Мы с тобой разные

Я сидел на экономике и слушал про различные кризисы, когда девушка, сидящая впереди меня - Алла - обернулась и быстро положила на парту свернутый листок бумаги. Удивленно приподняв брови, я развернул его и смог полюбоваться на почерк, а-ля курица лапой, Паши и прочитать его послание: «Не смей уходить после уроков». Рука сама по себе смяла бумажку и прицельно запустила ее в макушку парня. Ну а что? Цель-то большая. Народ, что сидел впереди меня, пораженно обернулся. В их глазах ясно читалось, что я смертник. Паша завис на секунду, глядя на бумажку, что, отскочив от его тупой башки, приземлилась в проходе, и тоже повернулся. Наши глаза встретились, и я сделал то, что хотел сделать перед началом геометрии. Показал ему средний палец. - Ты что, псих? - восхищенно-удивленно спросила Алла. Я лишь пожал плечами. Паша повернулся назад к доске, а через полминуты на моей парте оказалась новая записка, состоящая из двух слов: «Ты труп». «А ты мудак» - написал я в ответ и передал записку вперед. В этот раз парень оглянулся молниеносно и, расплывшись в многообещающем оскале, провел пальцем по шее. Раньше бы у меня от такой его "улыбочки" подкосились ноги, да что врать, меня и сейчас пробрал озноб, но я каким-то чудом нашел в себе силы и, не отрывая глаз от парня, тоже растянул губы в улыбке. На лице Паши отразилась просто гамма чувств, и, самое главное, среди них было недоумение. Он не понимал, что происходит, не понимал, с чего вдруг я начал огрызаться. От этого мне захотелось смеяться. Но все же, после экономики надо будет поскорей сваливать домой. Одно дело - нарываться и огрызаться с расстояния, а другое - получать за это. Вначале мне надо все четко продумать. Одними записочками и улыбочками тут не обойтись. Надо придумать что-нибудь такое, чтобы от меня отстали... Это, конечно, произойдет не сразу, но все же... У меня должен быть план каждой контратаки на издевательства Паши и Дениса, и не только на них. Так, приду домой и все хорошенько обдумаю. В голове промелькнула моя любимая фраза: «Ах, какая жизнь тогда настала бы...». Вот и посмотрим, какая она настанет. Звонок с урока был ожидаем, потому что я ни на секунду не отводил взгляд от своей «деревянной» Nokia. Швырнув учебник, тетрадь и ручку в рюкзак, я на бегу из кабинета, закрыл его. Мне вслед раздалось веселое улюлюканье, а это значило только одно. Паша бежит за мной. Чтоб проверить догадку, я оглянулся, из-за чего чуть не споткнулся на протертом линолеуме и не пропахал носом пол, но каким-то чудом удержался на ногах, только пропрыгал на одной ноге метра два - точно. Пока я радовал народ в коридоре своими акробатическими трюками, Паша стал меня догонять. - Денис, держи его! – закричал мой преследователь. Я посмотрел вперед и увидел у самого начала коридора, возле лестницы, Дэна. Денис оторвал взгляд от своего собеседника и повернул голову в нашу сторону. На его лице тут же заиграла улыбка. Парень встал посередине коридора, сложив руки на груди, и начал дожидаться, когда я сам прибегу к нему. Ну да, как же. Размечтался. Притормозив, я совершил самую большую глупость в своей жизни. Хотя нет, как мы уже выяснили, самой большой глупостью было это признание в моей ориентации. Но то, что я сделал сейчас, точно занимало второе место. Я забежал в туалет. И вот какого черта?.. - Добегался, урод? – громко спросил Паша, когда я стоял в центре мужского туалета и вертел головой по сторонам в поисках укрытия. Услышав его голос, я вздрогнул и резко обернулся. Паша был в ярости. Это было видно по его расширенным зрачкам и по тому, как исказилось его лицо, и как он хрустел пальцами, разминая руки. Меня просто приковало к месту от страха. В горле моментально пересохло. Я впервые видел его таким. И впервые мне захотелось заорать о помощи во всю глотку. Я даже взмолился всем Богам, чтобы кому-нибудь из учителей вдруг приспичило зайти в ученический туалет. Вру. В голове билось имя только одного