Gone Boy / Исчезнувший

Луи Томлинсон 25 декабря 2010. Сочельник. Мой День рождения       Ну надо же. Угадайте, кто вернулся? Гарри Стайлс, парень с вечеринки, целующийся в сахарном облаке и исчезающий. Три месяца, неделя и пять дней — просто слов нет. А потом вдруг снова появляется, будто так и было задумано. Рассказывает, что потерял номер моего телефона. Записной книжки в кармане не оказалось, поэтому он записал на старом билете, сунул билет в карман джинсов и постирал. В результате бумажка превратилась в мокрый комок целлюлозы, удалось различить только цифры 5 и 2. (Это он так утверждает.)       Сначала я не понял, что он делает на моей вечеринке, а потом вспомнил о своей подруге Эмили, которая пообещала мне незабываемый вечер. Сучка, не нужно было тогда напиваться и жаловаться, что цифра семь несет только несчастье (рыдать ей в платье тоже не стоило, хотя, при выходе из ее дома, я повстречал неплохого парня, с помощью которого я хоть немного подзабыл о своем вечериночном приятеле. Ну, да, забыл. Трудно думать, когда тебе втрахивают в матрас.       Конечно, я разозлся. Ух как я разозлился! Но сейчас не в этом дело. Позвольте мне реконструировать событие. (Это я говорю.) Сегодняшний день. Мой День Рождения. Время вечернее; Я поговорил уже со всеми, кто пришел вовремя, захватил единственное бельгийское пиво и спокойно расхаживал по гостиной - и вдруг чувствую, как меня обгоняет человек, а потом краем глаза замечаю: опа! Это же он! Парень из моих рыданий дорогой Эмили.       Есть пару вариантов развязки ситуации: а) не сбавляя темпа ходьбы, гордо пройти мимо к своему парнише с большим членом (мы не встречаемся, но он может сделать вид) б) Что ты здесь делаешь? Уходи и займись онанизмом! (с напускной злостью, без никакой дрожи) в) Оу, приветик, Гарри, а откуда ты тут? (Легко, игриво, непринужденно) Определенно вариант "в".       И вот теперь мы вместе. Вместе, вместе! Так легко и хорошо.       Он поинтересовался будет ли у меня свободное время. А оно будет! Просто неделю назад, мои родители презентовали новую книгу под названием "Удивительный Луи и его жизнь" Ух! Трой и Джэй не устояли. Если уж они не смогли женить своего сына (ведь он предпочитает людей с членом между ног), то выдали его тезку! Да, это двадцатая книга. Удивительный Луи теперь женат. Ы-ы-ы-ы-ы… Кому это понравится? Никто не хотел, чтобы Удивительный Луи вырос, а я — меньше всех. Расти предоставьте мне, а его законсервируйте вместе с докторской степенью по математике и баскетболом, мое литературное альтер эго, живущее под обложкой дешевого покетбука, моего мистического двойника, которого все принимают за меня.       Мои родители всегда переживали, что я могу принять образ Луи слишком близко к сердцу, — не читай о нем слишком много, говорили они. И все же я заметил, что всякий раз, когда я пасую перед чем-то в жизни, Луи с честью выходит из сложной ситуации. В двенадцать лет я окончательно забросил театр, а Луи в следующей книге предстал как великий актер без Оскара. («Фу-ты… Шекспир — это, конечно, тяжкий труд, но тяжкий труд закаляет тело и душу!») В шестнадцать я сорвался с чемпионата по баскетболу среди юниоров, чтобы провести выходные с друзьями на берегу моря, и вскоре Луи нашел себя в спорте. («Фу-ты… Мне, конечно, нравится отдыхать с друзьями, но я же подведу себя и команду, если не появлюсь на турнире».) Обычно это бесило меня страшно, но после поступления в Оксфорд (кстати, Луи тоже безошибочно выбрал альма-матер моих родителей) мне все стало казаться слишком нелепым, чтобы заморачиваться. Раз уж мои родители, оба детские психологи, выбрали по отношению к родному ребенку подобного рода пассивную агрессию, то пускай они и варятся в собственной глупости, а я буду прикалываться над ними. И над всем остальным. Что вы почувствовали, когда узнали, что Луи выходит женится на Элеонор Колдер? Ведь вы все еще не женаты?       Этот вопрос я услышал от: а) прыщавого юнца, который с трудом поднял микрофон в хиленькие ручки; б) разодетой зализанной фифы на шпильках фасона «поимей меня»; в) рьяной татуированной толстухи в прикиде рокабилли, которая оказалась куда внимательнее к судьбе Луи, чем я мог бы ожидать от поклонников этой музыки; г) все вышеупомянутые.       