Animals

      Жизнь Китнисс — символа Восстания, Сойки-пересмешницы, Победительницы Голодных Игр, — была бы лучше.       Прим учится в медицинском и по-настоящему счастлива с Рори Хоторном. Мать — владеет сетью аптек. Гейл живёт с Джоанной. Китнисс не знает, что именно их связало, но после смерти Финника и Энни, именно Хоторн подставил ей плечо. Хеймитча пытались отравить. Выжил, сейчас шутит: «Если бы они знали, сколько я выпил спиртного, должны были для верности расстрелять».       Пит частично реабилитировался. Переродок внутри него соединился с прошлым «Я», являя нечто новое, циничное, снобистское и эгоистичное. Он всё ещё чувствовал боль от предательства Китнисс, но не хотел её убивать. Ему было достаточно мести. Холодной, расчётливой, безумной. И каждый день на протяжении полугода после выписки он ей мстил.       Китнисс, после революции и выстрела в Койн, пустилась во все тяжкие: новая компания — друзья-капитолийцы, победители прошлых лет, несколько военных из Второго, влиятельные политики, богема разного пошиба. Их связывало только одно — всем было нечего терять. Их общее развлечение — гонки на большой скорости по ночному Капитолию. Любимые места — ночные клубы с рекой выпивки и зажигательными танцами до утра.       Мисс Эвердин и мистер Мелларк жили за счёт средств нового правительства. Почти безвозмездно. Должны были время от времени появляться вместе и являть собой живых и здоровых «несчастных счастливых влюблённых», чьи чувства стали большим, чем просто символом, теперь они «Надежда и Будущее».       Ещё одной проблемой для обоих стало обязательное проживание в одном доме. Их никто не заставлял делить постель. Нужно было лишь терпеть общество друг друга. Если бы Дистрикт-12 не стёрли с лица земли и туда бы пускали, то Пит уехал бы из Капитолия, оставив Китнисс с её собственным горем.       Первое время девушка рыдала в подушку в своей запертой спальне, когда очередная девица из плеяды поклонниц Мелларка стонала и выкрикивала его имя за стеной в соседней спальне. А после уже парень напивался до беспамятства, когда видел возле своей девочки очередного капитолийского щенка.       Сегодняшней ночью Китнисс вышла из своей спальни и пошла в ванную комнату. Ей приснился кошмар, нужно было освежить лицо. Взгляд её упал на тонкую полоску света на деревянном полу, и Китнисс непроизвольно напряглась, услышав приглушённый стон Пита. Любопытство было слишком велико. Девушка подошла к приоткрытой двери и посмотрела в щель.       — Да, детка, — хриплый голос бывшего жениха заполнил комнату. Китнисс видела лишь стоящую на коленях темноволосую женщину, и то со спины, и крепкую руку Пита, двигающую её голову от себя и на себя.       Это было противно, обидно и больно. Китнисс закрыла рот рукой и изо всех сил сдерживала слёзы, рвущиеся наружу.       — Быстрее…       Мисс Эвердин заскользила по стене коридора и села на пол.       — Да, милая, да…       Её жизнь могла быть совершенно другой. Не такой. Так жить нельзя. Но Китнисс будто доставляло удовольствие причинять себе боль, терзая старые раны.       Взгляд девушки опять вернулся к Питу. Тот с силой отдёрнул от себя женщину и толкнул её на кровать. Китнисс видела его. Всего. Полностью обнажённого, до предела возбуждённого, стоящего в профиль. Она наблюдала, как он руками ласкал свой член, как через несколько движений опустился на колени перед кроватью, как резко и с силой раздвинул женские ноги, как его лицо скрылось между ними.       Теперь комнату и коридор наполняли тихие женские стоны, которые с каждым движением Пита становились всё громче, прерывистей, ярче. Её руки с ярким алым лаком на ногтях притягивали голову Мелларка ближе, сжимая его золотистые волосы, от чего Пит что-то прорычал.       — Пи-ит! О Боже… Господи… Ох… — стоны девушки казались Китнисс оглушающими.       Китнисс сцепила пальцы в крепкий замок, но так и не посмела встать со своего места, всё так же оставаясь свидетельницей очередного безумства Пита.       Мелларк отстранился от капитолийки, лежащей перед ним, которую всё ещё трясло в лёгких судорогах. Он оторвал взгляд от этой картины и посмотрел прямо в коридор, туда, где сидела, затаив дыхание, его бывшая невеста. Властный взгляд и снисходительная усмешка на пухлых и блестящих губах.       Китнисс замерла, забыла, как дышать. Она сидела молча, пока он смотрел ей прямо в глаза. Прерывистый вдох. Девушка поднялась, не отрывая взгляда от его надменного лица. Вдруг он улыбнулся, оскалив белые зубы, и протянул ей руку. Китнисс развернулась, сделала несколько поспешных шагов и, попав в свою комнату, громко хлопнула дверью.       Непрошеные, совершенно ненужные слёзы обожгли щеки. Она буквально упала на кровать и со злостью начала стирать их ладонями. Не из-за кого плакать. Он того не стоит. Это мерзавец, у которого осталась только внешность её Пита.       