становилось все громче, но от этого не более ясным. Риддл свернул в очередной проход и резко раскрыл одну из дверей. Там над сундуком склонилась огромная тень. Утешающее бормотание громоподобным шепотом издавала именно эта тень, в которой Гарри с изумлением узнал молодого Хагрида. По ходу насыщенного спора между студентами, из сундука «сделал ноги» акромантул, размером с крупного книзла, а Гарри вспомнил вывалившуюся из-под простыни обмякшую руку убитой девочки с очень характерным укусом. В последующих воспоминаниях показывалось, как проходит дисциплинарная комиссия и судебное заседание Визенгамота. Доказать причастность Хагрида к убийству не удалось именно потому, что наивный полувеликан и не был причастен, по крайней мере, осознанно, но именно его монстр был убийцей, как бы Хагрид этого ни отрицал. Акромантула уже и след простыл где-то в дебрях Запретного Леса, а Хагрида, за выращивание в замке особо опасных тварей и за то, что не уследил за своей зверюшкой, исключили из школы, прямо тут же сломав палочку. Как понимал теперь Гарри, обломки Хагридовой палочки до сих пор находятся у полувеликана, склеенные в виде рукоятки для нелепого розового зонтика, который неизменно был при Хагриде. А Гарри не понимал нелепости произошедшего. Ну, исключили тебя из школы, за дело, между прочим. Будь Гарри на месте директора, поступил бы так же. Обидно, досадно, но никто тебе не запрещал учиться дома и сдавать аттестационные экзамены заочно — эта система до сих пор действует! А нелепость заключалась именно в демонстративном преломлении палочки. Да не смешите мои тапочки! При чём тут вообще палочка? Кто ему мешал пойти и купить новую? А то и вообще развивать свои возможности без этого костыля? А тут, мля, страдания века! Слёзы и сопли огромной детины, который просто не знает, как же ему быть дальше! Как же он теперь, такой несчастный, и без палочки? А вот то, что тринадцатилетнего подростка, тем более полувеликана (великаны они и так умом не блещут, а тут ребёнок, да большой, но ребёнок!), на время выяснения всех обстоятельств, как подозреваемого в убийстве, упекли в Азкабан — это приводило Гарри просто в состояние ступора! Т.е. понятие «презумпция невиновности» в магическом мире не котируется, если вообще существует. Как только расстроенного, исключённого из школы, но оправданного от убийства Хагрида, Дамблдор вывел из зала, где заседал суд, Гарри подхватил магический вихрь, и мальчик снова оказался в кресле за письменным столом в гостиной факультета с дневником Тома в руках. Ошеломлённо посидел, отдышался, ещё раз прокрутил в памяти всё увиденное и схватился за перо. «Так, я не понял, откуда слухи про открытую Тайную комнату пошли?» — написал он. «А Мерлин их знает! — ответил дневник. — Но пошли эти слухи именно после этого происшествия — это факт. И именно с открытием Тайной комнаты и с живущем в ней монстром связывали смерть девочки». «А что тебя сподвигло на то, чтобы сдать Хагрида? Я ведь верно понимаю, что ты уже давно знал о его питомнике?» И снова ощущение круговорота, погружения в воспоминания. Гарри сразу понял, где он находится. Круглая комната с дремлющими на стенах портретами — кабинет Дамблдора. Но за знакомым столом сидит не Дамблдор. Высохший, болезненного вида волшебник, лысый, если не считать нескольких клочков седых волос, читает письмо, освещенное пламенем свечи. Гарри никогда раньше этого человека не видел. Волшебник читал, хмуря брови. Закончив, он со вздохом сложил письмо, поднялся, прошел мимо Гарри и принялся задергивать шторы на окне. Небо за окном было тёмным — видимо, день уже клонился к закату. Волшебник вернулся к столу, сел и, соединив кончики пальцев, стал большими крутить, глядя на дверь. Гарри осмотрелся. Феникса нет, как нет и жужжащих серебряных