Одиночество рядом с тобой

      За выходные Сехуну и Сурин так и не удалось встретиться. Вначале девочка была уверена, что они с Чанёлем поедут к бабушке, но за окном царила жуткая непогода, дождь лил как из ведра, поэтому дядя решил отложить поездку до лучших времён.       А когда Ли позвонила другу и пригласила в гости, предварительно получив недовольное согласие Чанёля, О отказался, сославшись на семейные дела. Но они всё равно обсудили полученные снимки, придя к выводу, что это очередной прикол Мины и не стоит воспринимать его всерьёз.       От того пугающей стала реакция одноклассников, когда они переступили школьный порог утром понедельника. Ученики, видя их, невольно расступались в стороны и жались к стенам. Словно это не Минсок и Оми зажимались на смазанных, явно обработанных в редакторе фотографиях, а Сехун и Сурин.       — Что происходит? — шепнула девочка, поднимаясь вслед за другом на второй этаж.       — Что-то хуёвое, — ёмко заключил О.       Рядом с кабинетом, где должен был проходить первый урок, их отловил учитель и приказал идти в кабинет директора. Прежде чем направиться в нужную сторону, Сурин заглянула в класс и поджала губы — парты Минсока и Оми оказались пусты.       — Мне кажется, это связано с вечеринкой, — шепнула Ли, нервно поправляя лямки рюкзака.       О первым зашёл в директорский кабинет и сухо поздоровался с седовласым статным мужчиной. Кивнув на свободные стулья, мужчина дождался, когда подростки сядут за стол, и важно сцепил руки в замок. Тонкие полоски губ презрительно скривились, стоило взгляду директора остановиться на тонкой чёрной папке. Бросив её перед Сехуном, он дождался, когда парень отыщет в глубине те самые снимки, что пришли ему на мобильник, и торопливо просмотрит, тут же спрятав обратно.       — Мне интересно, что вы двое забыли на студенческой вечеринке? Вы разве не знаете, что школьникам запрещено пить алкоголь и показываться в сомнительных компаниях? Сехун, куда смотрят твои родители? А за тобой, Сурин, дядя вообще не присматривает?       Оба подростка опустили головы, стараясь не встречаться с разъярённым взглядом директора. Он говорил что-то ещё — о распущенности современной молодёжи, о том, что в его время всё было не так. Ли даже незаметно выдохнула, посчитав, что это единственная вина, которую им с Сехуном пытаются вменить. Но стоило расслабиться, как последовал удар, которого не ожидали.       — Вам ведь тоже пришли на мобильные телефоны эти снимки? Как и всем ученикам нашей школы? — директор холодно усмехнулся и откинулся на спинку глубокого кожаного кресла. — На этой самой вечеринке для взрослых произошло кощунственное преступление. Неизвестный подсыпал в напитки Минсока и Оми сильнодействующий афродизиак, и подростки… совокупились на глазах у публики! Что, естественно, было снято на камеру и разослано по всем номерам телефонов!       — Но мы там не присутствовали! Мы ушли раньше! — попыталась оправдаться Сурин, то и дело поглядывая на побледневшего друга.       — Но все свидетели указывают на то, что напитки им принёс именно Сехун!       О протяжно вздохнул и закрыл ладонями лицо. Ли тоже всё поняла, но не знала, как оправдать парня.       — Там были не только мы. Эти напитки Сехуну дала Мина!       — С ней мы уже побеседовали. Девочка долго плакала и доказывала, что не причастна к этому происшествию. Тем более, свидетели её не видели, зато все вспомнили Сехуна со стаканами в руках. — Директор повернулся к парню и нахмурил брови. — Скажи, зачем ты это сделал? Ладно Минсок, он юноша и ему проще. Но Оми отдала свою невинность на глазах у пьяной толпы. У девочки глубокий шок и нервное потрясение, она не произнесла ни слова с того самого момента, как переступила порог родного дома, истерзанная и в разорванной одежде. Оми уже никогда не отмоется от этого позора! Ты понимаешь, что сломал ей жизнь?!       О замотал головой, не соглашаясь со словами директора, но и не в силах себя защитить.       — Тебе ещё повезло, парень! — недовольно заключил мужчина, поднявшись из-за стола и отойдя к окну. — Прямых доказательств того, что это ты подсыпал в стаканы афродизиак, нет. Если твой отец постарается и пообщается с нужными людьми, то дело удастся замять за неимением доказательств. К тому же, Оми отказалась подавать заявление в полицию. Знаешь, что она написала на клочке бумаги? Что никто в этом не виноват и она переспала с Минсоком по своей воле.       