Тут абсолютный вариант "г". Я должен ненавидеть свою жизнь, ведь я не Удивительный Луи. Я просто Луи, который работает на спорт журнал, получает деньги на оплату квартиры в Лондоне, а также не женат. Я сказал: — О, я так рад за Луи и Элеонор, я желаю им счастья. Гы-гы-гы…       И снова одни и те же вопросы, и так много раз. Я пытался притворяться, что репортеры заставляют меня задуматься. Они пробовали притворяться, что я заставляю задуматься их. Хвала Господу за бесплатные напитки. А затем вдруг исчезли все желающие со мной поговорить. Я ввинчиваюсь в жиденькую толпу, где мои родители работают на публику. Их лица сияют — Трой улыбается, показывая зубы, словно доисторическое чудовище, Джэй бодро кивает, напоминая курочку. Они стоят рука об руку, смеются вместе, радуются вместе, трепещут вместе. А я подумал: как же отвратительно я одинок.       Я шагаю домой, всхлипывая время от времени. Мне почти двадцать пять. Не дед, особенно для Нью-Йорка, но факт остается фактом — прошли уже годы с того времени, как я по-настоящему кому-то нравился. Вполне вероятно, что я встречу кого-нибудь и полюблю, но все меньше и меньше шансов, что я полюблю достаточно сильно, чтобы выйти замуж. Я устал гадать, с кем я буду рядом, да и буду ли с кем-то?       Не надо подталкивать меня к тому виду взаимоотношений, когда супруги постоянно клюют друг друга, маскируя оскорбления под шутки, а сами закатывают глаза или когда «понарошку» цапаются в присутствии друзей, стараясь перетянуть их на свою сторону конфликта. Ужасные отношения «если бы только». «Этот брак был бы счастливым, если бы только…» Думаю, вы и сами можете продолжить список, который получится на удивление длинным.       Таким образом, я понимаю, что не обязан вступать в брак, но от этого мне не легче. Поскольку все мои друзья уже замужем, я провожу пятничные вечера дома, в одиночестве, за бутылкой вина и экзотической едой собственного приготовления. Вроде бы прекрасно — как будто я сам себе идеальная пара. А потом блуждаю по бесконечным вечеринкам и барам, вооруженный идеальными джинсами, которые идеально обтягивают задницу, и предлагаю себя как необычный десерт. Я желаю встретиться с мужчиной симпатичным и умным, с совершенным мужчиной, но чувствую себя так, будто нахожусь за границей и пытаюсь объясниться, добиваюсь, чтобы меня поняли и узнали. Разве не это суть любых взаимоотношений: понять кого-то, быть понятым самому? «Он меня понимает. Она меня понимает». Разве это не то самое заклинание?       А потом вы встречаете номер семь. Парня с прекрасными глазами, сильного, высокого, который может за вас постоять. Вы вспоминаете сладкий поцелуй рядом со съемной квартирой и думаете, вот оно счастье. Гарри Стайлс Тот день       Вначале, я ждал полицейских на кухне, но от крови на стене так першило в горле, что я боялся вырвать. Уже на крыльце я позвонил Луи и автоответчик пообещал, что муж перезвонит. Он всегда перезванивал. Я оставил пять голосовых сообщений, но ответа не было.       Я ждал прихода Луи. Надеялся, что сейчас он откроет дверь с пакетами в руках, поцелует в щеку, поцарапав щетиной, недоуменно взглянет на полицейских и предложит чаю, чтобы немного возместить ущерб причиненный полицейским. Я не хотел думать про кровь. Может, Луи нашел раненую собаку у нас под окнами и притащил домой? Я перебирал все возможные варианту того, что с моим мужем все в порядке. Но спустя час его не было. Спустя два часа тоже. - Мистер Стайлс? -произнесла женщина в форме, вытащив меня из кокона мыслей. - Я офицер Бриффли. Это офицер Шарп. Я так понимаю, вы беспокоитесь о своем муже?       