I Love You, Lou

Зейн, задыхаясь от бега, дошёл наконец до квартиры Гарри, натыкаясь на открытую дверь. Он, не долго раздумывая, зашел внутрь, боязливо осматривая незнакомую доныне квартиру, о которой, в принципе, говорил ему Найл. Но Найл не говорил много о своем крайне темном друге, не намекал на то, что тот мог наносить себе увечья. Неопределенность пугала. А сильнее, конечно, пугало то, что Найл был лучшим другом этого человека. А кто он? Каков он? Зейн этого не знал. Скинув с себя промокшее пальто, Зейн сделал неуверенный шаг вперед, а затем услышал жалобные всхлипы. Его Найл плакал. — Найл? Найл… — Зейн шел вперед на звук, заворачивая налево и оказываясь в ванной комнате. Застывая на месте от увиденного перед ним, Зейн медленно переводил взгляд то на своего рыдающего парня, сидящего на коленях с окровавленной тряпкой в руках, то на самого виновника происшествия — Гарри, лежащего бездвижно на полу и крепко сжимающего рукой запястье другой руки, его кудри в беспорядке были разбросаны по плитке пола, а бледное лицо застыло в гримасе ужаса словно его чем-то напугали. — Ч-черт, что с ним, Найл? — Зейн бросил свой шарф, пропахший дорогим одеколоном и сигаретами, на пол, подлетая к Найлу, не переставая смотреть на лежащее на полу тело. — М-можешь н-найти мне успокоит-тельное, пок-ка я не сорвался? — Найл говорил, раскачиваясь из стороны в сторону, это движение придавало ему какой-то безумный вид, да и его не менее бледное лицо казалось ненормальным. Зейн привык видеть как его пухлые щеки пылали румянцем, как мягкие губы растягивались в смиренной улыбке, а глаза сияли как летнее небо, но никак не то, что он видел перед собой сейчас. Словно его парень постарел на лет пять. — Хорошо, ты только, только не беспокойся, все будет хорошо, сейчас я вызову скорую… — Нет! Зейн, не надо скорой, прошу, нет! — лицо Найла поменялось на дико встревоженное, его глаза расширились, а руки выпустили тряпку на пол. — Солнце, ему помогут и тебе тоже… — Ему не помогут, Зейн. Они отберут у меня его, опять отберут! — Найл все-таки сорвался, вновь погружаясь в неистовые рыдания. Зейн терялся. Что было не так в Гарри? Что было не так в их дружбе? Разве Найл не был готов просто попрощаться со своим другом на пару дней? Ничего бы не случилось. — Найл, и все же… Зейн не знал куда себя деть, он пытался обнять Найла, пытался сделать хоть что-то, но его грубовато отталкивали, а его попытка сказать хоть слово заканчивалось тем, что Найл ударил его. Его Найл. Ударил его по щеке. Его милейший, солнечный Найл. — Как ты не понимаешь, Зейн, — голос блондина срывался на рык, а Зейн шокировано пятился назад, потирая свою щеку, — Я буду в этом виноват. Я не уследил за ним. Я обещал, понимаешь? Нет, Зейн не понимал, поэтому, считая, что слова блондина полнейший бред, он перехватил руки парня, а затем аккуратно обнял его. Решив, что они как-нибудь смогут справиться с Гарри и без помощи медиков (потому что он вообще-то большего всего волновался за Найла), он начал убаюкивать блондина, смотря на тело Гарри. Найл держался не так долго в его объятьях и потом вновь начал реветь по непонятной причине. Еле найдя у Стайлса аптечку, Зейн сначала обеспечил успокоительным своего парня, а потом подошел к виновнику события, взяв его запястье и осматривая. Порезы были лишь на одной руке, и они не были глубокими, но сочились кровью прямо на белую плитку ванной. Его рука казалась обмякшей, и Зейн боялся, что тот потерял сознание и скорую пришлось бы вызвать наверняка, но, словно в ответ на несказанные мысли, Гарри начал шептать что-то в бреду, его голова начала метаться из стороны в сторону, а пальцы на руке то сжиматься, то разжиматься. Зейн мог вполне бросить свою идею о помощи этому парню и предоставить все медикам, так как тот начал вырывать свою руку и, как казалось Зейну, начал шептать в забвении имя Луи. Это ввело в его в полный ступор, но Найл, взяв руки Гарри в свои, велел Зейну обработать ранки и перевязать их бинтом, поэтому пакистанец повиновался, но его сердце билось в недобром ритме. Был ли причиной срыва Луи сам Гарри? Если так то, что случилось? И почему Луи опять вернулся к нему затем? Все не связывалось в голове Зейна, пока он бездумно выполнял указания Найла. Он и не заметил, как они перенесли тело Гарри на кровать, а сами переместились на кухню. Когда Зейн очнулся от мыслей, то заметил как Найл нервно перебирал в руках шнурок от толстовки с приоткрытым ртом. У него был вопрос, но он боялся спросить Зейна. Был риск того, что он смог бы в один миг вскрыть все карты и предать Гарри. Поэтому ему приходилось тщательнее подбирать вопрос, чтобы не ошарашить своего парня вновь. — Луи куда-то уехал? Я стучал к нему, не хотел будить тебя, но его не оказалось в квартире. — Он уехал к родным. И, знаешь, ты мог бы попросить других соседей, — Найл зажмурился от ответа Зейна. Пакистанец же сидел, чувствуя себя