Вдыхая дым наших призраков

Я медленно вдыхаю свежий запах — передо мной раскинулось поле, на которое налетает легкий ветерок, играясь с колосьями. Возможно это последний спокойный день, но я в это не очень верю. Но верю в свою удачу. Сегодня день жатвы и что-то внутри сжимается при воспоминании об этом. Изнутри скребется старательно спрятанный страх. Не о себе, нет. О Лидии. Думаю, я бы смог продержаться на арене, но она — она вряд ли. Слабая и хрупкая, отгороженная мной от любого физического труда — она все ещё отталкивает меня как может. Слишком боится, что кто-нибудь из нас попадет на Голодные Игры, в возможность выиграть на которых не верит. Думает, что не сможет пережить, если обретет счастье, а потом его заберет Капитолий. Хмуро срываю тонкую травинку и верчу между пальцев — она сухая и светло-жёлтая. Солнце иссушило почти всю растительность в Дистрикте. Совсем скоро мы узнаем, кто отправится на Игры. Поднимаюсь и направляюсь к забору, легко пролезаю в небольшую дыру в заборе — проволока в этом месте порвана, не знаю кем. Сколько себя помню, там всегда был проход, сквозь который мог пролезть почти каждый житель моего Дистрикта из-за голода и худобы, но никто этим не пользуется, все слишком запуганы. Вряд ли кто-нибудь ещё близко приближался к забору, что уж говорить о побеге наружу. Богатых домов в нашем девятом Дистрикте всего два — главы миротворцев и дом мэра, в котором живет Лидия. Она дочь мэра Мартина. Район, который я сейчас пересекаю, самый запущенный и грязный — это дальний угол поселения и здесь живут отбросы общества, ночуя в старых покосившихся домах и питающихся тем, что найдут. Здесь живет большинство, в том числе и моя семья, то есть отец и я. Мать умерла от какой-то болезни, отец собирал деньги, но не успел накопить даже на врача — мы так и не узнали от чего она умерла. Она просто начала гаснуть на глазах, становясь ещё худее хотя казалось, куда ещё больше. Щеки впадали, появились глубокие круги под глазами — она не спала в последние дни своей жизни. Глаза потеряли привычный блеск и она почти не разговаривала — просто не осталось сил. Это все врезалось мне в память, хотя мне и было 11 лет. Даже спустя шесть лет я ещё помню все в ужасающих подробностях. Легко скользнув в свой дом я сразу же увидел отца — он сидел за столом опустив голову и сложив руки, с которых свисает, покачиваясь, деревянный крест. Слегка кривой, потому что отец выточил его сам — посмотрел бы я на реакцию матери если бы она узнала, что он потратил на это деньги вместо того, чтобы попытаться купить мне еду. Она слишком любила и заботилась обо мне в отличии от отца, которому было плевать на все, кроме своей веры. Он все ещё молится и это все ещё действует на нервы. Как можно верить во что-то светлое, если мы живем в аду? Я сердито и шумно прохожу в небольшую комнату, которую могу назвать своей. К жатве надо переодеться во что-то более приличное чем рваная рубашка рабочего — местных детей с детства приучают к работе в поле. Мы хорошо орудуем серпами и косами, но я как-то не замечал, что это помогает детям на арене — в девятом Дистрикте было ничтожное количество победителей. Хотя подростки крепкие, закаленные работой под палящим солнцем одиннадцать часов в сутки. Из целой одежды остались простые черные штаны и серая футболка, которую я поспешил натянуть на себя прежде чем отец зайдет в комнату, чтобы пожелать мне удачи или обнять, или сказать, что все будет хорошо. Я не люблю когда он пытается проявить отцовские чувства после того, что он сделал. Я не готов к этому и никогда не буду. Поэтому я быстро выскакиваю за дверь, провожаемый его взглядом — видимо, он уже перестал молиться и соизволил спуститься с небес в ад. В спину мне несется окрик, но я делаю вид, что не услышал и направляюсь к главной пощади, на которой уже начал скапливаться народ. Обычно на жатву никто не спешит, все ждут до последнего указания главы миротворцев. Большинство появляется с красными глазами — кто-то не спал в эту последнюю ночь, кто-то рыдал в подушку. Выискиваю в растущей толпе Лидию — единственного близкого мне человека. Она выходит из дверей дома. На ней как всегда прекрасное голубое платье. Их семья богата и они позволяют себе часто появляться в самом дорогом