***
Домой Сурин вернулась затемно. Специально полдороги шла пешком, чтобы оттянуть неизбежный разговор с дядей. Вымотанная размолвкой с О, девочка не была готова к ещё одной — гораздо более серьёзной и обидной. А в том, что говорить им с Чанёлем придётся, сомнений не было. Взрослые устроены так, что могут простить себе любые косяки, но они никогда не закроют глаза на малейшие проступки детей. Придерутся к любым мелочам, извернутся невообразимым образом, лишь бы отбелить себя, а на младших повесить все грехи. Сурин ещё долго стояла у ворот дома, не решаясь зайти во двор. Девочка видела, что в гостиной горел свет. Скорее всего дядя сидел перед телевизором и нервно поглядывал на часы. Или сочинял обличительную речь. А что? Сотрудников на работе воспитывает, теперь за племяшку возьмётся. Изрядно замёрзнув и промокнув под внезапно начавшимся дождём, Сурин всё же толкнула скрипнувшую калитку и прошла по тропинке. Потопталась на крыльце и, набравшись смелости, зашла в дом. Первое, что бросилось в глаза — это аккуратные женские сапожки, стоящие рядом со старыми кедами Сурин. Уже через секунду ноздрей девочки коснулся тошнотворно-фруктовый запах духов, и она услышала заливистый смех из гостиной. Нервно сглотнув, Ли стянула обувь и бросила на пуфик промокший плащ. Затаив дыхание, ухватилась за дверной косяк и испуганно заглянула в гостиную, ожидая увидеть всё, что угодно. Но даже так представшая картина выбила остатки воздуха из лёгких. На диване, обложившись папками с документами и уткнувшись в ноутбук, сидел дядя в компании молодой брюнетки. Женщина мало походила на яркую красотку Рэй. Несомненно она была симпатичной, но без особой внешней броскости. Белая блузка была застёгнута на все пуговицы, а строгая чёрная юбка-карандаш надёжно прикрывала бёдра. Тёмные волосы были собраны в пучок, на носу сидели очки в изящной оправе. Минимум косметики лишь подчёркивал натуральную красоту женщины, сейчас с любопытством смотрящей на изумлённую Сурин. — О, ты пришла? — заметивший её Чанёль натянуто улыбнулся. — Знакомься, это мой финансист Джунха. Джунха, это моя племянница Сурин. — Здравствуй, — дружелюбно улыбнулась брюнетка, помахав девочке рукой. Нахмурившись и не сказав ни слова, Ли поднялась по лестнице и нарочито громко хлопнула дверью своей комнаты. Она понимала, что ведёт себя глупо и совершенно по-детски, но её неимоверно раздражало, что дядя который раз нарушал собственные обещания. Ведь договорились же, что он не будет приводить в дом женщин. И тот факт, что эта Джунха только его коллега не служит оправданием. Сурин чувствовала, что дамочка не просто так сюда припёрлась с этими бумажками. Она точно имела виды на её дядю. И если Чанёлю была нужна жена, то Ли тётушка была совершенно без надобности. Девочка уже умылась и переоделась в пижаму, когда нежданная гостья покинула их дом, а дядя соизволил прийти с разговором. Закутанная в одеяло, Сурин нехотя отложила книгу и исподлобья взглянула на мужчину, приоткрывшего дверь. Дождавшись, когда тот пройдёт в комнату и сядет на краю кровати, она обиженно сложила руки на груди, давая понять, что готова выслушать всё, что Пак для неё приготовил. — Почему ты так себя ведёшь? — Тот же вопрос могу задать тебе, дядя! Чанёль стиснул челюсти, чтобы не сорваться, и устало потёр виски. — И что же тебя не устраивает? — Многое. Например то, что ты вчера ушёл пить и ничего мне не сказал! — А я обязан перед тобой отчитываться? — зло усмехнулся Чанёль. — Я взрослый мужчина и имею право на личную жизнь. Я и так из-за тебя почти не развлекаюсь! Я что, обязан сидеть в четырёх стенах возле тебя и во всём слушаться? Кто из нас взрослый, а кто ребёнок? — Ты ребёнок! Безответственный и наглый! Я ждала тебя, волновалась, а ты даже не нашёл минутки, чтобы мне позвонить и успокоить! Я же просила тебя не пить! — Да замолчи ты! — взорвался Пак и вскочил на ноги. — Почему я должен что-то делать? Это ты у меня в гостях и ты живёшь по моим правилам! Почему ты сбегаешь с уроков