обмануто, он желал знать в чем дело, но пока ничего не увязывалось. — Я… Не доверяю им. Я… Мне нужна была поддержка. Прости, что напугал. — Найл, понимаешь, мне нужно знать каков человек, с которым ты общаешься, и почему ты плачешь из-за него. Да, он твой друг, но он точно не опасен? — Зейн задавал вопрос боязливо, он пропустил мимо ушей извинение Найла и теперь ждал, когда тот ответит. Блондин явно не знал, что ему говорить, потому что его рот то раскрывался, то закрывался, а руки начали еще более хаотично перебирать шнурок. И все же он принял решение и уверенно повернулся к Зейну, смотря на того мутными серыми глазами. — Он не причинит мне вреда, Зейн, я не могу сказать тебе всего, потому что это личное дело самого Гарри, и я не могу, понимаешь, выдать все его секреты, которые он прячет. Еще и потому, что ты, Зейн, друг Луи. — Так Луи замешан в этом? Каким образом? — Зейн нетерпеливо сжал руку своего парня, но тот отнял ее и вздохнул, смотря прямо перед собой строгим взглядом. — Я не могу… Зейн, пожалуйста, если бы ты мог сблизить их двоих, я бы был благодарен, потому что… Это жизненно важно для него, а значит для меня, — глаза Найла в свою очередь начали вновь слезится, а сердце Зейна точно бы не выдержало еще одного срыва. — Почему? — Не задавай лишних вопросов. Я смогу объяснить все позже, дождись нужного момента, а пока просто сделай то, что я просил, и скажи, эм, что Гарри просто заболел. — Я немного не понимаю, но, ты уверен? Он не нанесет вреда Луи? Найлу уже хотелось врезать Зейну, но он, обняв того крепко за шею, прошептал на ухо: — Он может навредить только себе. Умоляю, Зейн. — Я постараюсь, но он меня тревожит. — Все будет хорошо. Я был настолько зол, что просто не замечал ход времени. Я долго думал, что мне делать теперь, потому что не иметь отношений с Элеанор вновь, ни иметь слухов за спиной не хотелось. Следовательно, надо было искать золотую середину, но как ее найти, если я еще и в себе не разобрался толком. Эти мысли были несносными и гремели в голове, как грозовые раскаты, поэтому, когда ко мне забежали младшие близнецы с просьбой поиграть с ними, за окном уже был настоящий вечер. Хотя, возможно, я просто задремал. — Льюи, Эрни украль у меня конфетку! — я взглянул на постепенно краснеющее лицо Дорис, которая смотрела испепеляющим (насколько то было возможно в ее возрасте) взглядом, сам же Эрнест надул свою маленькую губу, смотря виновато в пол. Эта картина заставила меня искренне рассмеяться, хотя я все еще чувствовал себя, как последнее дерьмо. — Мужик, мы же должны быть мужиками, да? — я взял в руки игрушку какого-то несуразного недоживотного и промолвил свои слова измененным голосом, от чего вызывал смущенную улыбку на лице Эрни. — Но у нее было больше конфет! — Не правда! Малыши начали показывать более явные знаки того, что сейчас между ними разразится буря, поэтому я деликатно попросил Эрнеста отдать мне конфету, а затем я разломил ее надвое, чтобы на меня в этот раз не дулся сам Эрни. Они уплетали эту конфету, косо посматривая друг на друга и стараясь делать так, чтобы их игрушки ни коим образом не стояли рядом и они даже не разговаривали. — Эй, а как же помириться? Ваш брат зря старался? Ему вообще конфет не дали, — я сделал слишком наигранно строгое лицо и поставил руки в боки, а затем начал хныкать, поглядывая краем глаза на малышей, что вмиг посмотрели на меня и разразились в своем звонком детском смехе. — Дижи, я поделюсь с тобой, только не плачь! — я отрываюсь от своих рыданий и смотрю на протянутую руку Дорис с немного подтаявшим шоколадом в ней. — И я! Я тоже отдам! Теперь и Эрни включился в игру, подпрыгивая на месте, а я, вытирая вымышленные слезы, принял их подарок (очень наглый брат), а затем увалил их обоих на пол, щикотя и упрашивая их быстро извиниться друг перед другом. И, конечно же, в итоге, они оба сидели на моих коленях, слушая мой выдуманный бред. Это помогало отвлечься, как ни странно, я любил всю эту возню с детьми, терпел все их эксперименты на себе, просто был хорошим старшим братом. Но потом все-все абсолютно пошли по кроватям и даже Лотти, которая, по моим, подозрениям будет всю ночь переписываться с каким-то Алексом… Я увидел это совершенно нечаянно, честно. И, да, я весь ужин пристально следил за ней, решив, что потом спрошу ее о этих подростковых штучках. За мной же на ужине наблюдала мама, словно пыталась безмолвно узнать, на подсознательном уровне, как я, помирился ли я с Эль каким-то образом за вечер, и стоит ли покупать той подарок к рождеству. Но, во всяком случае, она не донимала меня вопросами, поэтому я чувствовал себя чуть лучше от этого. Но не совсем. Я знал, что просто так я спать не лягу, не разобравшись и с долей того, что тяготило меня, поэтому мне пришлось обратиться к маме за помощью. — Мам, доброй ночи, — я зашел в их с отчимом комнату и увидел ее в ночном платье с небольшим пучком на