Вдыхая дым наших призраков

Поднимаюсь, оглядываю могилу. Шесть футов. Осторожно беру Лидию на руку и спускаюсь в яму. Несколько секунд стою рядом с ней, потом молча вылезаю и, не глядя на девушку, начинаю закидывать тело землей. Лидии здесь больше нет, но, как бы я ни старался себя в этом убедить, все же что-то внутри сжимается, постоянно вызывая этим протяжные хриплые всхлипы. Закончив, я смотрю на небо, переставшее орошать землю мелкими каплями, но тучи все ещё грозно набухали фиолетовым. Оглядываюсь в поисках каких-нибудь цветов, но вокруг лишь пустой лес без единого цветка. Проверив себя на наличие оружие — метательные ножи были наготове, рюкзак за спиной, я выдвинулся на поиски последнего трибута. Я найду ее и убью. Иду в сторону поляны — Эллисон убежала в ту сторону. Осознаю, что если она спряталась за густой растительностью на другом конце поляны, она может убить меня из засады. И все же меня ведет вперед собственное убеждение о том, что она не может не умереть. Не скрываясь иду к поляне, на ходу хмуро срываю маленькие веточки с деревьев, еловые иголки впиваются мне в руки. Через несколько минут быстрой ходьбы я уже стою на краю поляны, выглядывая девушку. Небо потемнело, но не думаю, что уже поздно — просто облака стали гуще. Нас на мгновение осветил кривой росчерк молнии. Шарю глазами по поляне и замечаю движение у Рога — Арджент тоже заметила меня и высунулась из-за него, прицеливаясь в меня. Прогремел раскат грома, словно точно над нами. Стрела попала мне в ногу, заставляя вскрикнуть, но я быстро сцепил зубы, тихо зашипев и продолжая идти, прихрамывая. Слишком темно, к тому же девушка наполовину скрыта Рогом — попасть будет трудно и я пока что не метаю клинки. Она начинает лихорадочно заряжать лук снова, но руки дрожат, она боится. Я почти осязаю ее страх, впитываю его, наслаждаюсь. Словно бы питаюсь ее страхом. Вижу, как она замерла уставившись мне куда-то за спину. Быстро оглядываюсь и сам едва не застываю. За мной тянется ряд из лисиц — белоснежных, золотистых и серебристых. Они все прижались к земле и я понимаю, что значили те слова Хейла об альфе. Они выбрали своего альфу. Смело поворачиваюсь к Эллисон и иду, все так же прихрамывая. Девушка пытается прицелиться, но на этот раз не в меня — не знаю, почему лисицы так пугают ее. Я метаю заготовленный нож и я она кричит — не убиваю ее, попал только в руку, чтобы не трогала моих лисиц. Она роняет стрелу и с ужасом разглядывает рану на руке, все ещё крича, пусть и не так громко как сначала. Лисицы подаются вперед, хищно обнажив мелкие острые зубы — учуяли запах крови. Я как бы «спускаю их с поводка», даю разрешение делать с Арджент что им вздумается.  — Вперед, — негромко и с мрачным торжеством в голосе говорю я. — Вы можете убить ее. Лисицы быстро скользят к жертве на полусогнутых. Девушка замечает это слишком поздно, — животные подобрались слишком близко — но все же с визгами бежит прочь. В момент, когда хищники повалили жертву, ливанул дождь. Холодный, от которого одежда за секунды промокает насквозь. Ещё один росчерк молнии и гром — Эллисон ещё жива, поэтому это не может быть пушка. Неторопливо иду к тому месту, где лисицы разрывают тело кричащей и ещё живой девушки. Останавливаюсь неподалеку и наблюдаю за тем, как они вырывают куски плоти, и Арджент теряет сознание, как-то обмякая. Дождь случит по земле, собирая кровь с собой, впитывая в почву. Когда-нибудь это место станет достопримечательностью, совсем скоро. Почти сразу после Игр. Ненависть внутри утихает, полностью уступая место боли, которая начинает грызть изнутри. Прикрываю глаза. Гремит пушка.