непонятно с кем и отключаешь телефон? Или это твоя жалкая месть за вчерашнее? — Я всего лишь поступаю соответственно твоим поступкам! Возможно тогда ты поймёшь, что я чувствовала прошлой ночью! Чанёль развёл руками и нервно прошёлся по комнате. Сурин же дрожала всем телом и сдерживала слёзы из последних сил. Больше всего на свете ей хотелось разрыдаться и спрятаться в тёмном уголке. Потому что это невыносимо, когда человек, ставший самым близким и родным, кричит на тебя с невероятной злобой во взгляде. Папа никогда себе такого не позволял, а Чанёль трясся от гнева, словно готов был обрушить на девочку град ударов. — А что это было сейчас? В гостиной? Ты опозорила меня перед коллегой! — Да ладно! Даже в мыслях не было! Вы коллеги? — язвительно усмехнулась Сурин, уже не имея сил себя остановить. — Обычно коллеги работают в офисе, а не хихикают дома над бумажками! — Не твоё дело с кем и над чем я хихикаю! И будь добра, веди себя культурно с моими гостями, кто бы ими не являлся! — А то что? — с вызовом крикнула Ли. Чанёль порывисто подошёл к племяннице и грубо схватил пальцами за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза. Сурин не выдержала и всё же расплакалась, пытаясь отползти подальше, но пальцы держали крепко и надёжно. — Отныне и навсегда ты живёшь по моим правилам. Никаких истерик, скандалов и неповиновения. Не пытайся ограничить меня в моей свободе, уважай моих гостей и в особенности меня самого. — Уважение нужно заслужить! — Замолчи! — заорал Пак, глядя как Сурин сжимается в комочек и затихает. — Если ты ещё хоть раз поднимешь на меня голос и посмеешь что-то требовать, то в тот же час отправишься обратно к бабке в деревню. Ты здесь никто, не забывай об этом! Брезгливо отдёрнув руку, Чанёль вышел из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что стены задрожали. Спрыгнув с кровати, размазывая слёзы по щекам, Сурин подтащила тумбочку к двери и обессиленно осела по стене, прижав колени к груди. Теперь дяде придётся постараться, чтобы открыть дверь. А сейчас она успокоится и ещё и ножницами вооружится. Ли никому не позволит на себя кричать и обижать. «Отправлю к бабке в деревню!» — пронеслось в голове, и девочку затрясло в беззвучных рыданиях. Всё рассыпалось и шло прахом. Не было семьи, не было заботливого дяди. Всё оказалось ложью. Обманчивой иллюзией, за которой пряталась пустота.***
Вздрогнув, Сурин открыла глаза и поёжилась — она так и уснула на полу рядом с дверью, свернувшись в клубок. С трудом размяв затёкшие мышцы, девочка поднялась на дрожащих ногах и с тоской осмотрелась. Решение, к которому она пришла ночью, осталось неизменным. Напротив, Ли даже укрепилась в его правильности и необходимости. Спокойно приняв душ и отогревшись под горячими струями, девочка высушила феном волосы и заплела тугую косичку. Надела старые джинсы и любимый серый свитер, а сверху накинула тёплую курточку, купленную пару лет назад отцом на местном рынке. Вытащила из-под кровати рюкзак, сложив в него минимум вещей и пару книг. Дорогой смартфон остался лежать на столе, а старенький мобильник перекочевал в карман куртки. Улыбнувшись собственному отражению и помахав ему рукой, Сурин вышла в коридор. Судя по тишине в доме, Цзыань ещё не пришла, а Чанёль уже ушёл. Тем лучше. Зашнуровав кеды и пересчитав мелочь в кошельке, девочка покинула ставший чужим дом и отправилась на автобусную остановку. Теперь осталось лишь добраться до вокзала и купить билет до их городка. И пусть катится этот Сеул ко всем чертям!***