голове, отчим уже дремал, судя по негромкому сопению, — можно тебя на пару минут? — Что такое? Малыши проснулись? — Нет, идем, нужно кое-что спросить. Я дождался пока мама выйдет из комнаты, затем слабо улыбнулся ей и, облокотившись на стену, спросил: — Слушай, а Стен, он же не уезжал из Донни? Мне говорили, что он работает в кафешке. — Только не говори, что хочешь с ним встретиться, этот разгильдяй постоянно к нам шастал после того, как ты уехал, надоел мне смертно. — Ну, мне нужно поговорить с ним, не начинай. Хотел спросить, он не поменял адреса? — Нет, конечно, так и живет с родителями и приносит им гроши из своего кафе, и все же не советую с ним общаться. — Ничего не случится, мам. Тогда я уйду ненадолго, да? — Хорошо, иди. И еще скажи, ты не обижал Элеанор? Конечно же, маме нужно было спросить об этом дерьме. Я хмыкнул в ответ, а мать вздохнула, похлопала меня по плечу и ушла в комнату, последний раз настоятельно прося не пить много, иначе, по ее словам, я превращусь в сморщенный огурец. Я, конечно же, сказал, что ни капли в рот, пожелал вновь ночи и улетучился собираться ко встречи с экспертом во всех делах душевных. Стен поможет мне разобраться. Было уже достаточно поздно для походов в гости, но я надеялся, что Стен не спал. В отличие от моей семьи, семье Стена я нравился, половину своего детства я провел у них, Стен был что ни на есть моим лучшим другом детства, всегда помогал мне, как и я ему. Но именно из-за этого человека я попадал в какие-то дурацкие переделки, и я получал от родителей. Ну, вообще, мы оба были виноваты. Мы были просто двумя непослушными детьми, двумя парнями, что постоянно шкодили. И снова это было так давно, что я не могу понять, когда мы успели вырасти, стать взрослыми и нахватать ворох взрослых проблем. Я постучался, но ответ последовал не сразу. Дверь открылась, а на пороге показался сам Стен, держа в руке чашку с ароматным кофе. Я сразу окунулся в какое-то знакомое с детства ощущение, когда я вот также раньше стоял на пороге, почти прыгая от какой-нибудь дурацкой затеи. Я оглядел его, криво улыбаясь и раскрывая свои объятья, чтобы показать, что я действительно скучал. — Луи! Бог мой! — Стен открыл рот, словно не видел меня гребаную вечность, хотя, на самом деле, прошло около полугода. Он оставил чашку прямо на пол прежде, чем прижать меня к себе, смеясь вместе со мной и пуская клубы пара из-за морозного воздуха. — Давно не виделись, брат! Ты прямо-таки стал совсем городским, да? — Стен отстранил меня, оглядывая с ног до головы, его взгляд выражал какую-то насмешку, поэтому я в шутку толкнул его локтем в бок и широко улыбнулся, покачивая головой. — И чем же? — От тебя так и несет Лондоном, приятель. Я думал, ты и не вспомнишь уже обо мне, — меня смешило это, поэтому я вновь толкнул его в бок, покачивая головой. Такое недоразумение, как он, трудно забыть. Мы болтали на пороге его дома, и я даже забыл зачем пришел сюда, почти согласился пойти с ним наверх, вспомнить старое, но поднимая ногу вверх, я вспомнил. Все гребаные, мучающие меня моменты всплывали в моей голове. — Ой, Стенли, у меня же разговор есть, очень серьезный, на самом деле, — я мялся на месте, неловко поправляя шапочку на голове. Может, все-таки отстойная идея? Он и поймет, наверное, не так, а я… — У-у-у, лицо у тебя не очень веселое, значит, проблема действительно серьезная. Следовательно идем в клуб, — Стен кивнул головой, принимая даже вид какого-то следователя, который только что разгадал важное дело, которое помогло ему выжить. Я просто моргал около минуты, а затем он, хмыкнув, убежал наверх за курткой. Все просьбы мамы были позабыты вместе с уже второй бутылкой пива, после которой я прекратил тупо улыбаться, не зная с чегоначать. Я не хотел пить вообще, серьезно. Но Стен посчитал, что это единственный способ развязать мне язык. Маленький пиздюк. — Так ты скажешь мне, что у тебя случилось, а? Но предупреждаю денег у меня немного, если ты вляпался в подобное дерьмо, но я помогу, честно, — я просто выдохнул, откидываясь на кожаном диванчике, смотря в центр зала, но ничего толком не видя кроме безумной возни толпы, танцующей под что-то не слишком веселое. Такая музыка меня даже подломила. — Нет, Стен, Боже, не нужны мне деньги, идиот, а если бы были нужны попросил бы у Зейна. Теперь Стен облокотился на спинку, пытаясь незаметно фыркнуть, хотя я, конечно же, знаю, что ему не нравился Зейн и любое упоминание о нем. — О, ну да, как там эта пакистанская принцесса? Волосы еще не вылетели? — Прекрати. Если бы он услышал тебя, то избил бы за волосы, это его достояние, — я выдал смешок, а Стен хмыкнул, вроде как проявляя желание вновь сказать что-то о Зейне. Но я его прервал. Во-первых, потому что я был не в силах говорить о Малике из-за гребаной вины, которую испытывал, во-вторых, меня начала так нервировать песня из колонок, что хотелось размазать нос тому, кто ее