Шарп свысока озирал окрестности, посасывая леденец. Я заметил, как его глаза проследили за стремительным полетом птицы над речной гладью. Потом он резко повернулся ко мне. Скривившиеся губы давали понять: он видит то же, что видят и все остальные, — физиономию, по которой так и хочется врезать. Мне, простому парнишке из рабочей английской семьи, досталось тело гламурного подонка. Чтобы чуть-чуть смягчить впечатление, я много улыбаюсь, но срабатывает это не всегда. В колледже я даже заказывал очки с простыми, без диоптрий, стеклами, рассчитывая придать себе приветливый вид, не вызывающий агрессии. «Ты что, не врубаешься, что стал еще членообразней?» — спросила Джемма, после чего я выкинул очки и стал улыбаться старательнее. — Зайдите в дом и посмотрите сами, — махнул я копам.       Они поднялись по ступенькам, сопровождаемые писком переговорных устройств и поскрипыванием форменных ремней. Стоя на пороге гостиной, я указал на разгром. — О! — воскликнул офицер Шарп и хрустнул пальцами. Скуку с него как рукой сняло.       Шарп и Бриффли уселись за обеденный стол и, склонившись над бумагами, задали мне все полагающиеся предварительные вопросы: кто, где, как долго? Их уши, что называется, стояли торчком. Выслушав меня, патрульные сделали звонок, и Шарп сообщил, что следователи выехали. Что ж, имею основания гордиться: мои слова приняты всерьез.       Когда Шарп, дважды спросив, не видел ли я в течение дня поблизости от дома каких бы то ни было незнакомцев, третий раз напомнил о группе карфагенских бродяг, зазвонил телефон. Рванувшись через комнату, я схватил трубку. — Мистер Стайлс, — сообщил угрюмый женский голос, — это пансионат «Комфорт-Хилл»… В этом заведении мы с Джеммой поселили нашего отца, страдающего от болезни Альцгеймера. — Я не могу говорить, перезвоню позже! — рявкнул я и повесил трубку.       Администраторша «Комфорт-Хилла», неулыбчивая, некоммуникабельная, вызывала у меня отвращение.       Скорее всего, нехватка денег, проклятая нехватка денег являлась причиной того, что персонал никому не создавал комфорта и даже не улыбался. Я понимал, что зря злюсь на этих людей. Просто меня бесила одна лишь мысль, что отец все еще на этом свете, тогда как мама лежит в земле.       Согласно очередности, в этом месяце чек должна была отправлять Джи. И я уверен, что июль — ее месяц. Впрочем, как уверен и в том, что она уверена: в июле очередь моя.       Джи как-то сказала, что мы, должно быть, подсознательно забываем посылать по почте чек, поскольку не хотим вспоминать о человеке, который является нашим отцом. Когда я рассказывал Шарпу о незнакомце, которого видел в брошенном соседями доме, зазвонил дверной звонок. Мне этот звук показался таким ожидаемым, я все еще надеялся.       Вошли два бесконечно усталых детектива. Мужчина стройный, даже тощий, с лицом, сужающимся к подбородку, как капля. Женщина показалась мне жуткой уродиной — просто ходячий кошмар. Круглые глазки, как у свиньи, длинный нос, кожа вся в черных точках, длинные жидкие волосы цвета навоза. Меня растили три женщины: бабушка, мама и сестра. Они всегда были веселыми и здоровыми, ладными и крепкими. Но красавицами их никто бы не назвал. Луи стал первым человеком в моей жизни.       Корга заговорила, почти слово в слово повторяя офицера Бриффли: — Мистер Стайлс? Я детектив Алисия Спаркс. Это мой напарник, детектив Джим Фиджиганн. Как мы поняли, вы беспокоитесь насчет своего мужа?       Мой желудок довольно громко заурчал в ответ, но все притворились, что не услышали. — Мы осмотримся тут, сэр? — проговорил Фиджиганн.       Я обратил внимание на тяжелые мешки под его глазами и седину в усах. Футболка не была измятой, но сидела на нем криво; казалось, от него должно вонять сигаретами и дешевым кофе, хотя он пах мылом.       Я провел их до гостиной и указал еще раз на следы погрома, среди которых копошились на коленях двое молодых копов, как будто рассчитывали найти что-то важное. Спаркс указала мне на кресло в столовой, подальше от признаков борьбы.       Там Алисия, не спуская с меня внимательных свиньих глазок, обрушила на мою голову ту же череду вопросов, что немного раньше — Шарп и Бриффли. Тем временем Фиджиганн ползал на коленях, изучая кухню. — Вы позвонили друзьям или родственникам, к которым ваша жена могла отправиться в гости? — Я… нет, еще нет… Мне казалось, надо дождаться вас. — О?! — Спаркс улыбнулась. — Позвольте, я угадаю — родительский любимчик. — Что? — Вы в детстве. — У меня есть сестра-близнец.       