Волнуюсь. Море

Сам не понимая почему вздрогнул, когда тихий шелест солёной воды затопил всё вокруг. Смешался с ветром — голодным, злым, гуляющим по степи, а потом ухающим со всего разгону в море. «Этого не может быть», — прошептал про себя, прекрасно зная, что — может. Кто-то со мной играет. Смотрит на реакцию. Смеётся за тонкой гранью реальности. Земля вдруг ушла из-под ног. Я вскрикнул, но голос утонул в насмешливом шелесте волн. — Мы — вечность. Мы — время. Мы видели эти места, когда нога человека не ступала по этим берегам. Нам ли слушать вас, кто пришёл на день? Во рту пересохло, перед глазами всё застлала непроницаемая мгла. В одно мгновение я потерял возможность слушать и ощущать. Даже возникший внутри ужас не полностью прочувствовался, оставшись словно за стеной из толстого стекла. А потом вдруг ударило солнце. До боли, до слёз. Заиграло живым серебром в голубой с прозеленью воде, приласкало моё лицо мягким жаром лучей. Ветер налетел, закружил жёлтый песок. «Какой ещё песок? — совсем не к месту мысленно изумился я. — Ведь тут битый ракушняк». — Смешные вы, люди… Сквозь танцующие песчинки я с трудом сумел различить фигуру сидящего человека. Ноги скрестил, руки поднял. Длинные пальцы вырисовывали в воздухе какие-то странные узоры. Откуда-то донёсся звон колокольчиков и глухой стук барабанов. Я засомневался. Человек ли? Слишком плавные движения, слишком странно изгибается — уж скорее колышется на ветру, как степной ковыль. Существо захватило песок одной рукой и тоненькой струйкой начало пересыпать в открытую ладонь. Ветер стих. Но золотисто-жёлтая песчаная пелена осталась. Внезапно я осознал, что мне крайне важно узнать, сколько времени будет пересыпаться песок. Ведь именно… — Ещё рано! — прошипел кто-то на ухо и с силой вытолкнул назад. Мобильный обжёг пальцы. Я невольно вскрикнул и выпустил трубку. Голова гудела. Сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя. Будто сквозь плотную пелену с улицы доносились детский смех и громкий говор взрослых. Потерев лицо ладонями, словно пытаясь стереть наваждение, я осмотрелся. Никакого и намёка, что только что меня выбросило из реальности. Чайник, чашка, кровать, белые стены. Кто-то определённо получает удовольствие от игры. С одной стороны — не привыкать, с другой — приятного мало. Я бездумно уставился на пол, на бежевый коврик. Внезапно вспомнилось, что едва я открыл глаза, сразу увидел рыбацкий крюк. Теперь его нигде не наблюдалось. Обыскав всю комнату, я понял, что от крюка и след простыл. Покорив какое-то время себя за нерасторопность и растерянность, ухватил полотенце и пошлёпал в душ. Кожа покрылась испариной, а волосы тонкими прядями липли к шее. Ненавижу лето. Прохладная вода привела в чувство. Загадочный перенос в другое место и время отошёл на задний план. Ощущения, конечно, не из приятных, но, возможно, Грабар сумеет достать что-то ценное. Быстро одевшись, я ещё раз окинул взглядом номер. Почему-то появилось стойкое ощущение, что здесь находится кто-то ещё. Прислушался. Пропустил по телу земной ток, стараясь дотянуться до самой земли, на которой воздвигли здание. Разочарование кольнуло острой иголочкой. Ничего чужеродного и непонятного. Жаль. Дом удивлённо отозвался тысячами шепотков: настороженными, любопытными, заинтересованными. Почуял чужака. Но чужака, способного говорить на его языке. Я улыбнулся и мягко погладил сухую белую стену. — Верю-верю, — прошептал еле слышно, посылая сквозь кончики пальцев энергию земли. — Не ты желаешь мне зла, не я тебе. Дом словно шумно выдохнул и успокоился. Однако, прежде чем закрыть дверь и провернуть ключ в замке, всё же ещё раз внимательно оглядел номер. Что-то не так. Бодро спустившись со второго этажа, я едва носом к носу не столкнулся с давешними девчонками. Рыженькая знатно подрумянилась на солнце: от икр до кончика вздёрнутого носа, усыпанного золотыми веснушками. Брюнетка выглядела получше: то ли сидела в тени, то ли просто не становится угольком сразу. Она угрюмо поглядывала на подругу и тянула сумку и зонтик. Зонтик, кстати, выглядел весьма плачевно. Судя