Сурин недоумённо взмахнула ресницами, а Сехун и вовсе одеревенел, сжав до боли кулаки под столом. Девочка видела, как мелко дрожит О, не в силах справиться с эмоциями. Она хотела подойти ближе, крепко его обнять и успокоить, но зоркий взгляд директора пригвождал к креслу и не давал возможности пошевелиться.       — И всё же с моей стороны будет разумно наказать тебя, О Сехун. Ты исключён из нашей школы, нам не нужны такие ученики! А ты, Ли Сурин, поставлена на учёт. Ещё один проступок — и ты пойдёшь следом за своим дружком. — Довольный реакцией растерянных подростков, мужчина указал на дверь и криво усмехнулся. — А сейчас идите в приёмную и ожидайте приезда своих родственников. На сегодня вы освобождены от занятий!       За всё время, что подростки просидели на жёстких стульях, они не перекинулись ни словом. Девочка видела, как трясёт Сехуна, как он нервничает и кусает губы, и не знала, что сказать и не сделать хуже. Хотелось крепко обнять парня, пообещать, что всё будет хорошо, но её сил хватило лишь на то, чтобы невесомо положить ладонь на его плечо и тут же убрать.       Первым приехал отец Сехуна. Сурин впервые его увидела и сразу же отметила их невероятную схожесть с сыном. Высокий мужчина в дорогом и хорошо сшитом костюме, остановил свой взгляд на подскочившем сыне и, не долго думая, отвесил ему звонкую пощёчину. Ли тихо вскрикнула, глядя на двух слишком похожих людей, застывших напротив друг друга, глаза которых были полны слепой ненависти и злости.       — Иди в машину! — коротко приказал О-старший, после чего стремительно зашёл в кабинет директора.       — Сехун! — позвала девочка, когда друг уже стоял в дверях.       Приблизившись, она крепко обняла О, сцепив руки на его талии, и спрятала тяжёлый вздох на его груди.       — Да ладно, мы же не навсегда прощаемся, — с грустью заметил парень, похлопав Ли по спине.       — Я попрошу дядю, чтобы он перевёл меня в твою новую школу!       — Не нужно, да и он не позволит. — Сехун отстранил от себя девочку и осторожно коснулся её щеки.       Сурин видела, что его собственная покраснела от отцовского удара. Хотелось приласкать горящую щёку, охладить собственной ладонью, но Ли даже рукой не успела пошевелить, когда губы парня легко коснулись её собственных, запечатав нежным поцелуем.       Широко раскрыв глаза, Сурин недоумённо смотрела на опущенные, чуть подрагивающие ресницы О, видела крохотный прыщик на переносице и никак не могла ни пошевелить губами, ни оттолкнуть от себя парня. Картинка казалась смазанной, теряющей свои очертания, но зажмуриться, чтобы сморгнуть собравшиеся в уголках глаз слёзы, было страшно.       Сехун отстранился первым и вышел из приёмной. Девочка осталась стоять на прежнем месте, слыша, как стихают в пустынном коридоре быстрые шаги О.       Спустя некоторое время после того, как отец Сехуна покинул кабинет, на пороге приёмной показался Чанёль в обществе молоденькой директорской секретарши. Не глядя на Сурин, он прошёл в кабинет, а девушка принялась с важным видом перебирать бумаги, изредка что-то подписывая и складывая в отдельную папку.       Казалось, что время застыло, но Ли впервые этому радовалась. Сейчас она пребывала в лёгкой прострации — не было ни сил, ни желания, чтобы думать над поцелуем Сехуна. Не хотелось размышлять о том, как поведёт себя дядя и какое наказание придумает. Пожалуй, лучшим выходом было продолжать сидеть на жёстком стуле и рассматривать совершенно безвкусную картину на противоположной стене, каждый штрих на которой уже успел намертво врезаться в память.       — Поехали!       Сурин подняла взгляд на Чанёля, вышедшего из кабинета, и невольно нахмурилась. Щёки дяди горели, словно директор от души отхлестал его пощёчинами. Но девочка понимала, что это не так. Что же ужасного произошло за закрытой дубовой дверью, что мужчина сам на себя не похож?       