Я ощутил, как что-то внутри сжалось. Почему? Любимая картина Луи была разорвана в двух местах, будто кто-то драл ее пальцами в то время, как его тащили за ноги. Я запихнул эти мысли дальше в себя. — Это только мое предположение — почему вы дожидались нас. Привыкли, что кто-то всегда берет на себя ответственность, — сообщила Спаркс. — Ладно. — Я сердито пожал плечами. — Вам сказать, кто я по гороскопу, или приступим к делу?       Но Алисия, любезно улыбаясь, молчала и смотрела. — Я ждал вас, чтобы начать поиски, потому что он наверняка не в дружеской компании. — Я указал на беспорядок в гостиной. — Мистер Стайлс, вы живете здесь три года? — спросила сыщица. — В сентябре будет три. — А приехали откуда? — Лондон. — Город? — Да.       Она указала наверх, безмолвно спрашивая разрешения. Я кивнул и пошел следом. Фиджиганн двинулся за нами. — Там я был режиссером.       Спаркс только пожала плечами: — Звучит солидно.       Но Фиджиганн явно заинтересовался: — Что снимали?       Я растянул ответ, поднимаясь. — Я снимал фильмы для ЛГБТ-сообщества, — ляпнул я, прежде чем успел прикусить язык. Даже спустя три года я не хотел, чтобы люди знали, каково мне жилось в Лондоне.       Наверху я обернулся и увидел, что Фиджиганн смотрит в сторону гостиной. — И давно вы живете со своим мужем? — переспросил он и пошел вверх. — Что это? — Популярная культура, — ответил я. Спаркс терпеливо нас дожидалась. — Кинофильмы, телевидение, музыка, но знаете… не высокое искусство, не претенциозное.       Я поморщился. Претенциозное? Высокопарно получилось. Нужно, наверное, перевести этим простакам с моего лондонского тире впитанного в столице, на их английский тире народный говор Манчестер. «Ну, я позырю кинишко и чего-нибудь настрочу про него, типа мнение». — Она любит кино, — заявил Фиджиганн, указывая на Спаркс. — Ага, люблю, — кивнула она. - Чем здесь занялись? — Сейчас я хозяин «Бара» в центре города, — сообщил я. Спаркс заглянула в ванную комнату, оставив меня и Фиджиганна в коридоре. — «Бар»? — говорила она. — Я знаю это заведение. Туда хочется заглянуть. Очень правильное название. Звучит как-то так… — Похоже на умный ход, — подсказал Фиджиганн.       Алисия зашагала к спальне, мы потянулись за ней. — Жизнь среди пива не так уж плоха, — сказала она. — Иногда ответ находят на дне бутылки, — заметил я и поморщился — так неуместно это прозвучало.       Мы вошли в спальню. — Ну, это не про меня, — хихикнул Фиджиганн. — Видите, как вещи разбросаны? — спросил я.       Алисия кивнула, распахнула двери нашей гардеробной и, включив свет, принялась шарить между оставшимися платьями и рубашками. Вдруг она неразборчиво буркнула и, нагнувшись, подняла коробку, тщательно обернутую серебристой бумагой.       Мои кишки свернулись в узел. — Чей-то день рождения? — спросила она. — Годовщина нашей свадьбы.       Спаркс и Фиджиганн дернулись, как пауки, но притворились, что ничего не было. - А у вас очень симпатичный муж. — Алисия наклонилась к упавшему портрету в гостинной, чтобы рассмотреть Луи получше. — Да, он потрясающий, — ответил я, прислушиваясь к веселому урчанию живота. — Которая у вас годовщина? — Пятая.       Я переминался с ноги на ногу, желая, чтобы хоть что-то делалось. Меня не устраивало, что сыщики обсуждают достоинства моего мужа, — лучше бы они пошли и отыскали моего гребанного супруга. Но я не говорил этого вслух. Я очень часто молчу, даже когда следовало бы высказаться. Держу злость в себе и постепенно нагреваюсь до точки кипения. В погребах моей души хранятся сотни бутылок ярости, отчаяния, страха, но вы никогда не догадаетесь об этом, глядя на меня. О! Еще одна причина ненависти Луи. — Пять лет — срок серьезный, — кивнул Фиджиганн и спросил: — Позвольте, я отгадаю. Конечно же «Ладья»?       Он назвал самый классный ресторан в городе. «Вам в самом деле стоит побывать в „Ладье“», — сказала моя мама, едва мы вернулись из Нью-Йорка. Она считала, что это заведение — настоящая карфагенская жемчужина, способная удовлетворить взыскательные вкусы моего мужа. — Конечно «Ладья».       Так я впервые солгал полицейским. И это было только начало.