включил. — Ближе к делу. У меня проблема на личном фронте. Если я не решу, что делать дальше, я ебнусь. Я сделал глоток пива, ожидая, что Стен даст знак, что готов выслушать меня со всем вниманием. Нагнетающая музыка больно отзывалась в моей груди, и я уже всерьез подумывал, что смогу раскрушить ползала. Может, я уже был слишком пьян. — О, ну, тогда, говори, — он уселся удобнее, смотря на меня серьезно, пока я хмурился из-за песни, которая через несколько секунд благополучно закончилась, и я даже выдохнул. — У меня есть сосед, ну, в Лондоне, он постоянно вроде как плевал на то, что в этом домишке есть сосед его возраста, но потом он обратил на меня внимание и… Это пиздец, я ничего не понимаю в нем, он ведет себя так в один момент и совершенно по другому в следующий, он то пиздец злой, то пиздец милый, — я прокашливаюсь, — то есть ведет себя не как ублюдок. Мы то сближаемся, то происходит какое-нибудь дерьмо, и я просто ненавижу его… Я делаю тяжелый вздох, качая головой. Просто, вау, какой-то парень действительно извел меня к чертям. — В итоге, вопрос. Стен, что мне делать, когда, в некоторые моменты, мы ведем себя совсем не как ебаные натуралы? Я не знаю, может, перестать общаться с ним, забить на него, но я не могу. Я просто почему-то не могу. Он не нравится мне в том смысле, я не гей, просто… — Воу, воу, остынь, я понял, что все плохо. Я кивнул головой, пытаясь не думать о том, как, черт дери, горят мои щеки. Говоря все это, я окончательно понял, что запутался полностью. Я в полном дерьме, и даже не представлял, что урон таков. — Для начала, выдохни. Так, хорошо. А сейчас послушай меня, Льюис. Я вижу тебе просто запутал этот парень, так? Не удивительно, если подумать, он же противоречивее женщины. Луи, я действительно не знаю, как тебе будет лучше, потому что ситуация пиздец непонятная, но скажу одно. Ты всегда был тем, кто живет моментом. Ну, же, Луи! Отбрось все эти мысли, просто наслаждайся тем, что имеешь, хочешь общаться с тем парнем, так общайся, не хочешь, так пошли его к чертям собачьим. Живи тем, что есть. Кто знает, что из этого выйдет? — Это звучит не так хреново, но концовка твоей речи намекает на то, что я все-таки пидор, — я хмыкнул, слыша как Стен смеется. Ладно, его слова вроде как вдохновляли. Вроде бы это то, что я хотел услышать? Действительно, почему я до сих пор не додумался до этого? Живи моментом, Луи. И, знаете? Мне плевать, я буду жить моментом. Я возобновил общение с этим парнем, значит и буду общаться дальше, зачем мне знать, чем были сподвигнуты его действия? Тем более я не сопротивлялся. Я просто попытаюсь общаться с ним без объяснений, без подозрений, мы будем вместе с парнями сидеть по средам за играми и расслабляться. Да, хорошая идея, но остается еще тайная поклонница и Элеанор. В конце концов, мы со Стеном еле дошли до моего дома, распевая на всю чертову улицу ту самую песню, которая меня нагнетала, вообще-то та до сих пор меня нагнетала. Мы обсудили всю мою жизнь в Лондоне, и его жизнь здесь, поэтому на часах было шесть утра, а мы были в жопу пьяные, хотя я обещал себе, что больше пить не буду. Из нашего разговора я помнил, что Стен сказал не позволять женщинам манипулировать мной, кто бы она не была, тайная или свинья, из этого я вынес то, как ни странно, что я должен согласиться на условие Элеанор, удалить чертово видео и покончить с отношениями с ней самым громким образом, а с тайной поклонницей… я все еще хочу найти ее, хоть Стен и сказал, что она, вероятно, или страшная, или просто больная, раз не может познакомиться со мной. Правда, мне показалось, что он хотел что-то еще предположить, насчет этой девчонки, но почему-то он осекся и ничего не сказал. Также он сказал, что Гарри тоже больной, а я должен держаться от него подальше. Что-то еще о том, чтобы я не рассказал Зейну ничего о моих переживаниях душевных, он сказал, что тот точно заставит меня думать над этим всем еще больше, потому что он тоже больной. В итоге, мы, вдыхая морозный воздух и в следствии него дрожа от ног до головы, стояли на пороге моего дома и обнимались. Да-а, незавидное зрелище, но что с нас взять? — Я буду звонить тебе и узнавать подробности, может приеду как-нибудь, надеру зад тому Малику, да и этому другому больному, а еще ты найдешь мне девушку, но не как твою бывшую, ик, — я пьяно хихикал, а он подхватил мой смех. Я просто уже лежал на нем, потому что сил не было, глаза слипались, а восход солнца нес в себе опасность, дико пахнущую люлями от мамы. -Хорошо, хорошо. Блять, Стен, я сейчас вырублюсь, пиздуй домой. Мы все же расстались, и я, стуча зубами от холода, зашел домой, читая в голове молитву во спасение блудной души, потому что, если моя мама будет не в духе, то все будут не в духе. Я беззвучно, казалось, скинул куртку и, не заботясь о том, чтобы ее повесить, скинул ботинки прямо к куртке, напрочь забывая про шапку. Я продвигался к комнате на