Боясь лишний раз тревожить Чанёля, Сурин молчала всю дорогу, пристально глядя на проносящиеся за окнами автомобиля дома и магазины. Удивлённая тем, что её привезли не домой, а в офис, она покорно поднялась вслед за дядей на нужный этаж, прекрасно помня, в какой стороне находится его кабинет.       По пути им встретился один из работников с журналом в руках. Он хотел что-то спросить у Пака, но столкнувшись с его взбешённым взглядом, поспешил ретироваться.       Увидев на месте Рэй пожилую женщину, разбирающую завалы документов, Сурин недоумённо замедлила шаг и приподняла брови.       — Никого ко мне не впускать! — рявкнул Пак, затолкнув племянницу в кабинет и наглухо заперев дверь.       Отойдя к широкому панорамному окну, он вытащил из кармана сигареты и закурил, глубоко вдыхая дым и пропуская его через лёгкие.       — Прости меня, — понимая, что директор уже всё рассказал, извинилась Сурин. — Это только моя вина, что я ввязалась в эту историю. Но мы с Сехуном не делали этого. Это всё Мина подстроила!       — Довольно! — вдавив окурок в дно пепельницы, приказал Чанёль. — Речь сейчас не о том, кто подсыпал отраву в стакан невинной девочки! Речь идёт о твоей вине! Ты меня обманула, не сказав, что идёшь на взрослую вечеринку! Я тебе сто раз говорил, что не нужно связываться с этой Миной, но ты послушала не меня, а своего малолетнего одноклассника! И за все выходные ничего мне не сказала про эти злополучные фотографии!       — Я знала, что ты будешь ругаться!       — Ты должна уметь признавать свои ошибки и нести за них ответственность, а не перекладывать вину на других! Я не знаю, как тебя воспитывал Чжесок, но я хочу видеть тебя ответственным и взрослым человеком! Совершила глупость — признайся. И слушайся меня, потому что я не желаю тебе зла!       — Прости, пожалуйста! Я больше так не буду! — роняя слёзы, умоляла Сурин.       — Ты знаешь, что сказал твой директор? Он обвинил меня в отсутствии воспитательских навыков. Что это я заразил тебя своей распущенностью, что я не смотрю за тобой, не занимаюсь твоим развитием, что предоставил тебя самой себе! И пообещал сообщить в соответствующие органы о нас, если ты ещё хоть раз совершишь проступок. А теперь скажи — я плохой дядя? Да, у меня никогда не было детей, но я стараюсь изо всех сил быть хорошим и понимающим. Но я не знаю, как правильно! А ты не хочешь мне помочь разобраться!       Сурин видела, как зол Чанёль. Видела проступившую на его лбу вену, которая судорожно сокращалась и пульсировала. Преодолев разделяющее их расстояние, она крепко обняла дядю, плача не для того, чтобы вымолить прощение, а потому что страшно.       Страшно, что дядя от неё откажется и отдаст в приют. Что больше никогда не будет прежним — ласковым, добрым и понимающим. Они прошли столь длинный путь от взаимной холодности и отчуждения до почти нормальной семьи, что становилось страшно потерять это в один момент.       — Прости, пожалуйста! Хочешь, я встану на колени? Только не отказывайся от меня! — умоляла окончательно впавшая в истерику девочка, обмякнув в мужских руках и норовя сползти на пол.       Понимая, что переборщил, Чанёль вновь прижал её к себе, но стоять было неудобно, поэтому он опустился в кресло, а племянницу усадил к себе на колени. Так они и просидели, пока рыдания не стихли, сменившись горькими всхлипами. Рубашка Пака была мокрой от слёз, но он не испытывал и капли раздражения, гладя Сурин по волосам и нежно касаясь губами горячего лба.       — Сехуна исключили из школы.       — Я знаю, — кивнул Чанёль. — Не проси перевести тебя в его новую школу.       — Не буду! — поспешила заверить Ли. — Как думаешь, мне стоит поговорить с Оми?       — Девочке сейчас и так плохо. Не думаю, что она готова к встречам. А вот с Миной нужно поговорить. Эта мелкая зараза подставила всех, выйдя сухой из воды.       — Тогда я сама с ней побеседую, — вытерев слёзы, пообещала Сурин. — Я знаю её телефон и адрес. Предложу встретиться и всё разузнаю. Должен же быть достойный мотив для столь гнусного поступка!       — Боже, родная, ты опять вляпаешься в неприятности, — замотал головой Чанёль.       — Я сглупила и должна попытаться всё исправить! Клянусь, что обо всём тебе расскажу и ничего не утаю. Больше никаких секретов между нами!       — Так уж и никаких? — лукаво прищурился мужчина.       