***

Через несколько дней, будучи в госпитале, где мне обработали ногу и заставили остаться в белой палате, я апатично разглядываю совершенно пустые стены. Нога заживает довольно медленно — говорят, это из-за стресса и, собственно, моего нежелания жить. Они говорят — депрессия. Они убрали все препараты и острые предметы из палаты, ведь я попытался ввести себе воздух в вену. Они наблюдают за мной круглосуточно, ведь в то же мгновение, как я взял шприц, появился безгласый с порцией сильнодействующего успокоительного. Через какое-то время меня отправляют домой, потом в тур победителей. Мотают туда сюда как безжизненную игрушку. Мне не терпится оказаться в Капитолии, там меня могут отвезти на ту арену, где находится могила Лидии. Меня отвозят туда как простого туриста — пока капитолийцев водят по местам сражений, я отбиваюсь от группы и иду по знакомому лесу, который был не в силах забыть за прошедшие шесть месяцев. Я ошибался — лучше умереть, чем жить с дырой вместо сердца. Когда я оказываюсь на том месте, где рыл землю закапывая тело понимаю, что это именно оно. Ошибиться невозможно. Здесь растут цветы. Медленно подхожу и опускаюсь на землю, глядя на фиолетовые, малиновые, белые цветы. Это одна большая шутка создателей, верно? Не знаю сколько распорядители приложили от себя, но сомневаюсь, что на ее могиле стали бы расти именно те цветы. Спустя столько времени они не решились забрать ее — арена ведь стала очередной достопримечательностью. И она до сих пор убивает меня. Только здесь я понимаю, что боль со временем ничуть не уменьшилась. Лишь здесь она утихает при осознании, что Лидс совсем рядом. Без смерти не было бы и жизни — сами подумайте, из нашей мёртвой плоти прорастают цветы, бесконечный цикл жизни. Поэтому порой на могилах растут такие красивые дикие цветы — розовые, фиолетовые, белые. Сейчас я стою над ее могилой я разглядываю эти цветы. Представляю как корни, сплетаясь, прорастают сквозь ее ребра, оплетая внутренности. В этой смерти есть красота, произрастающая из красоты. Я все ещё помню ее невероятные глаза, пухлые губы, рыжеватые волосы. Каждую ночь последние полгода ее жизнь снова и снова утекает сквозь мои пальцы. Каждую ночь я просыпаюсь при осознании, что снова потерял ее. Я говорю о парне, забиваемом насмерть в переулке потому что он не такой. О девушке, над которой издевались потому что она не такая. О всех тех людях на которых я смотрел пока они умирали, когда они становились на моих глазах пеплом. Почему-то я ещё дышу, а они — они нет. Я говорю о людях, которые похоронены внутри нас. Лег на землю рядом с ней, но шестью футами выше. Мне кажется, что часть меня умерла вместе с ней и теперь эта часть также близко, как и мертвая девушка. Теряю счет времени. Сколько дней, месяцев, лет прошло со времен моих Игр? Поднимаюсь на ноги и смотрю на едущего ко мне человека на инвалидном кресле. Питер подъезжает и понимающе кивает мне. Встает из кресла — врачи сказали ему не храбриться и сидеть спокойно на месте, но ведь это Питер. Хрен его кто удержит. Они все стояли здесь, рядом — Лидия, взявшая меня за руку, Дерек, стоящий напротив и тепло улыбающийся. Даже Малия была здесь — стояла между Хейлами и спокойно смотрела на цветы. Я знаю, что они ненастоящие. Док предупреждал меня, болезнь матери прогрессирует и даже с кучей денег, которые у меня сейчас есть, они вряд ли вытащат меня. Мне осталось недолго. Стоящие полукругом вокруг могилы внезапно рассыпались осенними пожелтевшими листьями, разметались дымом от сигареты прохожего. Один Питер стоял рядом и грустно улыбаться. Он был в курсе дела, «приглядывал» за мной. Чтобы я не не наделал глупостей. — Я тоже их вижу. Я знаю, что он лжет. Раскрываю глаза. Дым. Клубы полупрозрачного и серого закручиваются перед глазами. Дым наших призраков. Я вдыхаю его. Дыши, Стайлз. Дыши. Она здесь, всего в 6 футах под тобой. Дыши. И пусть твое сердце перестало тогда биться. Дыши, Стайлз, не останавливайся. Я делаю вдох. И закрываю глаза. Спустя несколько часов я уже стою на шумных переполненных улицах Капитолия, в окружении людей в цветах. Они смотрят на меня. Все. Я не боюсь их, ведь они часть меня. Это не те яркие люди, которых принято видеть на улицах Капитолия. Простые трибуты, погибшие на играх. Лидия стоит ближе всего, она манит меня и берет за руку.

***

Несколько дней — месяцев, лет — какая разница? — я зашел в бар. Широкоплечий мужчина обернулся, сверкая красивейшей улыбкой. Дерек спросил меня:  — Тебе как обычно? После этого я проснулся как обычно просыпался каждую ночь увидев, что Лидия опять не дышит. Я не знал, что это причиняет такую боль.

***

Их могилы рядом ради растроганных капитолийцев. Могилы невероятно красивой девушки и сошедшего с ума парня. Питер стоит над ними, он принес цветы. Осторожно опускается и садится на землю, как это любил делать Стайлз. Со дня в Капитолии он не протянул и двух месяцев. В последние дни он никого не узнавал и разговаривал с Мартин. Питер навещает их, потому что там и могила Дерека тоже — пропасть поглотила его, но он остался на арене. Хейлу почти не жаль мальчишку — выйдя с арены он выглядел скорее трупом, чем живым человеком с нормальными эмоциями и желанием жить. Стайлз просил похоронить его рядом с Лидией ещё тогда, после арены. Это стоило Питеру больших трудов, но он добился своего.

***

Теперь мое сердце рядом с твоим. Не бьется.