Бумеранг.

Я думал, что не смогу дышать. Это случилось так быстро, что я не успел ничего понять о произошедшем. В ушах шумит, кисти рук потряхивало, а вены на шее будто вздулись. Совершенно не чувствовал ног, они были словно ватные. Заглатывая ртом воздух, я заставил себя пойти. Остановились некоторые машины, включая ту, что сбила Марка. Подхожу ближе к этой иномарке и мне становится не по себе, в глазах временами темнеет, и кажется, что я задыхаюсь. Завернув, я увидел лежащего парня. Своего врага номер один и просто одноклассника, который заставил мое сердце в очередной раз сжаться. Только на этот раз из-за него. Сердце колотилось сильнее с каждым долбаным шагом, водитель сидел возле парня и пытался привести его в чувства. Я замер. Бесповоротно был прикован к асфальту. Хотелось проснуться. Треснуть по щеке, ущипнуть себя, чтобы не верить в то, что происходящее не сон. Было страшно. Страшно лишь от одной мысли, что его нет или его может не быть. Не хотелось верить. Нужно было настроиться, помочь ему. Я не готов терять близкого человека. Да мы никогда особо не ладили, но все же он не чужой. По крайней мере для меня. Собрав волю в кулак, подбежал к пострадавшему. Оттолкнул водителя, и почему-то проорал, чтобы тот вызвал скорую. Возможно нервы тому виной. Сам же убедившись, что Марк дышит попросил у зевак-водителей нашатырный спирт. Слегка похлопывая парня по щекам, поводил возле его носа ватным диском с раствором: — Открой глаза! Очнись же! Давай, просыпайся! Неожиданно Порохов закашлялся, постукивая себя по груди. Потом приоткрыл один глаз, и как-то странно посмотрел на меня. Я просто тоже пялился на него и не знал, что теперь делать. Может сделал что-то не так? — А искусственное дыхание? Ты спасать меня собираешься? А если бы я умер? Бесчувственный. — начала возникать сбитая Пороховская тушка, усмехается. И тут у меня появилось дикое желание придушить этого полоумного идиота: — Сука. Облегченно выдохнув, помог парню пересесть на бордюр, отвесив предварительно ему подзатыльник за его выступления. Кто-то из зевак уже расходился, многие машины продолжили свой путь, водитель удостоверившись, что с парнем все нормально переиграл ситуацию методом нападения. Мол куда он смотрел и надо быть аккуратнее и о том, какой он хороший мастер вождения, что успел вовремя затормозить иначе бы от этого дубины и следа не осталось. Я хотел было возразить, но этот тип прыгнул в свое авто и по-быстрому свалил. Номер этого идиота я запомнил, найду его позже. Сразу же подъехала машина скорой помощи, помог поднять Марка и усадить в автомобиль. Врачи скорой, осмотрели парня и обработали всего-то пару ран. Ну, не то чтобы раны, так себе - ссадины. Залепили пластырем и отпустили домой. Везунчик, отделался легким испугом. Я все это время молча наблюдал за происходящим. Не мог понять, что за дурацкое чувство, когда мне показалось, что я его потеряю. Пока был в Америке, просто скучал, хотелось его опять подразнить, достать. Ненавидел и скучал одновременно. Черт. Но сейчас, — не знаю. Во многом я был рад встрече, так как произвел на Марка нужное впечатление. А когда он признался, что сам скучал — я не поверил, сначала. Трудно было поверить в то, что этот бездушный ублюдок, мать его, стал каким-то другим парнем. Нормальным что-ли. Или это меня так сильно испортили штаты? Я всегда думал, что люди не меняются. В чем именно я ошибаюсь? Из-за всей этой богадельни, мне пришлось вызвать такси и отвезти Марка домой, так как свой телефон он умудрился где-то просрать. Ко всему прочему, он отбил себе задницу, когда падал и на протяжении уже двух часов ныл и жаловался на легкую боль. Пришлось терпеть и слушать, я не доктор АЙ-БОЛИТ! — Спасибо, что подбросил и прости, — стоя возле дома парня, Марк пытается оправдаться, подходит ближе и пробует меня обнять. Но я быстро пресек эту возможность и отстранился, упираясь рукой ему в грудь. — Ты чего? — Спокойной ночи, Марк, — спокойно проговорил и, развернувшись, пошел обратно, в сторону своего дома. Нужно было привести мысли в порядок и просто выспаться, завтра нужно в