Автомобиль Чанёля стоял в стороне от шумной трассы, в небольшом тупике. Впрочем, оттуда открывался прекрасный вид на улицу, по которой несмотря на ранний час сновали толпы народу. — Ну и? Тебе ничуть не стыдно? — выпуская в приоткрытое окно сигаретный дым, хмыкнул Ифань. — А должно? Сурин вчера перегнула палку. Знаешь, я слишком стар, чтобы терпеть в сорок лет подростковые капризы! — Ты никогда не был отцом, а я стал им уже дважды. И знаешь, мой друг, это большие ответственность и труд, но именно дети делают нас лучше. Чище, что ли… — Именно поэтому ты, такой чистый, два дня назад наглотался колёс и трахал в туалетной кабинке очередную шлюху? — Подловил! — хохотнул Ву, тут же помрачнев. — И я вообще-то не в этом смысле. — Плевать, — рыкнул Чанёль, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Он прекрасно помнил тот злополучный вечер, когда повёлся на уговоры Ифаня и Рэй. Да и повод был самый что ни на есть уважительный — подписание важного договора с очередным спонсором. Гуляли всей компанией, даже серых мышек из финотдела удалось вытащить. И мысль о том, что он теперь не сам по себе, что у него теперь есть ребёнок, который может переживать и не спать всю ночь напролёт, оказалась погребена под литрами виски и затеряна в дыме от сигарет, кальяна, травки и ещё бог знает чего. И Чанёль действительно давно так не напивался. Словно все те недели правильного, но такого чуждого ему образа жизни, требовали немедленного опровержения и доказательства, что он, Пак Чанёль, прежний. Что никакая Сурин не сможет его изменить. А ведь мужчина боялся меняться. Особенно под влиянием какого-то подростка. Чанёля всё устраивало в его грёбаной жизни. И именно поэтому той ночью он трахался с Рэй, а потом вызвался проводить на такси пьяную Джунху. И сосался с ней на заднем сиденье автомобиля, лез наглыми руками под юбку, а та и не сопротивлялась, позволяя нырять мужским пальцам под давно ставшие влажными трусики. Впрочем дальше они не зашли. Девушка словно очнулась и выскочила из салона, Чанёль даже не успел опомниться. Неудовлетворённое желание бурлило в крови, поэтому Пак вернулся в клуб и принялся развлекать обидевшуюся на его внезапный отъезд Рэй. А утром было не только похмелье и помятая рожа секретарши на соседней подушке, но ещё и ни с чем не сравнимое чувство вины. Масла в огонь подлил классный руководитель Сурин, с самого утра сообщивший о том, что его племянница уехала с занятий вместе с О Сехуном. В подробности Чанёль не стал вникать, с трудом подавив в себе желание придушить девчонку, особенно когда телефон той оказался выключенным. И он бы непременно поехал к О, чтобы выбить дверь и утащить Сурин за волосы домой, но работа не требовала отлагательств. Тем более, что день с самого утра обещал стать одним из самых сумасшедших за последний год. — Это что? — устало вздохнул Чанёль, когда красная от смущения Джунха положила перед ним исписанный аккуратным почерком лист. — Заявление по собственному желанию, — выдохнула брюнетка, поджав дрожащие губы. И глядя на эту трясущуюся серую мышку, возможно впервые в жизни перебравшую алкоголя и позволившую себе едва не отдаться шефу на заднем сиденье такси, он испытывал глубокое чувство вины. Самому Паку не было стыдно — сколько мышек, тигриц и лис прошло через его койку не сосчитать. А вот Джунха готова была в обморок грохнуться, словно тот факт, что пальцы Чанёля побывали в её трусиках, превращал её в жалкую и не заслуживающую никакого уважения особу. — Джунха, сядь, пожалуйста! — настойчиво попросил Пак. — А теперь выслушай меня. Вчера мы все немного перебрали и были не в себе. И я не хочу из-за дурацкой пьяной выходки терять такого специалиста, как ты. Извини, что я позволил себе лишнее. Давай забудем об этом раз и навсегда. — Со мной никогда такого не случалось! — Я знаю! И клянусь, что о произошедшем никому и никогда не станет известно. Видимо Джунха тоже не была настроена терять высокую должность и соответствующий заработок, потому что вскоре сдалась и собственноручно разорвала заявление. И Чанёль с трудом мог себе объяснить, зачем он вёз Джунху вечером к себе домой. Вообще-то он хотел пригласить на ужин Ифаня, но в друге проснулись отцовские чувства и он повёл детей в кино. Притаскивать в особняк Рэй не хотелось. А Джунха купилась на уважительную причину, ведь «составить бизнес-план нужно непременно до завтра» и Чанёль готов оказать ей в этом непростом деле посильную помощь. Тем более тот факт, что Пак живёт не один, а