носочках, прикусив язык, меня качало туда-сюда, но я старался не навернуться на какую-нибудь дорогую вазу, будь они прокляты, искусно огибая их своими опасными бедрами и… — Руки вверх, молодой человек! — я вздрогнул и, еще не расслышав слов, поднял руки вверх. Захлопнул глаза и молил о том, чтобы не умереть в сию минуту. — Луи, повернись, и погляди матери в глаза, — я выдохнул и медленно, очень медленно, повернулся и задел вазу, что стояла рядом, которую по своей молниеносной реакции тут же схватил в объятья, смотря глазами полными испуга на мать. Она была уже в дневной одежде, но ее глаза были сонными и темными, а ее волосы были собраны в аккуратный пучок. Я готов был провалиться сквозь землю, ожидая, что мать сейчас взорвет меня вместе с потрохами. — Ты же обещал не пить, Луи! — Прости, старая дружба, вспомнили, засиделись и… — Слышать ничего не хочу, шуруй в комнату, как проснешься хорошо почисть зубы и вымойся, потому что вот в таком виде ты не подойдешь к детям. И еще. Я рада, что ты помирился с Эль, но твое поведение отвратительно. Узнаю о пьянке в Лондоне — вернешься домой, под арест. Шуруй, — я выдохнул сквозь сомкнутые зубы, закатывая усталые глаза. Помирился с Эль? Что за бредовая фигня? Или это она так решила? Ладно, все утром, ой, то есть днем, а сейчас я хочу спать. Я пробрался в комнату под прожигающим взгляд мамы, а затем свалился на кровать, находя свой телефон, вывалившийся из карамана штанов. Решив проверить нет ли вдруг новостей, я нажал на кнопку блокировки и встретился с уведомлениями о смс. Зейн, Лиам, о Стен, и Гарри. Стоп. Гарри? Серьезно? — «Хотел сходить куда-нибудь, мне скучно», — хмыкнул, листая дальше. -"Ты уехал?», «Луи?», " Луи… помоги» Мою кожу охладило нехорошее предчувствие. Последнее сообщение. «Помоги». Что-то случилось? Его ограбили? Напали? Наркота кончилась? Господи, как от всего болела голова. " Я уехал в Донни, к родителям. И скажи, чем помочь? Что-то случилось? Во всяком случае, для поддержки я высылаю тебе это фото, оно поможет в борьбе с грабителям, потому что я выгляжу, как дерьмо» Вообще не мысля, я сделал фотографию, криво улыбаясь и показывая большой палец вверх, именно после этого меня законно вырубило. Глубоким вечером меня вывернуло наизнанку и последнее, о чем я мог думать, так о сообщении которое отправил утром, потому что я буквально умирал там, на полу в ванной. Когда же немного отлегло, я стал просто валяться на полу, глядя в потолок, где еле видно отражалось мое ущербное лицо, и размышляя о смысле жизни, которого в такие моменты нихрена не видел. Вот кому я нужен такой? Вечно пьяный, небритый, да еще с гомосексуальными наклонностями? Хотя насчет последнего можно поспорить. Боже, меня же просто воротило от представлении себя с каким-нибудь парнем из нашего университета. А что если они там не в моем вкусе? Может, все-таки стоит задуматься об натуральности своей сущности? Да ну, бред какой-то. Лучше поблевать еще. С трудом вспомнив наставления матери, я вымылся с ног до головы, ужаснулся в зеркале от вида еще не прошедшего засоса, да и от своего, практически не изменившегося вида, в целом. Я натянул на себя стогодовалую толстовку, которая пахла хуже, чем я этим утром, затем я ее выбросил и надел свитер, который пах чуть лучше, но явные отголоски прошлой ночи в нем были, джинсы, носки, гребаные волосы и, вуаля, я был готов. Дом был на взводе, все везде шумело, трещало, гремело, верещало — сразу видно, как много здесь детей. Первыми я встретил Дейзи и Фиби, которые не могли между собой что-то поделить, но я решил, что вмешиваться в разборки девчонок — это заживо себя похоронить. Правда, их компания куда лучше компании мамы и ее наставлений, которые естественно будут отчасти правдивыми, но вместе с тем, не менее раздражительными. Я решил, что, может, стоит как-то подлизаться к ней, но единственное, что приходило в мою голову — Элеанор. Точно. Можно сказать, что это из-за нее меня не отчитывали утром. Но вместе с тем мне просто жутко интересно, каким это гребанным образом мы снова вместе? Ответ не заставил себя ждать. — Луи, иди на кухню, поможешь приготовить ужин, — ого, уже ужин, а я жутко не хотел ничего есть. — Хорошо, — почему-то я не чувствовал себя хорошо, в отличие от слов, потому что шёл сейчас прямо на свою смерть и погибель. — Луи, ты не представляешь, как я рада, что ты обдумал все вчера насчет Эль, она такая милая, позвонила радостная тут же мне сообщила, — я застыл прямо на входе в кухню. Ч Т О? Эта стерва вот так вот просто взяла и растрепалась? Наговорила этот собачий бред, который я даже не подтверждал? Кого я обманывал? Она знала, что у меня нет ни единого выхода из этой ситуации, кроме, если что, как убить ее. Я могу, конечно, быть жестоким, но не до такой степени. Хорошо, ладно, разберусь с этим в Лондоне, а сейчас детская непринужденная обстановка, готовим с мамой ужин, черт дери. — Да-да, весело, — я