Маленький (не)опасный зверь

Стоя на самом краю камня, внимательно глядя на занятую Адаар, я пыталась понять, куда меня тянет сильнее. К той команде, принявшей меня, ставшей моей семьей, или же к долийскому клану, с которым я пробыла больше и к которому так привыкла. Наверное, это был один из самых сложных моих выборов за все две жизни. И самый судьбоносный. За спиной стоял Борассан, грустно ухмыляющийся, словно понимающий всю мою ситуацию. Внизу понуро стоял Солас, опирающийся о посох, переминался с ноги на ногу Варрик и подшучивал над Адаар Бык. Позади были долийцы, моя семья, дорогие мне, учащие меня и учащиеся у меня. Инквизиция же должна была спасти мир. Я сделала аккуратный, неуверенный шаг вперед, готовая вот-вот соскочить с камня и на всем ходу понестись к косситке. Только что-то заставило застыть и задуматься сильнее. Чем я сейчас могу помочь Инквизиции? Чем будет полезен маленький нелетающий дракон, едва способный защитить себя? Я не противник, я не герой, я не страшный огромный зверь. Я — всего лишь маленькая Монетка, комнатная ящерка, и в Скайхолде ко мне относились именно так. В Клане же… В Клане я была зверем, чью умную природу увидел Хранитель. Решение было принято, и оно было твердым, непоколебимым. Я резко сделала шаг, после чего развернулась и в два прыжка оказалась у охотника, внимательно разглядывая его лицо. Я не уйду. Не сейчас. Благодаря знанию эльфийской истории я могу попытаться помочь им хотя бы немного восстановить былые знания, могу найти Мерриль, Морриган. Тут от меня пользы будет больше. — Пошли, Монетка. Нам надо продолжить охоту, — улыбнулся эльф, нежно проведя пальцем по моей жесткой морде, после чего поправил пояс с тушкой зайца и направился обходным путем в соседний лес. Понурившись, я нехотя поплелась следом, стараясь не оглядываться — иначе могу сорваться и допустить другие мысли. Мне это не нужно. Охота не запоминается, однако она весьма удачна. Охотник подстрелил барана, однако не смертельно, и мне пришлось догонять животное и достаточно долгое время кататься с ним по траве в попытках добраться до защищенного шерстью горла. Кровь железная и кислая, но чарующе вкусная, и мне начинает казаться, что внутренний дракон-зверь медленно, но верно расправляет крылья.

Саундтрек — Алина Орлова — Голуби (OST Он — дракон)