отделе единственного на весь Дистрикт магазина одежды — Мартин шутит, что если ее выберут, она должна быть красивой. За этой бравадой распознаются нотки страха, после чего я каждый год прижимаю ее к себе и глажу по рыжеватым локонам. Единственный раз в год, когда она позволяет в себе показать что-то живое, какую-то ранимость и теплые чувства. Единственный раз перед жатвой. Но вчера, когда я явился к ней домой занести орехов, которые набрал в роще за пределами Дистрикта я увидел в ее комнате страшный бардак — для меня двери дома мэра всегда открыты, поэтому я беспрепятственно попал внутрь. Десятки страшных и нереальных мыслей пронеслись — потом я увидел Лидию, которая сидела на полу схватившись за голову и раскачиваясь взад-вперед, и тихо скулила посреди этого беспорядка.  — Лидия? — через секунду я уже сидел перед ней на коленях, пытаясь отнять её руки от лица. Скулеж перешёл в вой и Мартин бросилась мне на шею — этого я точно не ожидал. — Лидия, ты в порядке?  — Нееет, — скулила девушка мне куда-то в шею. Видимо, это она разнесла свою комнату. У неё истерика и я без понятия, как её успокоить. — Я не в порядке.  — Тогда что случилось? — я осторожно поглаживаю её по спине, упиваясь запахом яблок, исходящим от ее волос. Лидия любит яблоки.  — Я боююсь, — опять заканючила Мартин, все ещё не показывая свое лицо, спрятавшись у меня на груди.  — Тише, все будет в порядке. Тебя не выберут, твое имя вписано всего шесть раз…  — Глупый, я не за себя боюсь, — она оттолкнула меня и я увидел лихорадочно блестящие заплаканные глаза. — Я боюсь за тебя… Отогнав воспоминание я смотрел на Лидию, всю такую прекрасную, быстро скользящую взглядом по рядам людей. Чтобы облегчить ей задачу я поднял руку и махнул, привлекая к себе ее внимание. Люди стали странно на меня оглядываться, но мне было плевать. Увидев, как она облегченно выдохнула и почти бегом направилась ко мне, я не смог сдержать улыбку — уголки губ дергались, пришлось сильно прикусить нижнюю губу — меня уже и так посчитали странным, привлекать к себе внимание миротворцев, которые всегда косо посматривали в мою сторону совершенно не хотелось. Лидия просто крепко сжала меня в объятиях. Как и каждый год. Как будто и не было вчерашнего дня. После этого пришлось вставать в растущую очередь и оставлять каплю своей крови. Лидия слегка поморщилась, когда ей укололи палец, а потом отошла в сторону, дожидаясь меня, но один из миротворцев грубо толкнул её в сторону девушек её возраста. Я дернулся было в его сторону, но Мартин слегка махнула рукой и беззвучно произнесла: «Все в порядке». Все ещё агрессивно поглядывая на того миротворца, я подошел к 17-ти летним парням. Знаю почти всех, но ни с кем не общался. За всю жизнь у меня был лишь один настоящий друг — и это Лидия. Она стояла в толпе немного ниже справа, с девушками 16-ти лет. Она держалась неестественно прямо, гордо глядя вперед. Собрались почти все. Слева грянул выстрел — какой-то недотепа попытался сбежать. Убежал, однако, недалеко. Я с жалостью разглядывал труп ребенка, которого миротворцы тащили в сторону, смотрел, как по земле тянется кровавый след. Женщина, судя по всему мать убитого, кричала и рвалась к телу, миротворцы сдерживали ее с двух сторон. Она упала на колени, забившись в истерике. Я отвел глаза от этого зрелища и, заметив, что Лидия смотрит на это широко раскрытыми глазами, сказал ей, чтобы не смотрела туда. Она как-то деревянно кивнула и перевела остекленевший взгляд на сцену. Отвратительно. Они делают это. Они убивают людей за их страх, порождая это чувство в других. На этой площади каждый испытывал голод, страх и ненависть. Люди боятся так жить, но у них нет выхода. Сжимаю кулаки и зубы, прикрывая глаза чтобы успокоиться. Сейчас надо сосредоточиться на Дженнифер Блейк, которая одета в открытое черное платье. Выглядело бы как поминки по тем, чьи имена она вытянет, если бы при этом она не выглядела как шлюха и не встряхивала поминутно фиолетовыми волосами. Как всегда поприветствовав и пискнув: «Дамы вперед» и изящной походкой прошествовала к прозрачному шару с именами. Опустив туда руку она вытянула бумажку откуда-то из глубины. Мои внутренности скрутило. Я уверен, что это будет не Лидия, шансы так малы… Но это была Лидия.