по всему, его всё же сдуло в море. — И не надо ничего говорить, — внезапно огорошила рыжая. Я озадаченно проводил девчонок взглядом. Брюнетка прошла мимо меня, но потом обернулась и легонько пожала плечами, мол, не берите в голову. Я с трудом удержал улыбку. Эх, женщины. Вот говоришь же, ан нет! Всё надо сделать по-своему. На этот раз дорога к морю показалась куда короче. Дом Далевой заведомо обошёл стороной. Надо подождать до темноты, тогда можно и приближаться. Да и местность вокруг прощупаю — будет куда удобнее набрести на след Кристины. Детский — он лёгкий, серебристый, почти прозрачный. Душа человека уходит из бренного мира, а след остаётся. Но не слишком долго. Лучше всего искать в течение трёх дней. Хорошо держится — до девяти. К сороковому дню после смерти истлевает до невидимой ниточки. Кое какие отголоски могут оставаться и до года, но очень редко. А детский след вообще поймать нелегко — слишком мало ребёнок провёл времени на земле, вот и не держит его нисколечко. Солнце медленно катилось к закату. Отдыхающих стало чуть меньше, но немного. Я остановился возле бетонной стены, исписанной краской из баллончика, на приличном расстоянии от лениво накатывавших на горячий от дневного зноя берег. Море — это хорошо. Но не для меня. Мимо прошли бабушка с дедушкой, ведущие за руки непоседу-внука. Внук бросил на меня любопытный взгляд и вприпрыжку поскакал дальше. Конечно, выглядит немного странно: все смеются, загорают, плещутся в волнах. Только я не вписываюсь в эту радужную картину. Не так внешне, как внутренне. Мой отдых остался в городе. Чтобы там не говорили, а город я люблю. Даже несмотря на то, что там Городовой… Ветерок легонько пошевелил волосы, огладил предплечье, коснулся кисти. Я замер. Знакомо. Значит, не ошибся в своих выводах. Легонечко пристукнул каблуком по земле — пробежала едва ощутимая дрожь. Пробегавшая мимо рыжая собачонка недовольно тявкнула. Ветер налетел снова. Окутал тёплыми прозрачными объятьями, зашептал на тысячах языков, убаюкал, словно маленького ребёнка. Стало почему-то уютно и немного щекотно. Я невольно рассмеялся. — Какое чудо, — раздался за спиной чуть хрипловатый мужской голос. Тихо-тихо — не понять: где шёпот ветра, а где — человека. Слева возникла длинная тень. Солнце окрасило волны золотисто-красным. Показалось, что на мгновение удалось ощутить на своей щеке чьё-то осторожное дыхание. Я медленно развернулся. И поражённо замер, уставившись в пустоту перед собой. Никого. Захотелось протянуть руку и пощупать воздух. Понимая, насколько это будет глупо выглядеть со стороны, я всё же воздержался. Тихий смех, раздавшийся у самого уха, заставил вздрогнуть. — Чудо, — выдохнул невидимый собеседник. — Ничего не бойся — дождись тьмы. Я появлюсь. Сердце бешено застучало. Меня нашёл Шепчущий с ветром. Сам нашёл. Это и радовало, и напрягало одновременно. Из всех чувствующих они самые неуловимые. Да и неудивительно, когда сам ветер в покровителях. Цепочка следом выстроилась прямо передом мной. — Пошли-и-и… — выдохнул ветер, рассмеялся нечеловечески, словно сказочное существо, сошедшее со страниц незаконченного романа. Что-то ухватило меня за запястье и уверенно потянуло куда-то вперёд. Сердце испуганно ёкнуло, однако мне не дали опомниться, утягивая дальше. Только не по поросшей высохшей травой дорожке, а по воздуху. Сквозь время и… Я зажмурился от нахлынувших на меня образов. Время и сознание. Вокруг стоял запах яблок. — Мама, смотри, какие ракушки! — звонкий голос Кристины. — Я такие никогда не видела. Солнце стоит в зените. Мать подходит близко-близко. Смотрит на маленькие ладошки, на которых странно поблёскивают вытянутые веретенообразные предметы. Она хмурится, убирает за ухо светлую прядь. — Это не ракушки, — говорит она глухо и забирает с руки дочери три серебристых веретенца. Долго смотрит. Море накатывает на берег, целует её босые ступни. Мать щурится, шепчет что-то одними губами — сухими, потрескавшимися. Долго всматривалась, словно хотела в чём разобраться. А потом вдруг поднимает голову, щурится, глядя на раскалённое солнце. Сжимает