учителя. Романа Васильевича. Но фиг мне подфартит дважды, и мужчина вновь меня спасет. «Я не собираюсь помогать тому, кто сам себе не хочет помочь». Воспоминания о словах мужчины словно отрезвили меня. Я сжал кулаки, стараясь унять дрожь во всем теле, и с вызовом глянул на Пашу. - Урод? А где же твое фирменное «педик»? – пускай получилось и пискляво, но я был собой горд. В следующую секунду и без того больную скулу обожгло новой волной боли. Я грохнулся на пол, ударившись задницей о плитку. Своим ударом Паша содрал корочку запекшейся крови, и теперь я чувствовал, как она вновь потекла из раны. Приложив просто титанические усилия, чтобы не взвыть и не схватиться за место удара, я уперся руками в плитку и неспешно стал подниматься, одновременно говоря: - Что-то слабовато. Раньше ты куда сильней бил. Что, мало кашки сегодня в столовой съел? – у меня на губах была усмешка, но при этом я невинно хлопал ресницами. Паша взревел. Да, именно. Он взревел и впечатал меня в стену, прижимаясь своим телом к моему. Я вновь оказался в подвешенном состоянии. Что же у него за привычка такая - постоянно меня от пола отрывать? В космонавты, что ли, готовит... - Даю секунду, чтобы ты извинился, и тогда я постараюсь оставить тебя в живых, - прошипел Паша. Мои глаза забегали по его лицу. Прямоугольная форма, короткие черные волосы, высокий лоб, густые брови, вроде самый обычный нос, тонкие, как две полоски, губы, каменный подбородок, с левой стороны имеющий почти незаметный бледный шрамик. Роста в Паше было метр восемьдесят с копейками. Широкие плечи. И веса-то, наверное, под девяносто килограмм, причем, все мышечная масса. Я бы сказал, что он, как и я, тоже не особо симпатичен. Но некоторые девчонки от него тащатся. И вот тут я все-таки совершил самую большую глупость в своей жизни. Подавшись вперед, насколько это было возможно, я обхватил шею парня руками, а ногами обнял за талию и признался: - Я люблю тебя! Я не знаю, что сделал тебе и почему ты так меня ненавидишь, но я все равно люблю тебя! Я уже не в силах скрывать свои чувства! О, Паша, мой милый! – воскликнул я чуть ли не на весь туалет и прижался своими губами к губам парня. Проведя по ним языком и, не встретив никакого сопротивления, я раздвинул их и проскользнул внутрь. - Блядь, что за хуйня?! – голос Дениса, в котором была злость, недоумение, брезгливость, моментально отрезвил меня. Да и Пашу, который находился в самом настоящем шоке. Он отскочил от меня чуть ли не на два метра, а я, не обращая на него никакого внимания, устремился на выход, оттолкнув в сторону Дениса, что стоял на моем пути. Вот уж точно, блядь, что за хуйня?! Какого я это сделал? Меня же теперь повесят... Нет, расчленят. Причем сделают так, чтобы я обязательно был в сознании. А, может, чего похуже придумают. Да, я хотел дать отпор этим недоумкам, но поцелуй с Пашей в мой план никак не входил! Я с такой силой открыл дверь, что она с грохотом ударилась о стену и отлетела назад, чуть не шибанув меня по носу. Роман Васильевич, что сидел за своим столом и проверял какие-то тетради, подпрыгнул на месте и уставился на меня. - Леванов, ты что творишь? – строго спросил мужчина. - Я его поцеловал! – заорал я на весь кабинет и поспешил закрыть за собой дверь, прижавшись к ней спиной, словно хотел удержать ее, если бы за мной гнались. Сердце в груди бешено билось, и успокаиваться не собиралось. - Кого? – нахмурился классрук. - Пашу! – я произнес это с такой интонацией, будто это был совершенно очевидный факт. В следующее мгновенье я уже наворачивал круги по маленькому кабинету Романа Васильевича, ероша свои волосы, и без остановки твердил. – Боже, боже, что же делать... Он меня убьет... Точно убьет... Я труп... Боже, боже, что же я натворил... Взгляд зацепился за единственное окно в кабинете. Подлетев к нему, я открыл раму и свесился вниз уже наполовину, когда меня дернули за ворот майки назад. - Ты что творишь?! – закричал мужчина. - Разве не