Племянница как-то странно на него взглянула, а затем уткнулась носом в шею и завертелась, пытаясь сесть поудобнее. Чанёль невольно напрягся — чувствовать приятную тяжесть девичьего тела оказалось неожиданно интимно. Глухая вина душила мужчину, но и бесцеремонно согнать с колен пригревшуюся племянницу он не мог.       — Сехун меня сегодня поцеловал, — шёпотом призналась Сурин, почувствовав, как задеревенело тело дяди.       Кашлянув, он облизнул пересохшие губы и неожиданно понял, как чувствуют себя отцы, когда их малышки приводят в дом незнакомых парней и заявляют, что они теперь вместе. Ревность и тревога, злоба и раздражение — все эти эмоции моментально разорвали Чанёля на части, полностью вытеснив здравый смысл. Хотелось рвать и метать, найти грёбаного О и набить ему морду за то, что посмел украсть первый поцелуй его Сурин. Да как он посмел лезть к невинной девочке! А что, если у него есть грязные мысли на счёт Сурин? И он планирует переспать с ней на глазах у всех, а потом распространить эти снимки по всей школе и морально убить девочку, как это сделали с Оми?       — Тебе понравилось? — чтобы заполнить чем-то паузу, просипел Чанёль.       — Нет, — без сомнений ответила девочка, глядя в глаза мужчины.       Её руки лежали на его шее, крепко обнимая поверх воротника белоснежной рубашки. Дядя был так близко, что можно без труда разглядеть его морщинки в уголках глаз, колючую тёмную щетину на щеках, почти незаметную, если не приглядываться. Она видела трещинку на обветренных губах, тонула в тёмной глубине карих глаз и невольно представляла на месте Сехуна своего дядю. Что, если бы её поцеловал Чанёль? Она бы так же стояла с открытыми глазами, не в силах пошевелиться? Или осмелилась бы и, зажмурившись, подалась вперёд, робко раскрывая навстречу губы?       — Можно? — раздалось вежливое покашливанье у двери.       Одновременно повернувшись на звук и увидев нахмуренного Ифаня, родственники расцепили объятия и отскочили друг от друга. Поправив школьную форму и подхватив рюкзак, Сурин вежливо поздоровалась с Ву и тенью выскользнула из кабинета.       Прикрыв дверь, Ифань подошёл к другу, который нервно переставлял стаканы с карандашами, и опёрся руками на стеклянную поверхность стола.       — Что это было?       — Ты о чём? — вздрогнул Чанёль.       — Ты понял. Ёль, ты мой друг, я постараюсь принять любое твоё решение… Но не делай того, о чём впоследствии будешь жалеть.       — Ты всё не так понял! — взвился Пак.       — Я тебе так скажу — хочешь бабу, обращайся, помогу. А Сурин жизнь не ломай, она и так судьбой покалеченная.       За Ифанем уже давно захлопнулась дверь, а Чанёль продолжал стоять на прежнем месте, сжимая в ладони сломанный пополам карандаш.

***

      На удивление, Мина ответила на звонок и даже согласилась встретиться на нейтральной территории — после всего случившегося Сурин бы точно не решилась появиться в гостях у школьной королевы.       Девочка ждала её в одном из немноголюдных кафе недалеко от офиса дяди. Мина пришла с опозданием в пару минут. В бесформенной куртке, в надвинутом на глаза капюшоне и чёрных очках, она мало походила на уже знакомую красавицу. Её нос распух и предательски хлюпал, а на щеках проступили красные пятна. Почему, интересно, она плакала?       — Хочешь поговорить о случившемся? — без труда догадалась девушка, заказав у официантки чашку чая. — Только я не дура и ничего тебе не расскажу. Ты, небось, диктофон где-то спрятала, чтобы записать наш разговор, а потом предъявить его в полицию?       — Не стоит всех судить по себе, — холодно отрезала Сурин. — Хочешь, проверь мои карманы и рюкзак. У меня нет цели тебя подставить. Тем более, что этим уже ничего не исправишь.       — Так что ты хочешь услышать?       — Зачем ты это сделала?       — Зачем подсыпала в стаканы отраву? Хотела поиздеваться — над Оми и Минсоком. Ким так преданно любил эту заучку, бегал за ней, как щенок. Вот я и дала им возможность узнать друг друга получше. — Мина спрятала пальцы в рукавах куртки и подалась вперёд. — Я не знала, что это афродизиак. Я попросила знакомого дать мне лёгкой наркоты. Хотела посмеяться над ними. Клянусь, я не думала, что они возбудятся и накинутся друг на друга. И уж точно не ожидала, что остальные начнут это снимать, отпускать мерзкие комментарии, а затем разошлют снимки всей школе! Они же хотели сменить Минсока и трахнуть Оми по очереди, но я чудом смогла её увести из этого дома!       