Часть 1
12 сентября 2015 г. в 23:43
Я стою посреди своей тесной, немного заваленной всяким хламом комнате. Нет, она не похожа на помойку - скорее, на склад. Все аккуратно рассортировано в кучи, стопки и горы везде, откуда вещи еще не начали падать. Вернее, большинство этих нагромождений опираются друг на друга, так что вытащить из них что-либо обычно попросту невозможно. Моя комната очень маленькая – студия над рестораном, в котором я играю по вечерам.
Ах да, я же забыл представить вам моих друзей. Классика – моя первая гитара, оставшаяся любимой на всю жизнь. Две сестры-акустики, подаренные мне друзьями в разные периоды моей жизни. На них я играю чаще всего – не на нейлоне же учить металл. Вечные соперники – Fender и Gibson. Все никак не могу определить, на какой из них мне больше нравится играть. Правда, сейчас у старика Gibson лопнула первая струна, так что он пока на больничном и не поет. Но ничего, я его починю, как только выдастся свободная минутка. Вот где у меня никогда не было бардака – так это около той стены, где висят мои братья и сестры по оружию. Я их каждый вечер протираю. Рядом за стеклом вы можете видеть огромную коллекцию медиаторов. Они больше для красоты здесь висят, чем для пользы – такими я уже давно не играю.
Недавно я переклеивал обои, чтобы моя прелесть лучше смотрелась. Теперь я живу не в этих желтовато-беловато-противных стенах, а в уютной студии. В общем-то все мои сбережения неминуемо уходят именно на музыку. Недавно вот закончил оборудование этой комнаты звукоизоляцией. Теперь хотя бы не слышно этой вечной попсы, что доносится снизу. И меня никто по ночам не дергает.
Собственно, кроме гитар на стене, гор бумаги и книг у меня имеется диван, небольшой шкаф, стол с будильником, колонки и хороший такой, добротный табурет. На нем очень удобно играть, в отличие от кресла, которое у меня раньше было. У него были подлокотники, о которые постоянно задевали колки, из-за чего приходилось раз за разом настраивать гитару заново. Нет, конечно, это не большая проблема, но все-таки это напрягало. Вчера вечером я принес пушистый черный ковер и даже сумел разгрести на полу место, чтобы его постелить. Но почему-то этого самого многострадального ковра сейчас нигде не видно. Ну что ты будешь делать, опять, наверное, на него что-то упало.
Кто-то позвонил в дверь. Я же не играл сейчас, чтобы кому-то мешать, и пиццу не заказывал. В последний раз такое было, когда у нас начался пожар в ресторане три года назад. Помнится, тогда я больше думал о том, как бы вынести за раз пять гитар, чем о том, что надо бы линять из горящего здания. К счастью, все обошлось, и никого выносить не пришлось. Но сейчас-то что случилось?
Я подошел к двери и понял, что глазок на ней пропал столь же бесследно, сколь и ковер. Но в отличие от последнего, его-то засыпать было нечем. Но, вопреки здравому смыслу, инстинкту самосохранения и банальной логике, я повернул ключ и отошел. Дверь открылась, и в комнате запахло чем-то сладким. Я отступил на шаг, уронив при этом кипу бумаг с заготовками новых песен, и тут же бросился их собирать, чтобы не перепутались.
И тут я услышал шорох у заветной стены. Если кто-то посмеет хоть пальцем тронуть мои гитары – голову откручу без какого-либо сожаления. Повернувшись, я понял, что Классика исчезла со своего законного места в центре композиции. Во мне забурлили гнев, ненависть и какое-то удивление или даже восхищение наглости вора. Однако, вошедший не собирался уходить. Вернее, это даже была женщина, усевшаяся на диван с моей несравненной прекраснейшей коллекционной Классикой в руках. Я уже хотел кинуться на нее и отобрать инструмент, пока она его не сломала. Не доверяю я в этом вопросе женщинам. Они всегда руки тянут куда не надо. Однако, незнакомка взяла гитару так, что у меня почти пропал страх лишиться своего верного спутника. Она взяла ее правильно. Не нога на ногу, как многие любят. А именно так, как учат в школах. И руки. На одной руке длинные ногти, а на другой – короткие. Это обстоятельство повергло меня в шок. Я так и сидел и смотрел на ее руки, а она не двигалась, будто ожидая, пока у меня пройдет оцепенение.
Женщина, умеющая играть... Она поднесла руку к струнам. Я не заметил, когда зазвучала мелодия. Нет, я не глухой и не был ей ошеломлен. Просто ее такт совпадал с биением моего сердца. Кровь будто двигалась во власти музыки. Я играю рок, но лишь потому, что большинству не нужны высокие чувства. Я должен быть фоном. А она была всем. Она стала центром моего мира. Я сидел, как маленький ребенок, прижимая к груди свои жалкие попытки написать что-то стоящее. Она подарила гитаре новый голос. Или даже нет, она сама стала ее голосом. Руки слились с грифом, бегая по нему, как волны. Тонкие длинные пальцы, гладкая кожа, плавные движения. Я всегда любил слушать пение гитары. Но все то, что я слышал раньше, было лишь эхом той гармонии звуков, которая наполняла мою комнату сейчас.
Я старался запомнить движение рук, но они ускользали от меня. Эта женщина... Она смогла сделать то, чего я не мог, казалось, уже сотни лет. Как я мог думать, что она может погубить гитару? Это мне впору задуматься, имею ли я право брать в руки божественный инструмент. Я сошел с ума. Влюбился в мелодию. Сейчас я готов умереть. Я услышал Идеальный Звук. То, что ищут все музыканты. И то, что они никогда не найдут. Небесная трель, хор ангелов, звон голосов из рая. Нет, все это ничто по сравнению с Ней. Мелодия оборвалась. Меня будто кто-то ударил, в глазах поплыло. Она поставила гитару на пол, прислонив к дивану, и медленно пошла к все еще распахнутой двери. Я хотел что-то сказать, но слова застыли в горле. Хотел ее рассмотреть, запомнить черты, но они ускользали от меня. Красные волосы, длинные пальцы. И запах. Сладкий запах меда или ванили. Я протянул руку, хотел схватить Ее, но она растворилась за дверью. А я стал частью темноты.