***
— Хэй, а где Монетка? — вдруг спросил Железный Бык, наконец успокоившись после долгой битвы с высшей драконницей. Солас внимательно оглядывается по сторонам в поисках маленькой огненно-золотой фигурки, которая ярким пятном должна выделяться на фоне снега, но всюду видит лишь кости, камни да окровавленный снег. И это его совершенно не радует. Чувство тревоги усиливается с каждой секундой, а ведь он хотел отдохнуть после боя с огромным драконом… — Действительно, где эта ящерица? — Сэра убирает свой лук за спину, после чего двигается к краю башни. Адаар, сплевывающая кровь почти ежесекундно, плетется за ней, оставляя эльфа и кунари наедине над тушей поваленного дракона. Косситка проводит рукой по скомканному снегу с ярко-алыми и еще свежими пятнами крови, как-то отстраненно замечая, что ни один из их команды тут не проходил, а тем более не падал. Внезапно она вспоминает, что несколько секунд крылатая огромная самка стояла к ним спиной, увлеченная кем-то другим, после чего резко подрывается и спешит к самому краю. И верно… Снег тут утоптан, словно по нему кто-то прокатился, а внизу темное пятно озера пошло трещинами. И посередине — дырка, будто что-то с огромной высоты рухнуло… — Ясно, — Адаар с тяжелым вздохом оседает на ледяной камень башни и запускает обе руки в волосы, тут же издавая невнятный негромкий стон. Нервно теребит светлые волосы, закусывая губу, и понимает, что лезть вниз уже бесполезно. И от этого чертовски плохо, просто до безумия — все уже успели привыкнуть к золотому Дракону Инквизиции. Он был талисманом, да и просто чудесным созданием. — Ох, черт… Босс… — Бык оказывается рядом, с первого взгляда поняв, что произошло. Ему самому безумно грустно от осознания того, что единственный дракон, полюбивший его, сгинул. Сэра нервно теребила пальцами края испачканной теплой куртки и краем глаза посматривала на стоящего позади эльфа. Солас был мрачен как никогда.***
Пробуждение показалось мне адом — болело все, весь мир состоял из жгучих неприятных ощущений. Каждый вдох обжигал, а выдох приносил лед в кровь. Вокруг тела, кажется, вырос непонятный необъятный комок льда и лавы. Хотя, есть ли тело?.. — Просыпайся, давай. Спишь ты долго, — голос пробивается словно сквозь толщу воды, и именно он является каким-то толчком. Воспоминания о бое, о падении, о ледяной воде приходят какой-то волной, такой же холодной, как то озеро, и заставляют новый разряд боли пронестись по телу. А потом я с трудом открываю глаза, видя перед собой расплывчатую, но яркую картину, непонятные силуэты и пляшущее почти перед самым носом пламя. — Оно очнулось!.. — шепчет кто-то позади, судя по голосу, ребенок, и слышится частый топот явно маленьких ножек. Головы касаются чьи-то пальцы, очень аккуратно и нежно, но без страха, и картинка перед глазами вновь уплывает в сторону.***
Спустя какое-то время я смогла встать на ноги, да и с моего тела были сняты некоторые бинты. Так уж получилось, что я каким-то образом оказалась замечена старейшиной долийского клана. Он шел от людей, с переговоров, и издали увидел падающую меня, а потом каким-то совершенно непостижимым образом достал со дна озера и принес к стоянке клана. Самого Хранителя я не видела: поговаривают, что он снова ушел к людям с несколькими охотниками. Меня же ставили на ноги знахарь и ее трое детей. Хотя мелкие скорее, наоборот, пытались меня убить — кто устоит перед маленьким неагрессивным драконом, который может лишь шипеть в знак протеста? Эльфы были добры и заботливы, однако явно недоверчивы. Кроме чудной пожилой женщины с валласлином Митал на лице и ее детворы ко мне больше никто толком и не приближался — боялись. Охотники без просьбы всегда притаскивали лишнюю тушу зайца, крупный кусок барана или оленя, однако на контакт не шли. Это была первая ночь, когда из аравели я выползла на божий свет. Если уточнять, то на лунный, однако эльфы все равно всем немногочисленным кланом сидели вокруг большого костра и мирно что-то обсуждали, смеялись и, разумеется, ели. С неимоверным трудом, ковыляя, я добралась до ближайшего к огню камня и опустилась подле него, тут же заметив, что ушастые затихли. На меня смотрели десятка два глаз, не меньше, — дети, женщины, мужчины. Испытующе, с отстраненным страхом, однако ни один из них не шелохнулся. Рядом сидел крупный широкоплечий мужчина, опытный охотник и младший брат знахарки, не раз приносивший мне свежей пищи. Не помню его имени, только лишь то, что он был весьма добр и заботлив. — Я смотрю, наша гостья решила пообщаться? — хриплый голос донесся со стороны реки, привлекая внимание всех сидящих. Отстраненно заметив, что это тот самый клан из игры, находящийся вроде на Священных Равнинах, если я ничего не путаю, я с трудом повернула голову в сторону