с племянницей, не дал брюнетке поводов для беспокойства. И мужчине действительно было спокойнее в компании Джунхи. И предстоящий разговор не пугал так сильно, как должен был. Они колдовали над графиками и таблицами, шутили в коротких перерывах, и начинало казаться, что не было ни вечеринки, ни сбитого дыхания, ни коротких жарких стонов, слетающих с искусанных губ. И Чанёль едва удержался, чтобы вместо мышки не положить свою ладонь на круглое колено, так аппетитно выглядывающее из-под юбки. Чтобы почувствовать, чтобы вспомнить — как оно, на самом деле. А потом пришла Сурин, и волшебство момента растаяло. И Чанёль понял, как глубоко разочаровался в этом маленьком человеке. Он думал, что девочка другая, не такая, как её сверстники. Что беды сделали её взрослой и понимающей. Но нет, в Сурин не было и капли из того, что думал о ней Пак. Она оказалась капризным и неуравновешенным подростком, считающим, будто Чанёль что-то ей должен. И она ничего не поняла из того, что он ей сказал. И сейчас Пак видел, как девочка неуверенно шагала к зданию автовокзала, рядом с которым стоял его автомобиль, и молча глотала слёзы. Юная бунтарка, которой проще показать характер и сбежать из дома, чем согласиться со словами взрослого человека и поменяться к лучшему. Почему она не думала о бабушке, которую хватит удар, когда на пороге дома нарисуется внучка? Почему не задумывалась о проблемах, которые создаст своим отъездом? Ведь это Чанёлю, а не Сурин, придётся оправдываться перед учителями, Цзыань, коллегами и общественностью. Он публичная личность, и все семейные неурядицы живо станут достоянием прессы. Сурин было наплевать на это — она упивалась своей обидой на дядю и действовала согласно зову сердца, а не разума. Чанёль был разочарован. У него не было ни слов, ни эмоций. Только эхо боли разлеталось по черепной коробке и глупая мысль, что будь отцом Сурин не Чжесок, а он сам, то воспитал бы из неё гораздо более правильного и умного человека. — Э, дружище, а там случайно не Сурин стоит? — оторвавшись от смартфона, прищурился Ифань. — Вряд ли, — зло усмехнулся Чанёль, заводя мотор. Ву же во все глаза смотрел на тоненькую фигурку, прижимающую к груди квадратик билета. Подъезжающий автобус уже распахнул створки, когда Пак вырулил из тупика и влился в оживлённый поток машин. — Ты даже не остановишь её? — возмутился Ифань. — Она сделала свой выбор. — Она ребёнок! Почему ты ждёшь от неё чуда? Ей нужно показать, нужно научить, как правильно! А не орать, кичась тем, что ты взрослый, а она несмышлёное дитя! — Да замолчи ты! Пусть катится ко всем чертям! Ву молча развёл руками и раздражённо пристегнулся ремнём безопасности. И вовремя, потому что Чанёль неожиданно затормозил, тут же получив несколько проклятий в свой адрес и гневные гудки едва не врезавшихся в его машину водителей. — Ты куда? — крикнул Ифань, когда Пак нервно выскочил из салона и выбежал на тротуар. Расталкивая идущих навстречу людей, нетерпеливо выглядывая из-за макушек прохожих, мужчина бежал к зданию вокзала, задыхаясь от быстрого бега и нервно стучащего сердца. Когда же мимо него проехал набитый до отказа людьми автобус, он растерянно остановился и даже не поморщился, когда тучная женщина врезала ему локтём в бок, пытаясь протиснуться мимо него. Сурин уехала. И это была единственная трезвая мысль в закипающей голове. Всё смешалось — гнев и ярость, раскаяние и тревога. Непонимание ситуации. Осознание её неправильности. Да к чёрту оно всё! Чанёль достал трясущейся рукой сигарету и щёлкнул зажигалкой. И лишь затянувшись крепким дымом, поднял голову, чтобы тут же уронить окурок под ноги. В паре десятков метров от него стояла заплаканная Сурин, в ладони которой по-прежнему был зажат билет. Пак шагнул вперёд, раскинув руки, и тогда худенькая фигура облегчённо расправила плечи и побежала ему навстречу. — Прости меня, — выдохнула девочка, с разбегу впечатавшись в его грудь. — И ты меня, — прошептал он, с облегчением чувствуя, как всё встаёт на свои места.