руку так, будто хочет раздавить серебристые безделушки. А потом потрескавшиеся губы приоткрываются: — Будь ты проклят, — шепчет она так, что меня обжигает волна ненависти. Размахивается и зашвыривает веретёнца в воду. Три серебряных блика вспыхивают маленькими звёздочками и падают в зеленоватую холодную воду. Откуда-то доносится странный гул, в котором слышится издевательский смех. Кристина вздрагивает и хватается за белую юбку матери. — Мама, что это? Мама… Я открыл глаза и шумно выдохнул. Чёрт, кажется, стою у самой кромки моря. Хорошо меня потянуло. Посмотрел украдкой по сторонам — никто на меня не пялится. Это хорошо. Значит, Шепчущий сделал всё красиво. Море с шипением плеснуло на мои ноги, заставив вздрогнуть. Холодно. Я тут же сделал шаг назад. Кажется, короткое путешествие на побережье малой кровью не обойдётся. Все так или иначе пытаются сунуть меня в воду. Но выхода нет. Ждать, пока пылающий шар солнца скатится за горизонт — тогда можно посмотреть на моего неожиданного собеседника. Порой бывает, что получив слишком серьёзный дар, его сложно удержать в себе. И тогда начинаются… неприятности. Я вздохнул, задумчиво глядя на воду. Ветер снова растрепал мои волосы, игриво дёрнул свободную футболку. Подожди, радость моя, ещё чуть-чуть. Тогда и с хозяином твоим поговорю, и тебя приласкаю. Я хорошо слышу землю. Не жалуюсь. Не зря считаюсь одним из лучших специалистов в Херсоне… и всём южной регионе. Потому Городовой и терпит меня. Впрочем, должок за ним тоже имеется… — Скоро… — прошептали рядом. — Закат солнца — как конец жизни. Но там где заканчивается одна, сразу же начинается другая. Ветер заволновался, кинулся на волны, вспенил их белыми гребешками. — Да ты мудрец, — лениво обронил я. — Да, я такой, — тут же согласились со мной. — Станешь тут мудрецом, когда рядом с тобой Трое и Сестра. Сказанное заставило вздрогнуть. Этого я не ожидал. *** — Когда Трое и Сестра пришли на эти земли, то всё выглядело иначе. Уж неизвестно, почему остались именно они, потеснив остальных. Они носят миллионы лиц и шепчут разными голосами. Каждый знает то, что человеку неподвластно. Встретить на своём пути кого-то из них — большая удача. Только не всегда она оборачивается добром. Раньше я этих слов не понимал, да и сейчас не особо. Звёздное небо раскинулось над головой. По чёрному полотну рассыпались белые и золотистые искорки. И кажется, что раскинул бы руки и обнял всё это небо, но оно смеётся в ответ – много, Не зло — по-доброму. Южная ночь. Тёплая. Морская вода стала чёрной, лёгкий ветерок пробрался под одежду. Разведённый на берегу костёр тихо потрескивал. — …и остались они здесь, разделив землю, — продолжил сидевший напротив сухощавый парень. Такие они… Шепчущий с ветром оказался моложе, чем я предполагал. Худой, высокий, нескладный. В прямоугольных очках, в которых сейчас отражалось пламя костра. Светло-русые волосы были зачёсаны назад. Клетчатая рубашка висела мешком. Джинсы порваны, кеды — в пыли. Стоило ему только отодвинуться назад, как очертания худого тела мигом растворялись в ночи. Глядя на него, я понимал, что далеко не всё знаю про игры энергии и нежелательные последствия. Вот Игорь, так он представился — Игорь Липа, переиграл. И физическое тело теперь днем не существует. Только ночью. Да и то — если ветер не слишком сильный. Пришлось прилично побродить по берегу, чтобы отыскать укромное местечко и дождаться темноты. Игорь не заставил себя ждать. Едва затрещали сухие ветки, как Шепчущий с ветром вышел ко мне. Огонь — одна из сильнейший стихий, поэтому чтобы привлечь к себе Шепчущего как можно скорее, решил подкрепить свой зов огнём. Сработало и в этот раз. Только сидя сейчас на берегу и глядя в блеклые светло-голубые глаза за стёклами очков, я понимал: спешить нет смысла. Игра с энергетикой ветра забрала не только физическое тело, но и часть разума Игоря. Нет, не сделала его сумасшедшим, но явно… не от мира сего. Потому и не пытался перебить его и поторопить с рассказом о Троих и Сестре. Движения Игоря были странно угловатыми, немножко неправильными, словно он привык к