Перед сном

Поздним субботним вечером приходит сообщение от Лестрейда: «Жуткое двойное убийство. Тела вмерзли в Темзу. Ждем, когда извлекут. Везу материалы по делу». Большую часть дня Шерлок провел, изучая влияние холода на плесень, при этом его не покидала такая знакомая жажда деятельности. Дело, пусть даже неинтересное и без соответствующего места преступления, все же желанная передышка в их заточении на Бейкер-стрит, когда одно из немногих доступных развлечений – смотреть, как ненастная погода беснуется за окном четвертый день подряд. Улица внизу утратила характерные очертания под тяжелым слоем льда и собравшегося снега. Они не выбирались из дома со среды. Джон выкрутил ручку обогревателя до такой степени, что Шерлок ходит по квартире, закатав рукава рубашки. Вынужденное безделье могло бы быть приятным, если бы не ужасная скука. Искушение снова начать стрелять по стенам становится непреодолимым. Так что на сообщение он отвечает почти немедля: «Приемлемо. Мы с Джоном будем на Бейкер-стрит». Лестрейд появляется в половине восьмого. Шерлок смотрит, как он паркует машину в конце улицы, где в желтом свете уличных фонарей густо валит мягкий снег. Небо наконец-то начинает светлеть. Предположение, что завтра можно будет выбраться из дома, уже не кажется таким невероятным. – Лестрейд приехал, – сообщает он Джону, отворачиваясь от окна Джон поднимает взгляд от компьютера и с облегчением выдыхает: – Слава Богу, я уже начал сходить с ума, – встает и закрывает лэптоп. Минутой позже на лестнице слышны шаги Лестрейда. Поднимается к ним наверх он еще медленней, чем обычно. Выглядит таким же встревоженным, как и всегда: тяжесть минувшего дня отражается в скорбных морщинах на лице. Под мышкой папка с бумагами, пальто и волосы припорошены снегом. Вместе с ним в квартиру пробирается резкий запах чистого зимнего воздуха. – Боже, ну и холодно же там! – говорит, Лестрейд в качестве приветствия. Бросает папку на край стола и дует на пальцы рук, не снимая перчаток. – Вы не против, если я… – Садись и грейся, – говорит ему Джон по пути на кухню и похлопывает по плечу. Один из тех труднообъяснимых, для Шерлока, жестов, выражающих симпатию, что у людей смотрятся так естественно. Пока папка находится в пределах досягаемости, Шерлок наклоняется к столу, притягивает ее к себе одним пальцем и, оккупировав диван, погружается в изучение фотографий. Тела бок о бок аккуратно лежат на отмели – мужчина и женщина: руки скрещены на груди, глаза широко раскрыты, глазные яблоки повреждены слоем намерзшего льда. Впечатляющая картина. – Нашли их в пятницу вечером, – вздыхая, начинает рассказывать Лестрейд. – Мэллори и Томас Грибб. Шерлок возвращается к первой фотографии, чтобы внимательней рассмотреть манжет на не очень-то презентабельном пиджаке Томаса Грибба. Галстук, похоже, в тон блузке его партнерши. Вещи мокрые, и цвета искажены. – Помолвлены? – размышляет он вслух, но, взглянув на обувь женщины, поправляет себя: – Не помолвлены, состоят в длительных отношениях. Стали жить вместе год назад. Вполне счастливы. Когда их в последний раз видели? Бросив пальто на любимое кресло Шерлока, Лестрейд садится в него и, покачивая головой, облокачивается на спинку. В выражении лица гнев и недоумение – вот почему Шерлок работает с ним в течение последних шести лет. С непривычной для них двоих откровенностью Лестрейд произносит: – Все никак к этому не привыкну. – Он зачитывает предварительный (совершенно бесполезный) отчет: – Во вторник погибшие вместе с друзьями были на вечеринке, из-за плохой погоды ушли рано. С тех пор их никто не видел. – О, спасибо. Джон как раз приносит чай, Лестрейд делает большой глоток и недоуменно отводит взгляд от чашки, только затем, чтобы снова в нее уставиться – определенно, там не только чай. – Не крепковато ли для вас двоих? – Серьезно, Джон. Если бы не Майкрофт принес бренди, я бы назвал это неоправданной тратой вполне приемлемого чая, – укоризненно замечает Шерлок. – А я бы назвал это, – не остается в долгу Джон, – приемлемым использованием чертовски хорошего бренди. Ничто так не помогает согреться. И с этими словами он садится рядом с Шерлоком, чтобы рассмотреть фотографии, но через мгновение отодвигает их в сторону: – У меня на языке не очень-то приличные слова вертятся. Подождите, они что, действительно… – Буквально промерзли до костей, да, – Лестрейд допивает чай и ставит пустую чашку на стол. – Будут проблемы со вскрытием. Разморозим тела слишком быстро – немного от них останется. Станем медлить – ничего не останется от личных вещей, а это, возможно, единственные улики, что у нас есть. Джон хмурится, так что между бровей пролегает глубокая морщинка. Шерлок старается не улыбнуться, давая ему возможность додуматься самому. – Но это же… На улице, конечно, чертовски холодно, но не до такой степени, чтобы