говорившего. И выдохнула, тут же прижав ее к земле. Этот пожилой мужчина, высокий остроухий старец с темным рисунком Эльгарнана, смотрел так, что ему хотелось подчиняться. Было в его светлых глазах что-то такое, загадочное и потрясающее, подкрепленное вековой мудростью и умением управлять. Это буквально подгибало лапы. Эльфы склонились в приветственном уважительном поклоне, на своем языке приветствуя Хранителя, и я тоже не сдержала почтительного урчания. Он улыбнулся краешками губ, тут же быстро, но тягуче и чинно направившись ко мне. Склонившись, коснулся пальцами перемотанных крыльев, как-то сокрушенно и огорченно вздыхая. Потом обратился к подошедшей знахарке, на том же эльвене, и мне осталось лишь гадать, о чем они говорят. — Идем, — коротко говорит Хранитель спустя какое-то время, лишь краем глаза глянув на меня, а потом разворачивается и медленно идет к самой большой аравели, с изумительным ярко-алым парусом. Встав с трудом с жесткой, но теплой земли, я медленно плетусь за ним, зная, что сейчас никто не будет просить меня двигаться быстрее — наличие множества повязок не даст. С трудом забравшись в высокую своеобразную палатку на колесах, да и то с помощью эльфа, я огляделась. Уютная некрупная «комнатка», множество трав, амулетов и посохов, а еще приятный сладковатый запах, какой-то горный, морозный. Словно мы сейчас стоим не у леса, а неподалеку от Скайхолда, почти у самых вершин горного хребта. — И так… Кто же ты? — Хранитель провел ладонью над большой свечой, зажигая ее, и чистое уютное помещение заполнил мягкий желтый свет подрагивающего яркого пламени. Опустившись на меховую подстилку почти у самой двери, я с трудом поджала лапы к груди и задумалась. Неужели этот эльф думает, что я умею говорить?.. — Твои крылья сильно изломаны. Я смогу вылечить их, но пройдет много времени. Готова провести его в нашем лагере? — он говорит чуть тише, глаза его, серые, блестят в свете уже нескольких горящих свечей, и все это вызывает странный трепет. Вновь прижимаю голову к полу, не в силах сопротивляться, и в ответ слышу хрипловатый негромкий смех. — Разве драконы должны поклоняться смертным? Я… Монетка. Мысленно представляюсь я, даже не надеясь быть услышанной. Однако мужчина легко улыбается, кивая, и опускается на пол напротив меня, протягивая раскрытую ладонь. — А я — Балланарис, — представляется он. И я, завороженная внимательным мудрым взглядом, вкладываю когтистую лапу в его чуть сморщенную ладонь, тихо и монотонно урча.***
С того дня я стала едва ли не полноправным членом клана, если им можно назвать маленького дракона. Хранитель пробыл с нами недолго, лишь около одного дня, назвав всем мое имя и поручив знахарке — Илланее — заботиться о моих крыльях. А потом вновь ушел, вроде в эльфийские руины в поисках истории своего народа, оставив Клан под присмотр своего ученика, пусть и на время. Ко мне тут действительно отнеслись неплохо. Дети лишний раз не лезли, охотники подкармливали, женщины чутко следили, чтобы охотничьи собаки, потомки волков, не обижали. А спустя какое-то время я начала напрашиваться на охоту, решив, что жить на всем готовом — не дело для сильного хищника. Теперь перевязаны были только крылья, однако это со временем перестало меня беспокоить. В походах в лес я использовала лишь когти и клыки. Почему я не уходила к Инквизиции? Во-первых, я боялась заблудиться в довольно опасном месте, которое было наполнено мертвецами, волками и просто злыми людьми. Во-вторых, мне тут было хорошо, да и крылья еще не выздоровели. Но, как все закончится, я обязательно найду Адаар и помогу ей. И Соласу тоже… Сегодня был на удивление светлый и теплый день. А еще один из эльфийских праздников поклонения Богам — им приносили дары, укладывали на головы их статуй венки, а вечером устраивали пения и танцы. Ранним утром мы с Борассаном уже успели побывать на охоте, но сумели притащить лишь около пяти тушек зайцев и каких-то местных грызунов, напоминающих морских свинок. Немного для долийского клана, однако другие охотники тоже прибыли не с пустыми руками. Сейчас мы вышли с детьми — их всего было семеро, и среди них была маленькая очаровательная магесса — к огромным камням у реки, насобирать цветов и красивых камушков с берега, чтобы поднести их позднее статуям Божеств. Мимо со смехом пронеслась босая девчушка, бережно сжимающая в хрупких маленьких ладонях густой венок из синих и белых маленьких цветочков. Проследив за ней, я тут же взглядом зацепилась за что-то белое и крупное, явно искусственно вырезанное. Лениво поднявшись на лапы и обогнув сидящего рядом мальчугана, рысью двинулась в сторону статуи. Фен'Харел. Ну надо же. Крупный, красиво вырезанный волк, гордо лежащий на постаменте и устремивший взгляд вдаль, в сторону от