школу. Одиннадцатый класс как никак. Еще надо найти братца. Куда он смылся? — Неужели тебе похуй? — прокричал Порохов мне вслед, и я остановился. На улице было прохладно, но не на столько, чтобы одевать куртку. Моей толстовки вполне хватало, и я рывком застегнул молнию. Слегка поежился и повернулся назад: — Мне не похуй. Я в ахуе от твоей беспечности! Тебе повезло, что водила лишь задел тебя и ты отделался парой царапин. Ты не видел куда прешь? Ты понимаешь, что я чувствовал? Ты знаешь, как я испугался?! За тебя, дебил, испугался! А теперь ты говоришь просто "прости"? — А что я должен сделать? Упасть на колени? Вручить цветов? Спеть серенады о том, что я не прав? А-а? Что, блять, я должен сделать? Как принцесска, блять! — в ответ прогорланил Порохов и наоборот, в отличии от меня, стянул с себя олимпийку. Что? Жарко стало? Злость просто выворачивала изнутри оттого, что этот кретин сравнил меня с девчонкой. Козел! Что-то щелкнуло в моей голове и я, подбежав к этому мудаку, втащил ему с кулака прямо в его смазливую морду. Марк пошатнулся, потирая ударенное место и с ответной злостью посмотрел на меня. Зрачки его расширились и в темноте казалось, что его глаза просто черные, в которых виднеется лунный блик. Бесит. Мы передрались. В момент, когда я бил одноклассника по ребрам, а Марк в ответ драл меня за волосы и красноречиво матерился — нас разъединил какой-то мужик около сорока лет. Подтянутый дядька в светлых бриджах и растянутой футболке. — Что здесь происходит? — хрипловатым голосом произнес мужчина, и осуждающе посмотрел на Марка. Тот стал каким-то вмиг шелковым, заткнулся и опустил глаза, потирая отбитые места. — Здрасте, — выпалил я, вспоминая о том, где я видел этого мужика. — Бать, сейчас я друга провожу и зайду, — выпрямившись, Марк вытащил пачку сигарет. Порохов старший окатил нас обоих недоверчивым взглядом, подойдя к своему отпрыску, вырвал из рук пачку и выкинул её в мусорное ведро, что стояло рядом с домом. Затем перевел взгляд на меня, ухмыльнулся и выдал: — Раз друг, тогда заводи. Познакомимся. Отец Марка вальяжной походкой дошел до двери подъезда и, хмыкнув, поднялся наверх. Мне идти туда не хотелось. Наши отношения с Марком нельзя назвать дружескими. Мы не друзья. То, что он побывал у меня в квартире и пару раз чмокнул то, это еще ничего не значит. И вообще я не уверен, что он не заразил меня каким-то гомосятским вирусом. Такого раньше не было, чтобы до такой прямо степени. Порохов бросил на меня многозначительный взгляд и сузил свои ужимки. — Даже не думай. Я не пойду! — решительно ответил парню и развернулся, чтобы уйти наконец, но... Марк уцепился руками в мою талию и резко прижал к себе. Сказать, что я забыл как дышать? Да, черт возьми. Забыл. Спиной чувствовал, как поднимается и опускается его грудь, сердцебиение. Дважды за день испытываю это странное чувство остолбенения. Что мне делать? Оттолкнуть? А вдруг нас кто-то увидит? Что тогда люди подумают? Это не Америка, где такие отношения считаются нормальными. Здесь за такое побьют. Да еще так, что родная мама не узнает. Что вообще за дебильные отношения, то деремся, то обнимаемся, то собачимся, то лобзаться лезем. Невыносимо. — Пожалуйста, — Марк произнес на выдохе всего слово, а по моей спине уже пробежало полчище мурашек. — Мама наверняка тоже дома. Всего на двадцать минут. Филь, пожалуйста. — И ты потом от меня отстанешь? — слегка повернул голову назад и встретился с омутом карих глаз. Правда, подбитых глаз. Возле правого ярко красовался синий фонарь. И от этого я невольно улыбнулся. Судя по моему выражению лица, Марк скорее всего понял откуда эта улыбка и решил съязвить: — Не скалься. Твое личико тоже неплохо разукрашено. — Ах-ах. Сука, — высвободившись из настойчивых объятий, я все же согласился зайти на двадцать минут... Когда мы зашли в квартиру этого хмыря, в глаза сразу бросились снежно белые домашние тапочки, в которые меня тут же и заставили переобуться. Просторная прихожая, вырезная арка, которая вела скорее всего в гостиную, за поворотом скорее всего была кухня. Не успел я осмотреться, как