превратить человеческое тело в ледышку за два дня. – Именно так, – соглашается Шерлок. – Ты сегодня в хорошей форме, Джон. – Он тянется к фотографии с изображением Томаса Грибба. – Теперь поговорим… Его одежда сама по себе является уликой, но если принять во внимание каблуки на обуви девушки, новые часы и положение ее руки – этого почти достаточно, чтобы… Нет, не объясняет всех фактов. Если только… О, есть вероятность, что… – Что? Какая вероятность? Шерлок отводит взгляд от фотографии и замечает, как они пристально смотрят на него: Джон с любопытством, Лестрейд с нетерпением. – Шерлок? – Что ты увидел? Но он резко прерывает их: – Тихо, дайте мне подумать. Факты крутятся в голове, постепенно разделяясь – изображения попадают в один ряд, сведения в другой. Он вскакивает на ноги, подходит к окну, и после остальной мир перестает для него существовать; расставляет фотографии вдоль каминной полки, ноутбук располагает так, чтобы было легко дотянуться. Несформировавшаяся мысль бродит на задворках сознания, вызывая ощущение сродни щекотке. Он ходит по комнате, печатает, порой говорит вслух, и тогда где-то позади стихает шелест скучного разговора между Джоном и Лестрейдом: они пытаются его расспросить, прежде чем он снова уйдет в свои мысли. А потом он замечает ее ожерелье. – Глупец, глупец, ну конечно… – Что… – О, да замолчите вы наконец, не мешайте работать! – И полностью теряет ощущение времени. Когда Шерлок выныривает из глубин своего разума, на губах его играет широкая улыбка. На радостях он принимается кружить по комнате, а все потому, что дела, которые можно распутать, не выходя из гостиной, редко оказываются столь примечательными. Томасу Гриббу практически удалось осуществить свой преступный замысел, вот только он не учел, что любовница пойдет против него и оставит превращаться в ледышку рядом с невестой. Шерлок открывает рот с намерением пуститься в объяснения, но вместо этого растерянно моргает. На улице совсем стемнело. Он смотрит на свои часы, дабы сориентироваться во времени: оказывается, уже первый час ночи. Единственный источник света – включенная лампа на каминной полке, Шерлок сам ее туда поставил, чтобы лучше видеть фотографии. Джон крепко уснул в своем кресле, уткнувшись лицом в обивку так сильно, что останется отпечаток на щеке. Далеко не первый раз, когда он так засыпает. Утром болезненные спазмы в шее заставят его пожалеть об этом. Шерлок чуть больше удивлен видом слегка похрапывающего Лестрейда, растянувшегося на диване. Он снял туфли, закатал рукава рубашки. Выглядит моложе своих лет во сне; теперь затененные морщины на лице, седина в волосах становятся для Шерлока не только абстрактными признаками возраста и опыта, но еще говорят и о характере человека. Почти пустая бутылка бренди стоит на столе между Джоном и Лестрейдом. Они спят глубоким, всеобъемлющим сном полицейских и солдат. Но стоит Шерлоку произнести их имена, оба мгновенно проснутся, встревоженные и готовые умчаться в ночь навстречу опасности. Шерлок старается не шуметь, почему-то не желая нарушить необычное сонное спокойствие, воцарившееся в его гостиной. Он смотрит в окно и видит, что небо наконец-то посветлело. Снег перестал идти. Вся Бейкер-стрит гладкая, белая, безмятежная. Повинуясь велению тихого, но настойчивого внутреннего голоса, Шерлок берет пальто и шарф. Когда он выходит на улицу, холодный воздух застревает в горле и жалит щеки. Зарываясь подбородком в шарф, проходит несколько футов вниз по дороге, оставляя отпечатки следов на нетронутом снежном покрове. Небо над ним темное и чистое. Те звезды, что видны из центра Вестминстера, сияют над миром. А мир вокруг очень тихий, очень неподвижный, и он раскрыл убийство. На улице Шерлок остается, пока захватывающий дух холод не перебивает удовольствие от хруста и скрипа снега под ногами. Только тогда он возвращается домой. Вешает пальто и шарф, заснеженные туфли оставляет в прихожей. Осторожно, бесшумно ступая, проходит все семнадцать ступенек, что ведут в квартиру. Джон и Лестрейд еще спят. Шерлок выключает единственную лампу. Комната погружается во мрак. Он замирает на неопределенное время, прислушиваясь к ритмичному дыханию спящих и давая глазам возможность привыкнуть к темноте. Снаружи лунный свет, отражаясь от снега, оставляет на лице Джона расплывчатые голубовато-серебристые тени, прочерчивает линии на свешивающейся с дивана руке Лестрейда. В этот момент мир Шерлока включает в себя только незамысловатый уют Бейкер-стрит, Джона с Лестрейдом и удовлетворение от хорошо выполненной работы. И этого достаточно. Шерлок укрывает Лестрейда пледом, забирает пустой стакан Джона со стола, после минутного раздумья доливает туда остатки бренди и выпивает одним обжигающим глотком. А потом он идет спать. Всем остальным они займутся завтра утром, когда с улиц уберут снег.