Дальнейшая жизнь потекла совсем не так, как раньше. Странная тоска одолевала мое сердце, мир потерял краски, желание летать совсем исчезло, и здоровые крылья стали не нужны. Я все реже ходила на охоты, облюбовав себе место между камнями неподалеку от статуи Ужасного Волка, и дни проводила там, забившись в темноту, словно боясь солнечных лучей. Медленно приближалась осень, столь ненавистная, столь грустная в любом мире. А за осенью последует белая зима, и снег сотрет все печали, сокроет душу холодами. А по весне клан уйдет в сторону Киркволла, и надолго я распрощаюсь с Орлеем и Ферелденом. И больше не увижу Инквизицию. Жизнь проносилась одинаковыми днями — ранний подъем, еще затемно, охота, редкие стычки с волками, а потом до вечера сидение как можно дальше ото всех. Вернувшийся Хранитель смотрел на меня с несказанной понимающей тоской, когда уже ночью я возвращалась в лагерь. И от этого было еще хуже, какая-то горечь появлялась в груди, а в глотке вставал комок. Потом опали пожелтевшие листья, и их золото немного разбавило обыденность дней. Дети любили делать из них поделки и своеобразные венки, а я любила зарываться в их кучи и оттуда наблюдать за жизнью в лагере эльфов, что готовились к зиме. К холодной суровой зиме и уходу за море. А следом выпал снег, небо затянули темно-серые низкие тучи. Оголодавшие хищники выходили к лагерю в поисках пищи, и моей обязанностью стал присмотр за галлами. Рогатые животные легко находили себе пропитание под белым полотном, мы довольствовались запасами и редкими удачными уловами зайцев или одичалых друффало. Только живот иногда все равно сводило от голода, а тоска усиливалась с каждым незаметным днем. — Совсем потускнела, — как-то вздохнул Борассан, поглаживая мою шею широкой крепкой ладонью и переглядываясь с Хранителем. Старый эльф тоже был мрачен и неразговорчив, смотрел в пламя и все реже показывался в лагере. А потом уходить стали мы вместе. Мы шли только ему известными тропками к совсем старым статуям, в затерянные пещеры, к местам захоронений и просто блуждали по окрестностям, изучая и без того хорошо изведанную местность. И незаметно уходили все дальше, в неизвестные мне районы, наводненные хищниками и озлобленными разбойниками. Сегодня мы были у огромной статуи Ужасного Волка, почти полностью сокрытой в снегу. Хранитель сидел у его лап, задумчиво изучая свой посох, а я сиротливо бродила вокруг, изучая заячьи следы, достаточно старые, чтобы даже не надеяться поймать дичь и перекусить. Могла ли я хотя бы предположить когда-то в старой жизни, что мне будет так больно от осознания того, что скоро нам покидать Ферелден? Я могла грустить по неудачному зачету, по несбыточным мечтам, по расставаниям с подругами или тоскливо смотреть в окно поезда… но кто мог знать, что однажды я драконом разлягусь на ледяных камнях и буду молча думать о том, что могло бы быть? Этот мир стал мне домом, этот Орлей стал мне квартирой. Местом, к которому прикипела душа. А может, я просто сделала неверный выбор, когда шагнула к охотнику за своей спиной. Кто знает. Это — жизнь. В ней не всегда поступки правильные и хорошие, многие из них влекут за собой боль и горе. Снег хрустел под лапами, однако я не проваливалась в него полностью, как раньше — сказывалось то, что я выросла. Беспомощной ящерицы теперь не было, ее сменила сообразительная хищница, способная убивать. Пусть зверей, но клыки эти уже знали вкус крови. Чешуя моя потускла и покрылась белесыми царапинами, а взгляд с расширенными зрачками редко на чем-то фокусировался. И крылья никогда больше не расправлялись, хотя и зажили уже до конца. Сегодня я охотилась одна, Борассан захворал и кашель и насморк сильно сбивали его с толку. На мое счастье неподалеку ошивались зайцы, привлеченные отсутствием волков в этой местности — хищники ушли ближе к посту Инквизиции, пытаясь охотиться на стражников и одиноких путников. Там их и стали подкармливать люди, чтобы уменьшить риск нападений. Там они и пригрелись. На снегу, блестящем, искристом, белом, едва заметны следы маленьких лап. Расцветка сильно выдаст меня, если не спрятаться в тени камней, однако вокруг пустырь, ближайшие скалы — это тот закуток со статуей Волка. Туда и держу свой путь, быстро перебирая когтистыми лапами и мельтеша длинным хвостом позади. Камни холодные и одинокие, как и заснеженный волк с высохшими венками на ушах — это уже осенние, детвора принесла их в самые последние дни, перед выпадением снега, таков был обычай, — тоскливо смотрящий вдаль. На обледенелой спине как никогда удобно, даже кажется, что каменный мех чуточку греет, мягкий и теплый, но это лишь рыхлый снег скользит между пальцами. Устраиваясь на статуе, замираю, внимательно высматривая жертву. Бело-серый зайчонок, вставший на задние лапы, спиной ко мне, внимательно оглядывает равнину. И не знает, что смерть притаилась позади. Два легких скачка, и клыки впиваются в спину, пронзая тонкую мягкую кожу и дробя кости. Кровь брызжет на язык, голод просыпается тут же, и тушку хочется изорвать и проглотить едва ли не целиком. Слизывая крупные капли со спины уже мертвого зверька, разворачиваюсь в сторону лагеря и замираю. Там, между камней, у входа в одну из старых пещер, стоит Дрикк, хитро косящий на меня большими насмешливыми глазами. Крепче сжимая законную добычу, чтобы не выронить лакомство, в несколько прыжков оказываюсь рядом и удивленно смотрю на хищника, что громко фыркает. Вот и встретились, пропавшее сокровище. Хмыкает ящер, наклоняя зубастую морду ко мне, и в этом голосе мне слышится добрая насмешка. Трусь щекой о жесткую чешуйчатую щеку друга, тихо глухо урча, и все же роняю окровавленную тушку на примятый снег. Плевать, успею еще подобрать. Скучал? Я скучала. Тихо отзываюсь, поднимаясь на задние лапы и передними обхватывая мощную крепкую шею. Тот согласно фыркает, прижимая голову к моей груди, и прикрывает глаза. А где Адаар? Провожу когтями по светлой чешуе, опускаясь на снег и подхватывая добычу обратно в пасть. Дрикк косится в сторону узкого входа в пещеру, отвечая молча на мой вопрос. Мы шли к долийцам. За информацией. А ты? Живу у долийцев. Там и встретимся. Коротко прощаюсь, тут же скрываясь между камнями, и бодрой рысью направляюсь к аравелям, волоча тушку за собой. Охотник встречает меня мягкой улыбкой, принимает дичь и тут же отрезает мне законную заднюю лапу. Голод — не тетка, со временем учишься есть и сырое мясо, особенно если ты хищник и находишь его весьма вкусным. Кости дробятся под мощными зубами с приятным хрустом, кровь стекает по пасти на снег, а желудок наконец перестает сводить. Сытно облизываясь, устраиваюсь под аравелью смотрителя галл, терпеливо ожидая прихода Инквизиции. Они не заставляют себя ждать. Вечная компания — Адаар, Солас, Варрик и Бык, все тепло одеты и негромко переговариваются, улыбаясь друг другу. Акита приветственно улыбается, почтительно здороваясь с Хранителем, что вышел встретить их, но мой взгляд обращен лишь к Соласу. Эльф осунулся, под его глазами залегли тени, а взгляд лишен прежнего блеска. Он сжимает пальцами теплую меховую накидку и смотрит под ноги, после чего, когда на некоторое время кунари и эльф замолкают, интересуется: — Я видел венки на статуе Ужасного Волка. Разве… так принято? Старый эльф лишь загадочно улыбается, опирается на посох и медленно кивает. — С недавних пор. Устои имеют свойство меняться, как и жизнь. Фен’Харел почитаем так же, как и остальные боги. Мы перестали выделять его. Благодаря… одному моменту. И чудится, что одиночество Соласа стало меньше, а эта маленькая деталь с венками заметно подняла его настроение. Я с трудом цепляюсь когтями за обледенелую землю и выбираюсь из-под аравели, шумно цепляясь спинным гребнем о ее деревянный край и привлекая всеобщее внимание. Инквизитор и компания застывают под радостно-насмешливый рык Дрикка, во все глаза уставившись на меня. И в тишине тихо звучит имя. Имя, ставшее моим… — Скатра?..