Неожиданно Мина расплакалась и спрятала лицо в ладонях. Пришедшая официантка недоумённо поставила перед ней чашку чая и взглянула на Сурин.       — Всё хорошо, — натянуто улыбнулась Ли, и только после этого девушка ушла, подозрительно оглянувшись напоследок.       — Ты не представляешь, как я испугалась! — сипела Мина, не отнимая руки от лица. — Я привезла её домой и оставила в подъезде, мне было страшно смотреть в глаза её родителям!       — Но ты понимаешь, что совершила ужасный поступок? Оми и Минсок теперь опозорены, Сехуна исключили из школы, а меня поставили на учёт.       — Я знаю! — крикнула девушка, сдёрнув очки и подняв на Ли совершенно больные покрасневшие глаза. — Но я не пойду к директору с повинной. Считай меня трусихой и слабачкой. Мне всё равно!       — Я просто хочу понять, зачем ты всё это сделала?       Несколькими глотками выпив чай и положив под блюдце крупную купюру, Мина поднялась из-за стола и поманила Сурин за собой. Они вышли на улицу, миновали припаркованный у кафе джип, рядом с которым стоял невозмутимый охранник, направившийся следом на расстоянии пары десятков метров.       Медленно наступали сумерки, загорались фонари, от реки тянуло холодом, но Мина всё равно перевешивалась через перила моста, глядя на тёмную воду и не обращая внимания на шум проезжающих мимо машин. Сурин стояла рядом, думая о чём-то своём, не нарушая воцарившейся тишины.       — Когда Оми перевелась в нашу школу, я сразу обратила на неё внимание. Такая маленькая, хорошенькая, напуганная… Она жалась к школьным стенам, не решалась ни с кем заговорить, а мне почему-то хотелось защищать её ото всех, — Мина грустно улыбнулась, подставив мокрое от слёз лицо порывам ветра. — Я предложила ей дружбу, Оми согласилась. В школе мы, по инициативе Рой, почти не общались, зато за её пределами часто виделись и гуляли. Она знала, что мне нравился Сехун, постоянно спрашивала о наших отношениях, а я, как все влюблённые девушки, была рада, что нашлись свободные уши, и без стеснения рассказывала обо всём, что меня беспокоило. А потом я узнала, что ей тоже нравится Сехун. При том, не сама Оми мне это сказала, а я заметила — эти взгляды, улыбки, которые она посылала ему, когда думала, что я не вижу.       Сурин нахмурилась, не смея перебивать Мину, чувствуя, как не просто ей даются слова откровений.       — Недавно в нашу школу перевелась Миён — моя двоюродная сестра, я рассказывала о ней, но не совсем правду. — Девушка поправила сползшие на кончик носа очки и тоскливо улыбнулась. — Мы часто общались втроём, и всё было неплохо до одного дня. Как-то я подслушала их разговор. Они шептались о том, что я недостойна Сехуна и он, мол, должен быть с одной из них. Они говорили обо мне гадости, насмехались, а когда заметили меня, стали привычно улыбаться и шутить… Знаешь, когда я узнала, что Сехун нравится Оми, то закрыла на это глаза. Но во второй раз простить её не смогла. Тогда я напоила их, сделала те откровенные фото и расклеила по всей школе, предварительно отослав Сехуну. На удивление, моя месть не принесла мне успокоения и ощущения победы. Тем более, что Оми, которой я восхищалась и с которой мечтала дружить, оказалась совершенно бесхребетной лгуньей, готовой на всё ради достижения цели. Она терпела мои унижения, лишь бы быть ближе к Сехуну. Использовала меня в своих целях. Ненавидела, но в глаза говорила, что любит. И я не выдержала!       — Но сейчас ты чувствуешь вину? — прервала её Сурин.       Мина задумчиво сняла очки и пристально взглянула на Ли. Она медлила, щурила глаза и сжимала в пальцах скрипящие дужки очков, но всё же ответила.       — Мне стыдно перед малышкой Оми, которую я когда-то любила и хотела оберегать. Ту Оми, в которую она превратилась, я ненавижу.       Сделав пару шагов назад, Мина развернулась и ушла, не попрощавшись. Сурин покачала головой и опустила взгляд — туда, где недовольно бурлила река Хан, готовясь к новой зиме.