безразлично пожал плечами и, слава богам, мама этого не видела. Хотя, слыша мой голос, никто не сказал бы, что я счастлив от этой мысли. — Но это не спасает тебя от разговора, молодой человек. Режь морковь и объясняйся, а еще обещай, что больше не будешь так делать. Дерьмо. Оставшееся время в Донкастере прошло, ну, не так плохо, мать что-то даже вынесла из моих размытых объяснений, сказала, что будет теперь чаще ездить в квартиру, проверять меня и часть оставшихся ваз, в ответ же я закатил глаза и решил не психовать, а то она может серьезно приехать где-то на неделю, узнать о моих наклонностях и отвести меня в псих-больницу, которая давно плакала по мне. Проведя все время в окружении ребятни, я не заметил, как пришло время собираться на обратный поезд. В моей душе даже екнуло что-то от этой мысли. Снова мне прощаться с этой уютной, слегка шумной обстановкой и ехать в чертову дыру, под названием «Соседство с Гарри Стайлсом». Я так не хотел расставаться с детьми, что обнимал каждого, примерно по полчаса прежде, чем покинул дом, прикусывая от обиды губу. Несправедливо. Снова универ, снова Гарри, снова Зейн, снова работа. Ладно. Я не был разбит этим, честно. Я был полностью разбит, подбит и выбит, внутри пусто, как в моем городском холодильнике, а снаружи было холодно и неуютно, потому что ноябрь начинал холодеть вместе с первыми заморозками. Я стоял у двери к своей квартире, печально смотря на ее номер. Что-то было внутри меня, что тянуло меня в противоположную квартиру, к своему соседу, но я решил, что хватит мне проблем на сегодня, тем более была уже глубокая ночь и никому бы не понравилось, если бы к нему заявился парень, который дико не хотел быть в квартире один и в тишине. Что? Я серьезно подумывал об этом. Вовремя опомнился. Повернув ключ, я первым делом решил, что сейчас завалюсь в кровать и ничто мне не помешает, но судьба не справедлива. — Твою ж мать, — я наткнулся на кучу бумаги, что валялась у моего порога, кучу. Каждый кусочек бумаги разный по размеру, такое ощущение, будто каждую записочку просто хаотично отрывали от нового и нового куска бумаги. Закрыл дверь и наклонился, взяв первую записочку, что попалась мне на глаза. «Пустота» И еще одну. «Одиночество» И каждую, все-все, без разбору, с грохочущим сердцем, я читал. «Как думаешь можно сойти с ума от одиночества? " «Так хочу быть рядом с тобой, но не могу, ты боишься меня» «Я опасна, опасайся меня, я разрушу тебя» «ПОКИНЬ МОИ МЫСЛИ» «Разрушение» «Я боюсь тебя тоже» «Ты другой, я знаю» «Прости, листки мокрые, я не могу сдержать слез» «Где ты?» «Бабочки — это свобода. Самая, что ни на есть, прекрасная свобода. Иногда я хочу вылететь из своего разума одной крошечной бабочкой, которая уже ни о чем бы не думала, кроме как о близости с свободой. Я заперта в своем разуме. Это то, что есть " Это то, что есть. Я перечитывал каждую, ломая голову. Кто она? Почему она говорит такие вещи? И какого черта вообще? Каких бы решений я не принял, я все равно ничего не понимаю, ни черта. Кто может быть настолько близок ко мне, и притом настолько далеко? Почему я не подозреваю о том, что кто-то страдал рядом со мной? Ведь, если вынести вывод из ее слов, то она была знакома со мной? Она общалась со мной?! — Пошло все к гребаной матери, все дерьмо, я не собираюсь, блять, копаться в этом, просто нахуй все. Я иду спать, — я не знаю почему говорил это вслух. Может, у меня уже паранойя, потому что мне казалось, что человек, пишущий мне это все, слышал меня и следил за мной. В конце же, я кинул все эти записки на пол обратно, и пошёл в кровать, злой, расстроенный и опустошенный еще больше. Кто же я такой раз не могу видеть явное? Я топал на работу в таком виде, словно не спал суток десять, еле перебирая ногами и совершенно теряясь где-то в своих мыслях. Утром я так сильно стонал на всю квартиру, увидев ту кучку бумажек у порога, что, возможно, разбудил половину дома. Я аккуратно обошел эту кучу бумажек, ощущая себя так, словно чем-то должен той поклоннице. Я не должен был, мне нет дела до нее. Да, пожалуй, так. Нет, я ужасен. Выйдя за порог квартиры, я пару минут думал о том, чтобы зайти к Гарри, но успокоив себя мыслями, что он на работе, что я должен был перестать доставать его этими глупыми вопросами, я отправился все же в свой магазин. — Томмо, выглядишь дерьмово, — я хмыкаю, прицепляя бейджик и потирая сонные глаза, все же пятичасовой сон — самая огромная беда для меня. — Я всегда так выгляжу, — пожал я плечами, стараясь улыбнуться, что, видимо, выходило плохо, потому что Лиам прокашлялся и отрицательно покачал головой, давая знак, чтобы я так не делал. Чего он, собственно, ожидал? — Не пугай покупателей, — Лиам хлопнул меня по плечу, а я лишь закатил глаза, — У меня к тебе новости, плохая и хорошая. Я внимательно следил за тем, как Пейн менялся в лице, он нервно теребил края коробки, стараясь подавить свою