штуковин. Это был Хогвартс, каким его знал Риддл, и, значит, директором был этот неизвестный волшебник. В дверь постучали. — Войдите, — произнес старик слабым голосом. Снимая островерхую шляпу, вошёл мальчик лет… Гарри затруднялся определить возраст, но на его груди сверкнул серебряный значок старосты. Он был значительно выше Гарри, но волосы у него были такие же чёрные и блестящие. — А, Риддл, — сказал директор. — Вы хотели меня видеть, профессор Диппет? — Риддл явно нервничал. — Садись, — предложил Диппет. — Я только что прочитал твое письмо. Риддл со вздохом сел и крепко сжал руки. — Мой дорогой мальчик, — с мягкостью в голосе заговорил Диппет, — я просто не могу разрешить тебе остаться на лето в школе. Ведь, наверное, тебе хочется побывать дома на каникулах? — Нет, — сразу же ответил Риддл. — Я предпочел бы остаться в Хогвартсе, чем возвращаться к этим… к этим… — Ты всегда жил на каникулах в маггловском приюте для сирот, я полагаю? — в голосе Диппета звучал искренний интерес. — Да, сэр, — Риддл слегка покраснел. — Ты урожденный маггл? — Полукровка, сэр. Отец маггл, мать колдунья. — Что с твоими родителями? — Моя мать умерла сразу после моего рождения, сэр. В приюте мне говорили, что она только успела дать мне имя — Том в честь отца, Марволо в честь деда. Диппет сочувственно вздохнул. — Принимая во внимание особые обстоятельства, можно было бы пойти тебе навстречу, но в школе сейчас такая ситуация… — Вы имеете в виду нападения, сэр? — спросил Риддл, и у Гарри сильно забилось сердце — он придвинулся ближе, боясь что-то пропустить. — Именно, — ответил директор. — Мой милый мальчик, ты должен понять, сколь неразумно было бы позволить тебе остаться в замке после окончания семестра — особенно в свете последней трагедии… смерти этой несчастной девочки… Тебе будет гораздо безопаснее далеко отсюда, в твоем приюте. В Министерстве Магии идет разговор о закрытии школы. Ведь мы пока, увы, ни на йоту не приблизились к установлению… причины этих неприятностей… Глаза у Риддла расширились. — Сэр… Но если этот человек будет схвачен… Если всё это прекратится… — Что ты хочешь сказать? — голос у Диппета сорвался на фальцет, директор подскочил в кресле. — Риддл, тебе что-то известно об этих нападениях? — Нет, сэр, — поспешно отозвался Реддл. Но Гарри было ясно: это «нет» точно того же свойства, что и «нет», сказанное им самим Дамблдору. Диппет, слегка растерянный, упал обратно в кресло. — Профессор, пожалуйста! Там же… — Можешь идти, Том… Гарри снова очутился перед дневником. На этом разговор прекратился, но Гарри пятой точкой чуял, что Том рассказал далеко не всё. Больше Гарри в дневнике не писал, прекрасно понимая, как могут быть опасны такие артефакты, магию создания которых мальчик не понимал, но рассказал все своим друзьям.***
— А почему это он должен был остаться в Хогвартсе?! Только потому, что староста?! — Рон! С периода 1940 по май 1941 года, если ты этого не знаешь, — тут же вступила Гермиона своим лекционным тоном. — Англию БОМБИЛИ! А если ты не знаешь, что такое маггловская бомбёжка, сходи куда-нибудь подальше, наложи сотню «Бомбард» и постой в эпицентре! Почувствуй, как тебя на кусочки разрывает! Рон тут же сменил направленность своего негодования на Хагрида и предложил проверить самым, что ни на есть простым из способов — спросить самого Хагрида. — Ага, так он тебе и ответил! — Гарри с подозрением рассматривал рыжика. — Наивный он, конечно, но не настолько, чтобы перед нами, мелкими, душу раскрывать. Несколько дней Гарри отбивался от Рона с его идеей похода в гости к полувеликану, да ещё и ночью, под мантией-невидимкой. О том, что в действительности так оно и было, как показал дневник, Гарри с Гермионой уточнили у Лонгботтома, который любезно потиранил бабушку на этот