располагающегося неподалеку эльфийского лагеря. С трудом запрыгнув на гладкую белую спину, а оттуда перебравшись на голову, я с интересом с высоты принялась изучать местность, и без того хорошо знакомую. — Монеточка, слезай! Это же Ужасный Волк! — взвизгнула старшая девушка, застывшая в нескольких метрах в стороне и с ужасом прижавшая руки к чумазому лицу. Венок, сплетенный ею из более крупных оранжево-золотых цветов, упал ей под ноги. Метнувшись вниз, отбив себе передние лапы при неудачном приземлении, я схватила цветы в зубы и вновь метнулась к статуе. Белый камень удивительно гармонировал с зелеными листьями и оранжевыми красивыми цветами. Венок аккуратно был водружен на огромную голову, на острое ухо, и лишь ветер едва раскачивал нежные светлые лепестки. Дети застыли статуями позади, и в уютном закутке между скалами повисла нехорошая, напряженная тишина. А потом маленькая магесса смело, но неуклюже прошагала к Ужасному Волку, поднялась на носочках и повесила свой венок, бело-голубой, на другое ухо, едва до него дотянувшись. А за ней несмело последовали и остальные дети… Вернулись мы в лагерь в странном, робком молчании — жутко довольная собой я и дети, которые были не уверены в правильности своего поступка. Хранитель как-то сказал, что я непростой дракон, и поручил малышам внимать мне, а я этим нагло пользовалась. А на душе было тепло от такой странной глупости… Будто бы Солас это заметит… Вечер наступил внезапно, ворвался шумными репликами о восхвалении Божеств и ритмичной приятной музыкой. Охотники сидели у костра, обговаривая удачные уловы и ловушки, а женщины и малыши сейчас находились в разных частях леса и лагеря, у старых и поросших мхом и плющом статуй, принося им дары. Одним из «путей Бога» последовала и я, засеменив за Хранителем. Ему полагалось отдать дань Митал, и, признаюсь, увидеть отражение самой Флемет мне было интересно. Лес был удивительно красив, и даже людская война не успела еще обезобразить его. Высокие деревья с раскидистыми зелеными кронами, листья которых пронзал нежный солнечный свет. Диковинные птицы и звери, что, притихнув, провожали нас настороженными взглядами. И заросшая тропинка, идущая куда-то вперед, на холм, по которой следовали и мы с магом. А вот и… Митал. Неправильно будет назвать эльфийскую богиню, еще и дракона, достаточно грубым именем Флемет. Одна из двух оставшихся в этом мире, не оставившая своих детей. Задрав голову, я оглядывала серо-зеленый камень, изображавший крылатую красивую женщину. — Легенды гласят, что она была драконом. Как Древние Боги, — тихо прошептал Балланарис, опуская на постамент красивый букет полевых цветов, несколько безделушек и хороший дорогой посох из веток старого сильвана. Мне оставалось лишь промолчать. Легенды, безусловно, любят врать и преувеличивать. Но тут, кто знает, к добру ли, ко злу, они были правдой…***
Со дня моего прихода в долийский лагерь минуло достаточно времени — около четырех месяцев. И я с грустью и болью отметила, что меня все устраивает, что я не скучаю по Соласу и Адаар, по Железному Быку, по Вивьен… по Инквизиции. Скайхолд был мне дорог, но не успел стать домом. В отличие от долийского лагеря. Сегодня охота была не самой удачной, и нам с Борассаном пришлось зайти достаточно далеко в лес, почти к самым эльфийским гробницам, однако и там наши поиски не увенчались успехом. В моих зубах извивался тщедушный некрупный заяц, чью шею я безжалостно стискивала, ломая хрупкие кости и окрашивая темный мех в красный цвет, волоча тушку к присевшему неподалеку охотнику. Плохо — этого не хватит даже мне, и вряд ли у других охотников улов богатый. — Выбора нет, — привязывая уже мертвую зверушку к поясу, лучник выкинул остатки табака из деревянной трубки, завернул ее в ткань и убрал в сумку, после чего поднялся на ноги. — Придется идти за окопы, ближе к сожженной деревушке. В лес, рядом с форпостом Инквизиции, — эльф поглядел на меня, улыбнувшись. — Впрочем, я не боюсь. За последнее время ты знатно подросла, Блестяшка. Меня бережно щелкнули по жесткому чешуйчатому носу, заставив фыркнуть. Борассан был прав, четырех месяцев мне хватило, чтобы стать размером со среднего мабари. Да и крылья мои почти зажили, теперь их уже не сковывали повязки, что значительно увеличило мою скорость и ловкость. Только расправлять их я пока не спешила, мышцы сильно болели — атрофировались. Направившись за охотником, я лениво обводила взглядом деревья с одной стороны и каменные выступы с другой, ища взглядом потенциальных противников. И, едва мы вышли к полным трупов окопам, к стоящим там стражам, я заметила тех, по кому, оказывается, несказанно соскучилась… С орлесианцем, одетым в яркие помпезные доспехи, тихо разговаривала Адаар. А позади нее стояли Варрик, Бык и Солас.