видно? Хочу выпрыгнуть из окна! - С ума сошел? - Вы что, меня не слышали? – поразился я. – Я же сказал, что поцеловал Пашу! Ясное дело, что сошел! Боже, боже... - Да успокойся! Щеку обожгло резкой болью от пощечины. Я шмыгнул носом и взглянул на учителя. - А можете еще раз? Только чем-нибудь тяжелым? Вон! Оно подойдет! - я указал на с виду неподъемное пресс-папье. - Успокойся, я сказал! - грозно воскликнул Роман Васильевич. – Подумаешь, поцеловал! Я застонал, как от зубной боли, и присел на корточки, обхватив голову руками. - Я ему в любви признался... - прошептал я. - Что? - Я ему в любви признался! – уже громко повторил я. - Ты его любишь?! Я вскинул глаза на мужчину. - Я по-Вашему что, мазохист? Конечно, я его не люблю! Я его вообще в гробу и белых тапочках видал! О, Боже, - застонал я по-новому, - Что ж я сделал-то... Он меня покалечит... Изуродует... Сделает инвалидом... Я резко поднялся на ноги и опять направился к окну, но Роман Васильевич ловко поймал меня за шкирку и отпускать не собирался. - Да погоди ты. С чего вдруг ты ему в любви признался, да еще и поцеловал? - Я дебил! - Отрицать не буду, - кивнул мужчина. – А если подробней? Я вздохнул и, поникнув плечами, сознался. - Вы были правы. Если я продолжу терпеть все унижения, то они могут продолжиться и в будущем, а я этого не хочу, поэтому я решил дать отпор... Я хотел вечером все обдумать, составить план... Но тут Паша... И я вспомнил, как девчонки им восхищаются, вот и... Боже, он меня убьет! - Вот заладил! – цыкнул Роман Васильевич, но, несмотря на это, я видел, что он был доволен и, может, даже счастлив. – Ты поступил просто отлично! - Чего? – я открыл рот и посмотрел на классного руководителя. Он что, заразился от меня и тоже с ума сошел? Что тут отличного? - Сам посуди, когда мы чего-то боимся, когда нас что-то бесит, раздражает, надоедает, мы стараемся держаться от этого подальше, так? – я кивнул, подтверждая слова мужчины. – Ну, так вызови одну из этих эмоций у Паши! Хотя ты его и так бесишь... - задумчиво пробормотал учитель. – Но ты должен начать его бесить по-другому. - Как? Что-то я Вас совсем не понимаю. Роман Васильевич закатил глаза. - Раньше Паша тебя преследовал, а теперь ты его начни преследовать! - Эй-эй! – я завозился на месте, пытаясь вырваться из рук мужчины. – Я ведь уже сказал, что не мазохист! - Я тебя и не заставляю им становиться. Но раз ты сказал, что любишь его, то сыграй эту роль до конца. Начни бегать за ним с признаниями, вешайся на шею, лезь с поцелуями, приглашай куда-нибудь погулять... - Получай за все люлей, - закончил я. - Ну, это тоже, - не стал отрицать мужчина. Он, наконец-то, отпустил мой ворот и похромал до своего места. Я подозрительно взглянул на него. - Роман Васильевич, а Вы ведь гей, да? - С чего ты взял? – он удивленно приподнял брови. - А разве в нашей стране еще остались взрослые мужчины, которые стали бы поддерживать геев? – ответил вопросом на вопрос я, хотя вначале так поступил сам мужчина. Классрук усмехнулся. - Остались, правда, их очень мало. Но ты прав, я – гей. Я не смог сдержаться, чтоб не присвистнуть и окинуть взглядом фигуру мужчины. - Впервые вижу кого-то из своих, - поделился я. – У Вас кто-нибудь есть? - Нет. - Почему? - Потому что я всю свою жизнь любил человека, который никогда бы не ответил мне взаимностью. - Натурал? – сочувствующе спросил я. - Гомофоб, - вздохнул Роман Васильевич. - Мудак, - фыркнул я. Мы переглянулись и засмеялись. - Ой, ладно, - отсмеявшись, произнес я. – Пойду-ка я домой. Я поправил рюкзак на плече и направился к двери. - Стой, а что ты решил-то с Пашей делать? - За-а-а-автра все увидите! – нараспев ответил я. – До свиданья, Роман Васильевич! Удачно добраться до дома! - Тебе тоже, Леванов. Я впервые в жизни возвращался домой в приподнятом настроении и чуть ли не вприпрыжку. Мне захотелось остановиться и вдохнуть воздух полной грудью. Это я, собственно, и сделал. И почему я сейчас так счастлив?