улыбку. Это плохо пахло. — Я женюсь, Луи, — мои глаза почти выпрыгнули из орбит, а рот распахнулся. Как так получилось? Чертов негодник, никогда мне ничего не рассказывал. Я так думал, у него даже девушки нет. А, хотя, да, у него была девушка. Но это было что-то уж слишком давно, и это воспоминание уж слишком расплывчатое. — Что? Как? Кто она? Вау, Пейн, ты такой негодяй, — я качал головой и подошёл к парню, чтобы крепко его обнять, пока тот смеялся, вероятно, над моим удивлением. — Софи это, разве ты ее не помнишь? — А, черт, точно. Но вы вроде расставались? — я отстранился со все еще приоткрытым ртом. В моей голове проносилась пара ненавязчивых мыслей, как бы выглядела моя жизнь, если бы в тот вечер Эль пришла? Чтобы было, если бы нас скрепили этими цепями брака? Может, все было бы куда лучше? Может, я бы и не общался никогда с Гарри, а поклонница отбросила бы мысли писать мне. Нет. Не было бы лучше. Она бы изменяла мне, а я бы спился. Спиться я, конечно, в любое время могу, но тогда бы мне было меня жалко. Во всяком случае, я так глубоко задумался, что не расслышал объяснений Лиама, а когда очнулся тот легко смеялся над чем-то, и я, чтобы поддержать разговор решил тоже неловко посмеяться. — Так, это хорошая новость. А плохая? Я должен отдать долги, чтобы попасть на свадьбу? — я пытался пошутить, а Лиам лишь закатил глаза, отходя от меня в сторону к коробкам. — Нет, дело не в этом, ты в любом случае попадешь туда, Зейн тоже, но не просто так. — То есть? — я скрестил руки на груди, ожидая приговора. — Вы будете кем-то вроде друзей жениха, и вам придется все очень досконально репетировать на протяжении месяца до свадьбы, вот она новость. — Черт, да пошло оно к черту, Лиам, ты женишься, это же самое важное. До сих про не могу поверить, — я выдохнул, в душе даже очень довольный таким положением вещей. — Значит, ты рад? И ты не бузишь? Ура, черт дери, спасибо, Томмо! — теперь уже сам Пейн налетел на меня со своими медвежьими объятьями, постукивая меня по спине. — Все-все, достаточно, придурок, — я засмеялся и отпихнул его, получая в шутку подзатыльник. — Мне нужно еще два человека, и я не знаю кого взять, Луи. — А как же там твои друзья Джош, Дэн, кто еще там в твоих кругах обитает? — Они все приглашены, — Лиам простонал падая на стул, — Нужно, чтобы количество парней совпадало с количеством девушек, а у Софи десять подружек, понимаешь? Десять подружек невесты. У меня только восемь. Многие отказались, сказали, что не смогут сказать чего-то дельного, да и опозорят меня. Я не знаю, что делать. — Так, помнишь моего соседа, — не удивительно, что это пришло мне в голову, — Может, он согласится? Я поговорю с ним, если хочешь? — Да! Да! Пожалуйста! — Лиам смотрел воодушевленно на меня, а я думал о том, кого еще можно было предложить. — А еще пар… — я резко замолчал и, честно, хотел себя ударить. Чуть не спалил всю контору, но тот, кажется, не заметил ничего подозрительного, потому что уже был увлечен рассматриванием собственных пальцев, — То есть друг, друг Зейна, Найл. И с ним можно договориться и познакомить вас. Давайте соберемся в среду и обговорим? — Господи, спасибо, Томмо. Не ожидал от тебя такого, — Лиам опять налетел с объятиями, а я лишь прокряхтел в ответ и закатил глаза. — Не за что. Осталось договориться… *** Я забежал в здание универа, повторяя про себя проклятья, и воровато оглянулся, боясь наткнуться или на Эль, или на Зейна. Уже шествовал по коридору, наполненному людьми, что копошились, как муравьи в муравейнике, я чувствовал жутко неприятное предчувствие, которое увеличивалось с каждым сделанным мной шагом. Едва я завернул за угол, как на меня налетела Элеанор, которая тут же схватила меня за руки и затащила в обратную сторону. — Чего тебе нужно? — я грубо оттолкнул ее, вытаскивая свою руку, чем заставил Колдер не на шутку разозлиться. — Ты, неблагодарное дерьмо, как смеешь повышать голос на меня? — Элеанор ткнула мне в грудь своим тонким пальцем, а ее голос тонкий, высокий и до ужаса меня раздражающий, разносился над моим ухом. — Чт-? -Твой бойфренд здесь, и я не сильно желаю, чтобы его избили, он выглядит напуганным мальчишкой, — мое сердце пропустило неприятный удар, я упустил даже из внимания ее первые слова. То есть, блять, Он здесь? Или она о ком-то другом? Перехватил ее руку, что до сих пор тыкала меня в грудь, и затолкал её в пустую аудиторию, захлопывая за собой дверь. — Какого хуя ты угрожаешь мне? И о ком ты? — я говорил негромко, чтобы не привлекать внимания, да и не злить ее. О ком бы там она не говорила, слухи у нас разлетаются довольно-таки быстро. — По-моему, это была угроза в сторону парнишки, и я уверена, что ты понимаешь о ком я. Ну, кудрявые, волосы, безмерно длинные ноги в этих милых скинни, огромные такие глаза, какого же цвета… Серого? — Зеленого, — я прошипел сквозь зубы, сжимая руки в кулаки. Элеанор важно расхаживала передо