скорости ветра, а теперь не мог быть таким же лёгким и всепроникающим. — Он выходит из моря, — глухо проговорил Игорь и глянул на меня. В голубых глазах на мгновение исчезло всё человеческое. У меня по спине пробежали мурашки, но я храбро выдержал этот взгляд. Хоть и пришлось затаить дыхание. Игорь снял очки, потёр узкую переносицу. Ветер закружился рядом, взъерошил его русые волосы. — Его не увидеть, — продолжил хрипловатым голосом. — Ни ночью, ни днём. Однажды… рано-рано, почти на рассвете, мне удалось разглядеть на песке след. Такие… неровные клетки. Словно кто-то пытался поймать песок в сеть. А может, и воду… Я прикрыл глаза, мысленно вспоминая слова Грабара. Сеть. И крюк. Отметины на телах жертвы. Есть кто-то, кто орудует этими вещами так, что не приснится и в страшном сне. — Рядом были следы, — продолжил Игорь, и я вздрогнул. — Следы? — тихо переспросил я. — Какие? Но Шепчущий, кажется, меня не слышал. Смотрел куда-то в чёрную даль, изучая на впитавшую ночную тьму морскую воду. — Они уходили туда. — Худая рука указала в сторону моря. — И скрывались там… Да уж, очень радужная перспектива. Ветер ласковым котёнком потёрся о мою руку. Легонечко пошевелив пальцами, я улыбнулся. Ветер порой лучше людей. Но земля — лучше ветра. Прости, малыш, я предан другой стихии. Игорь сам посмотрел в указываемом направлении. — Это не были человеческие ступни, — тихо и глухо сказал он. — Будто неоформившаяся лапа какого-то существа из древних времён. — Больше похоже на хвост? — попытался я хоть немного конкретизировать слова Шепчущего. Он медленно, словно серьёзно раздумывал, кивнул. И тут же сказал: — Но не совсем. Я никогда такого не видел. Я глубоко вздохнул. А чертовщина-то творится совсем рядом. И будь проклят тот день, когда сюда сунулись Трое и Сестра. Поговаривают, что после их появления в каком-либо месте аномалии начинают сыпаться в таком количестве и с такой скоростью, что Городовые хватаются за головы. — Нет, ты не думай, — внезапно хитро улыбнулся Игорь, и я понял, что всё беседа только начинается. — Тут странного всегда хватало. Это вы живёте далеко, землю слушаете и горя не знаете. Она же твердь, она же не предаст. Кольнуло сердце обидой, но потом я только криво усмехнулся. Что правда, то правда. Земля не предаёт. А море — неверное. Не успел что-то понять, а его уже смыло волной, оставило во рту солёный привкус. И нет ничего: ни следа на песке, ни горсти земли в руках. Ничего. — Но с чего бы морю против своих ополчиться, — тихо произнёс Игорь и как-то резко, даже дергано пожал плечами, словно отрицал собственные словами. — Не знаю. Неправильно это. Безобразия тут творятся не пойми отчего. И смерть маленькой девочки… Он снова пожал плечами. Только ветер подхватил едва прошелестевшее: «непонятно-непонятно-непонятно». Я поёжился. Что-то нехорошее и неправильное здесь было. И, кажется, надежда на помощь не совсем оправдалась. — А как смерть связана с Трёмя и Сестрой? Ветер замер. Игорь посмотрел на меня. Вдумчиво, странно, словно смотрел сквозь моё тело куда-то очень далеко. — Они приходят, когда им вздумается. Их порядки — порядки хозяев. Недавно прошла тут царевна-лебедь, к морскому владыке ходила. Я повёл плечами, почему-то стало зябко и неуютно. Точнее, шло полное несоответствие: мягкого голоса, рассказывавшего, на первый взгляд, сказочную историю и холода, идущего изнутри. Море слушало рассказ Шепчущего с ветром, тихо смеялось, давало возможность говорить. Но при этом я прекрасно понимал, что оно внимательно ловит каждое слово и само решает: что мне следует знать, а что нет. Упоминание о царевне-лебедь заставило меня нахмуриться. Вот уж не думал, что она может оказаться тут. Если к морю пришла. Я разозлился и шумно выдохнул. Так, только всё запутывается всё больше. — Я только кое-что вижу, — произнёс Игорь, сделал какое-то неуловимое движение длинными худыми пальцами. Ветер кинулся в волны, зашумело рассерженно море, отвлечённое от нашей беседы шутником-вихрем. — Тот, кто выходит из него. — Короткий кивок в сторону беснующихся волн. — Пришёл издалека. Не только по