из-за угла выскочила невысокая женщина примерно такого же возраста, как и отец Марка. На ней было однотонное платье, поверх него кружевной фартук и все это дополнялось белыми тапочками. Следом за женщиной вышел и сам отец парня. — Мам, пап, это Филлип Шестаков. Мой одноклассник. В этом году вернулся из Америки на родину. Филь, это моя матушка Елена Викторовна и отец Степан Михайлович Пороховы, — протараторил парень и выпрямился. Елена Викторовна вытянула ручку вперед, тыльной стороной ладони. Истинная леди. Я весь разнервничался, было как-то ссыкотно при муже целовать даму, пусть и в ручку. Но все же я это сделал и слегка улыбнулся: — Очень приятно с вами познакомиться. — Видимо вы что-то не поделили, но надеюсь, что мой яблочный пирог сможет вас хоть немного примирить. Мойте ручки и все на кухню! — дамочка заулыбалась и скрылась за поворотом. Было стыдно. Даже слишком. Мы с синяками на морде играем в непонятную игру. Лишний раз говорить страшно. Вдруг что-то пойдет не так, да и не хотелось опозориться перед его родителями. Почему? Может, потому что мне не все равно? Марк проводил меня в ванную комнату, показал где можно умыться и помыть руки. И вот мы стоим, слишком близко друг к другу, намываем ручки. Я не выдержал и заржал: — Марк Степанович? Хм-мых. Серьезно? — На себя посмотри, Филлип Робертович, — с иронией ответил Марк, и я быстро заткнулся. А ведь он прав. Какие-то мы с ним оба неправильные. И папашу моего правда зовут Роберт. Нда. Откуда он мог узнать, даже гадать не надо. У Киры язык без костей. За столом царила теплая и веселая атмосфера. Мама Марка рассказывала о том, каким мой одноклассник был в детстве. Теперь я знаю, что Марк просто обожает всякие приключения не только на свою задницу. Оказывается, в детстве он таскал дождевых лягушек в дом, сажал их в банку, чтобы те у него жили. И тут же вспомнился случай с пятого класса, когда учительница русского языка сорвала урок, уверяя всех и вся, что в ее сумке сидит скользкое чудовище. Я не сдерживал себя и смеялся вместе с его родителями от души. А вот Марк, сидел чернее тучи и молчал, продолжая создавать шелковистость воспитания. Потом, тетя Лена рассказала, что страсть к лягушкам пропала и быстро перетекла ко всяким ползучим тварям, типа паучков, жуков и всякой нечисти. И следом вспомнился еще случай, уже с восьмого класса, когда все та же несчастная учительница русского языка отхватила маленького паучка в своих рыжих кудрявых волосах. Ох, как все ржали. Как бедная Иосифовна неслась к директору. После чего нам чудесным образом заменили преподавателя. И то, что Марк до двух лет носил памперсы, что до пяти писался, и боялся спать один. Все это вызывало лишь умиление. Я не знал, что он такой был. Я ничего о нем не знал. Лишь поверхностное. А когда тетя Лена рассказала, что он в саду подрался с девочкой из-за куклы, это вовсе никого не оставило равнодушным. Его родители смеялись, вспоминая веселое детство сына, делились переживаниями, я скалился, мотая все истории на ус, чтобы потом было чем подзадеть этого напыщенного индюка. А вот Марк, был уже похож на рака, только дым из ушей еще не шел. А мордашка-то злючая призлючая. — Я рада, что у Маркуши теперь есть еще один хороший друг, — закончила свои рассказы мама парня и мечтательно вздохнула. — Уже поздно. Ему пора домой. Спасибо большое, все было вкусным, — проскрипел сквозь зубы парень, и не дав нормально попрощаться с людьми вытолкал из кухни. Но повел он меня не на выход, а по коридору и приволок в какую-то комнату. Захлопнул дверь, свет включить не удосужился. Встал напротив меня. — Об этом никто никогда и ни при каких обстоятельствах не должен узнать. Если что, Филя, я тебя прибью! — Не прибьешь, — уверенно ответил и прошел вглубь комнаты. Благодаря лунному свету можно было разглядеть большую кровать, кресло, телевизор, окно и телескоп(?) — Не знал, что тебе нравится смотреть на звезды. — Ты многого обо мне не знаешь, — ответил Марк, и я повернулся назад, но был смачно прижат к этому самому окну так, что этот телескоп пошатнулся. — Хочешь узнать меня лучше?