мной, загибая свои пальцы, а я лишь думал о том, как выломать их всех, если она не перестала бы говорить таким приторным тоном, который заседал у меня аж в печенке. — Да? Не факт. Но просто хочу повторить еще раз: слушаешь сейчас меня, тогда ни видео в сети, ни избитого парнишки, по рукам? — Какого хуя я должен тебе верить? — я смотрел на ее протянутую руку, ощущая невероятное отвращение ко всему происходящему. В ответ на слова та выдавила усталую улыбку и начала перерывать содержимое сумочки, чтобы найти свой телефон. Я без энтузиазма наблюдал за ней, пытаясь вытерпеть зудящие кулаки, которые тянулись к ее лицу. — Гляди какие вы милашки, да? — она поднесла телефон к моему лицу, а я вопросительно выгнул бровь прежде, чем взглянуть на экран. Как только я наконец сделал это, то мое сердце мгновенно забилось так сильно, что, кажется, могло бы разорвать к чертям грудную клетку. Это действительно он и я. Это Гарри и я. Мы танцуем. Мы развратно танцуем, и это даже нельзя назвать милым танцем двух милых друзей. Это… — Ты следишь за мной, блять? — я попытался вырвать телефон, но она цокнула языком и опустила его на дно сумки. — У меня есть, так сказать, связи. И если ты не будешь выполнять мои правила, то эти связи набьют лицо не только сладкому мальчишке, но и тебе, а еще просмеют на весь универ. Я прошу о времени до матча. Два месяца, а дальше можешь хоть под ручку с ним ходить, плевать. — Какая же ты сука, — я выплюнул слова, запустив руки в волосы, она посмеивалась в ответ. Я, блять, не мог позволить, чтобы мной помыкали, но… Я не хочу провала? Не хочу смеха за своей спиной… И Гарри. Он не должен был получать из-за меня. Два месяца? Отлично. Два месяца морального унижения самим себя. — Хорошо. Два месяца, не больше. И, да, я и Гарри не встречаемся, так что иди нахуй. Я хмыкнул и хотел выйти, но та схватила меня за руку. — Сейчас мы выйдем и ты поцелуешь меня в том коридоре, при всех, и согласишься с тем, что мы вновь вместе. Я потёр переносицу, и тяжело выдохнул. Ну, к чему этот цирк? Почему мне просто не могли дать жить спокойно? Почему я должен был задумываться над всей этой дрянью, когда мог бы просто наслаждаться университетской жизнью. Нет, блять, я должен был жить по чьим-то указаниям и спиваться от безысходности. — Господи, блять, что за чертово дерьмо, — я не сжал в ответ руку девушки, которую та успела сунуть в мою. Я просто попытался бы не взорваться от ощущения руки Элеанор в своей, потому что мне противно все это. Противна она сама. Когда мы вышли, все происходило, как в чертовом шоу. Люди смотрели на нас, перешептываясь, и мне хотелось убежать. Спрятаться. Но я должен делать это сейчас, чтобы общество не разорвало меня своим мнением потом. Я ненавижу этот мир. — Просто подыграй. Все произошло за секунду, я смотрел кругом и мой взгляд неожиданно зацепился за кудрявую голову в конце коридора. Я замер и этим воспользовалась Элеанор, поворачивая мое лицо к своему и вцепляясь в мои губы. Моё сердце сжималось от неприятного ощущения, тревога разливалась в крови, а последнее, что я видел, как кудри исчезли в толпе. Его толкали, и он еле передвигал ногами, но двигался вперед. Мои руки даже не касались Эль, мои глаза даже не были прикрыты, и мое сердце разрывалось от чего-то нового. Я сломался, когда увидел его тело, лежащее на полу. Никто не был заинтересован им, все пялились на нас с Эль. Я пытался вырваться, но голос Зейна заставил меня обернуться. — Луи?! А затем Элеанор. — Луи! И тихий, исчезающий в толпе голос Найла: — Гарри… И эта минута стала официальной минутой, когда меня разорвали к чертям на части. — Гарри, зачем ты пришел? — Я всегда приношу тебе обед, Найл, помнишь? — Гарри неуверенно улыбнулся, проводя пальцами по перебинтованной руке, в которой держал пакет, полный кексов и кофе. Найл ощущал сломленность в голосе друга, он знал, каким бывает тот после срыва. Поэтому блондин злился. Злился потому, что тот еле существовал сейчас. — Хазз, ты должен лежать дома, ты свое состояние-то видишь? — Гарри выдохнул, присаживаясь на стоящую в коридоре университета скамеечку. Он понимал злость блондина, но ничего не мог сделать с собой. Он хотел хоть одним глазком увидеть Луи. Ему могло даже стать лучше. — Я не могу, Найл. Я не видел его все выходные. Если я не увижу его, я… Найл вопросительно посмотрел на Гарри, уставившегося в начало коридора и медленно поднимающегося с места. И когда блондин перевёл взгляд туда, его желудок скрутило. Луи целовал девушку, а значит Гарри… — Гарри? Черт дери, — Найл повернулся и не нашёл друга рядом с собой. Он успел заметить, как тот исчез в толпе, убегая от увиденной картинки. Попытки прорваться за ним не давали Найлу успехов, но когда ему, наконец, удалось растолкать толпу зевак, он увидел лишь тело Гарри на полу. Его трясло. Это был новый срыв. А всем вокруг было все равно. — Гарри… Тогда я тоже бы хотел стать бабочкой.