расстоянию, но и по времени. Поэтому и ответа тут не найти. Игорь медленно поднялся. Тонкие губы что-то шепнули — ветер вмиг стих. Поднял руку, однако я перехватил угловатое запястье. — Ты подарил мне видение. Днём. Что это было? С чем оно было связано? Что знает Екатерина и почему она слала проклятия? Спустя мгновение я понял, что ничего не ощущаю. Светло-голубые глаза смотрели на меня с какой-то неописуемой грустью и очень мягким упрёком. Ветер коснулся моего лица, пошевелил волосы, выдохнул на ухо: — Спроси у снов. Игорь растаял, словно рисунок из серебристого песка на стекле. Мою ладонь обожгло холодом, словно только что ухватился за металл, пробывший несколько часов на морозе. Ветер засмеялся нечеловеческим голосом, с силой задул, загасив в один миг весело трещавший костёр. Я едва успел прикрыть ладонями лицо, защищая глаза от песка и пыли. — До встречи, Ян, — прошептал ветер с грустной интонацией Шепчущего. Внутри появилась злость. Ну, надо же. Развели, будто мальчишку. В сердцах топнув ногой, я повернулся к морю. Ну, ничего, всё равно я не отступлю. Пусть придётся перелопатить всё дно Азова. Достану. Резко развернувшись, я пнул попавшийся на дороге камень и направился в гостевой дом, решив по дороге завернуть к Далевой. Не в гости, разумеется. Когда в одиннадцать к тебе в дом заявится незнакомый мужик, вряд можно обрадоваться. Пока я шёл, появилось странное чувство, что кто-то непрестанно смотрит мне в спину. Замер — ничего. То ли уже паранойя начинается, то ли и правда здесь что-то не так. Прислушался. Только шелест листвы деревьев и ещё слышится плеск волн. Больше ничего нет. Даже отдыхающие не гуляют. Оно и ясно — в этой стороне пансионаты для детей, тут покой и природа. Никого и не пустят. Буянить недопустимо, а потому – тишина. Я снова зашагал по дороге, пролегавший между спящими домиками с деревянными заборами и низенькими калитками. Где-то залилась тоскливым воем дворовая собака. Ей тут же ответили из соседних дворов. Ощущение, что слежка продолжается, стало сильнее. Я послал слабенький импульс в землю. Он юркой змейкой скользнул назад. Тут же по моему телу прошла лёгкая вибрация, давая понять, что кто-то читает мои шаги и идёт следом. Только идёт почти невесомо, надолго останавливаясь и внимательно следя за своим энергетическим фоном. Я про себя усмехнулся. На ловца и зверь бежит. Какая прелесть. Что ж, кажется, мои планы немного изменятся. Екатерина немного подождёт. Ставить метки на доме в присутствии свидетеля я не стану. Засвистев какой-то пришедший в голову мотивчик, я сунул руки в карманы и беспечно направился в свой гостевой дом. Ветер всё так же шелестел листвой. Собаки остались далеко за спиной. Но преследователь не отставал. Казалось, я слышу шорох, слышу хрипловатое дыхание, чувствую… лёгкий запах соли. Показались ворота и, скользнув во двор, я замер возле стены. На детской площадке никого не было. В окнах горел свет. Повезло, что отдыхающих здесь не так много и никто не смотрит на странного парня, замеревшего каменной статуей. Преследователь замер. Потянуло сероводородом. Я глубоко вдохнул и задержал воздух. Голова, правда, всё равно закружилась. Раздался глухой рык. Мой лоб покрылся холодным потом. Земля под ногами приобрела приглушённо-красный цвет, словно я стоял на тлеющих огнях. По венам пробежал жар. Тш-ш-ш, ещё рано. Что-то с силой ударило по створке ворот. Металлический лязг заставил вздрогнуть. Следом — жалобный скрип замка. Я медленно поднял руку, но вовремя остановился, услышав разочарованное рычание. Значит, не может войти. Нечего себя выдавать. Длинный почерневший червь скользнул в щель между кирпичным забором и воротами. Я с трудом удержал вскрик. Спустя миг понял, что это не червь, а отвратительно изогнутый коготь. «Убирайся, убирайся», — твердил я, очень слабо представляя, если это существо всё же сумеет пробраться во двор. Это не игрушки Городовых и прочей нечисти, тут живые люди. Оно разочарованно выдохнуло — как-то со странным свистом, словно не могло дышать обычным воздухом. Я облегчённо выдохнул. И тут резко зазвонил мобильный.