Сколько она проплакала, заглушая свои стоны подушкой, никто не знает, даже сама Китнисс. Ей казалось, что это заслуженно. Пит ненавидит её, и у него есть причины. Она убила его семью и друзей. Уничтожила родной дом и его самого. Одним своим поступком. Иногда девушка задумывается, а что если бы она одна съела морник, оставив Пита на Арене их первых Игр? Или если бы она никогда не целовала Гейла? Или если бы она помогала Питу во время реабилитации, а не сдавалась и позорно бы не бежала от него?       Нет, жизнь Китнисс стала слишком большой ошибкой. В её голове так много кружилось этих «если бы», что девушка перестала стирать слёзы и пустым взглядом уставилась в потолок. Главная ошибка была позже. Год назад. Китнисс убила Койн. Её оправдали. Пит убедил её, что может справиться с приступами, да и не только её. Все этому поверили. Во время одной из их совместных ночей Китнисс отдалась ему. Она любила его. Любила до дрожи, до нехватки воздуха в лёгких, до пустоты внутри, когда его не было рядом. Он стал её мужчиной. Она стала его. Через несколько часов случился приступ. Он был настолько сильным, что Китнисс боялась за жизнь Пита. Он сказал ей на следующий день, что ему незачем жить. Это было таким ударом. Пита забрали в больницу, а Китнисс осталась одна.       Что произошло с тем Питом, который целовал, любил и был рядом? Что они с ним сделали? Сколько бы Китнисс не думала об этом, всё равно приходила к выводу, что Пита не вернуть. Его окончательно убили и заменили чужим человеком.       Он принадлежал ей.       Теперь его нет.       Дверь в комнату распахнулась и с шумом ударилась об стену. Китнисс подскочила и вцепилась руками в край кровати. Перед ней стоял Пит. Его пальцы застёгивали пуговицу на брюках, волосы были спутаны, по широкой груди текли струйки пота. Девушка сделала шаг назад, подойдя к прикроватному столику и схватившись руками за столешницу, а парень лишь ухмыльнулся, окинув её холодным и оценивающим взглядом.       Плавными шагами, больше похожими на кошачью поступь, Пит приближался к Китнисс и остановился, когда между ними было расстояние в пару сантиметров. Он вытеснял её из комнаты своим жаром, властью, испорченностью. Ей хотелось бежать. Пит прикоснулся горячими пальцами к шее Китнисс, провёл костяшками пальцев по её скуле, слегка надавливая, рисуя непонятый рисунок на бархатной коже.       Девушка задрожала как осиновый лист.       — Ты хочешь меня, — удовлетворительно прошептал Пит ей на ухо. — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул? — спросил он, спуская тонкую бретельку ночной сорочки.       Этот вопрос вывел Китнисс из оцепенения, и горячая ладонь девушки с громким хлопком опустилась на его щёку.       В глазах Пита горел шальной огонь. Одной рукой он протёр место удара, а потом резко притянул Китнисс к себе. Он знал, что девушка отрицает его влияние на себя. Пит хотел только напугать её, чтобы та не смогла заснуть до утра, но сейчас Сойка перешла все границы дозволенного.       Он впился губами в её плечо, оставляя красный след на бледной коже. Пита бесило, что все, с кем он спал, сливались всегда в одно лицо. В это лицо, которое сейчас корчилось то ли от желания, то ли от бешенства и бессилия. Питу было плевать. Он обнажил её грудь, спустив шёлковую ткань к стройным ногам, и оставил ещё одну красную отметину на левой груди, потом на животе и на бедре. Она вырывалась из стального захвата его рук, но Пит крепко, по-хозяйски держал её.       — Ненавижу!       О, если бы она знала, как Пит её ненавидит, как он ненавидит себя за слабость перед ней. Он нежно играл с её грудью языком и грубо сжимал ягодицы в своих руках. Такой контраст заставил девушку застонать. От боли или желания, она не знала.       Китнисс почувствовала его ухмылку и с силой натянула золотистые волосы. Пит зарычал и оторвался от её груди. Мужские руки схватили девушку за талию, одно резкое движение, и Китнисс упала на кровать. Лёжа на животе, она ощущала его тяжёлый, прожигающий взгляд. Шлепок по голым ягодицам, и девушка задрожала и охнула.       — Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.       Двумя пальцами Пит проникнул в её лоно, чувствуя упругое давление. Так тесно, горячо и влажно. Пит брезгливо скривился и отошёл от кровати. Секундное замешательство. Несколько шагов к двери. Он выскочил из её спальни и схватился за голову. Чёрт возьми, что с ним происходит? Он ненавидел себя за это. За эту слабость. Его единственную слабость.       Ненавидел и её.       Он зашёл в свою спальню, стянул с кровати простыни, на которых имел какую-то женщину. Даже её лица не запомнил, не то что имя. Упал на холодный матрац и закрыл глаза. Завтра будет новый день. Завтра всё вернётся на круги своя.