счет. Та всё подтвердила: да — девочка умерла в девчачьем туалете на третьем этаже; да — от укуса акромантула; действительно — недотепа Хагрид никого и ни на кого не натравливал, но имел склонность пестовать всяких разных тварей, не все из которых его слушались. Акромантул был одним из них. На самом деле в тех закоулках после суда комиссия обнаружила целый питомник самых различных опасных и не очень тварей, которые не были даже на элементарной привязи и которым не место в школе, полной детей. Тварюшек распределили по питомникам и заводчикам, по тем, кто этим занимается на профессиональной основе, и где нет необученных молодых непосед. Акромантула так и не поймали, но с тех пор в Запретном Лесу стали часто встречаться паучьи сети гигантских размеров. Каникулы, как и всё хорошее, закончились. Потекли серые будни, изредка разбавляемые пикировками между Гарри и Драко — притворство на людях никто не отменял, но, по скромному мнению Мальчика-Который-Выжил, профессор Снейп их таки раскусил, но помалкивает. Как он это понял? Да просто. Несколько раз засёк ауру профессора рядом с «потасовкой», но тот вмешивался далеко не сразу, словно наслаждался представлением, если вмешивался вообще. Чаще всего, когда рядом не было Рональда Уизли, профессор Снейп даже не делал попытки разнять их. Наверное, потому, что их пикировки никогда не выходили за рамки словесности, а вот если рядом был рыжий, то тот выходил из себя быстро и мгновенно. Не в силах сразу и быстро придумать словесный аргумент в ответ на колкость, Уизли начинал доказывать свою правоту кулаками. В одну из таких потасовок, устроенных «лучшим» другом, у Гарри разошлась по шву сумка со школьными принадлежностями, и все учебники, в том числе и дневник, разлетелись по коридору. Собирая свои школьные принадлежности, Гарри думал о своем безразмерном мешочке и о том, стоит ли пользоваться им постоянно и просто таскать с собой все его вещи постоянно? Зато будет всегда готов к любым неожиданностям и с его мешочком такой вот неприятности случиться просто не могло. Из-за этого происшествия мальчишки опоздали на Зельеварение, за что и получили в качестве приветствия ехидные подначки от профессора и минус десяток баллов в качестве наказания. Слизеринцы отделались только строгим взглядом и фырком. А через пару дней гриффиндорская башня гудела. У двери, ведущей в спальню, Гарри столкнулся с Невиллом, на котором лица не было. — Гарри, я не знаю, кто это сделал… зашёл и вижу… Расстроенно глядя на Гарри, он открыл дверь. Всё содержимое сундука Гарри было разбросано по комнате. «Действительно, надо уже всё перепрятать в мешок и не маяться каждый раз дурью!» На полу валялась разорванная мантия; постельное белье и одеяла сброшены с кровати, ящик тумбочки вытащен, и всё его содержимое высыпано на матрас. Гарри в полном недоумении подошел к кровати, ступая по раскиданным страницам «Тропою троллей», вместе с Невиллом принялись заправлять постель, и тут как раз явились Дин с Симусом и Рон. — Кто это устроил здесь такое безобразие? — сразу вышел из себя Дин. — Понятия не имею… — Гарри был совершенно подавлен. Рон обследовал его мантию — все карманы были вывернуты. — Кто-то что-то искал… Посмотри, пропало что-нибудь? Гарри принялся собирать вещи, бросая их в чемодан, последними закинул книги Локхарта и лишь тут обнаружил пропажу. — Дневник Риддла исчез, — сказал он упавшим голосом, повернувшись к Рону. — Что?! Гарри кивнул на дверь, и они с Роном вышли. Добежав до гриффиндорской гостиной, полупустой в этот час, друзья отыскали Гермиону, в одиночестве корпевшую над трудом «Толкование древних рун». Известие привело её в ужас. — Ведь получается, что украсть мог только кто-то из гриффиндорцев — больше никто не знает пароля… — Да, верно, — вздохнул Гарри.