Three times I had the lust to kill, To clutch a throat so young and fair, And squeeze with all my might until No breath of being lingered there. Three times I drove the demon out, Though on my brow was evil sweat. . . . And yet I know beyond a doubt He'll get me yet, he'll get me yet.
— Robert W. Service
Если думаешь, что тебе трудно — закрой глаза и сосчитай до десяти. Не помогло — дело действительно дерьмо. Тоби сидел на неудобном низком стуле закинув ногу на ногу и нервно грыз уголок нижней губы. Было жарко и душно, ворот застёгнутой на последнюю пуговицу рубашки давил на горло. Он чувствовал себя, наверное, точно так же, как та мышь, которую Джозеф Присли засунул под стеклянный колпак: с каждым моментом кислорода в его лёгких было всё меньше, стены давили со всех сторон, наваливались. По крайней мере, ему так казалось. — Жизнь — полный отстой! — парень рядом подпёр щёку рукой и со злобой уставился на дверь с зернистым стеклом, по которому гуляло туда-сюда чёрно-серое расплывшееся пятно. — Эй, чел! Ты слышал про тех парней, которые двинули по фазе и пришибли мисс Ален дверью? Я не видел, но слышал, что их забрали в полицию. Подросток ловко выудил пальцами маленькую жестяную коробочку из кармана рубашки и достал оттуда пластинку жевательного табака. Его обкусанные ногти были выкрашены чёрным лаком, облупившимся у концов. Тоби наблюдал за его плавными движениями, за тем, как нижняя челюсть парня быстро ходит вверх-вниз, тщательно разжёвывая табак. Помотал головой, когда сидящий рядом любезно предложил угоститься. — Не... Я ничего не говорю, но эта алгебраическая манда получила то, чего заслуживает. Так ей и надо, суке, — он громко хрюкнул носом, подтягивая свесившиеся прозрачные сопли. — Легко ещё отделалась, мразь, переломом. Тоби кивнул. Ему не очень хотелось поддерживать подобный разговор, тем более с кем-то, кто его младше, и с кем он вовсе не знаком. К тому же от этого парня несло как от сточной канавы. Но неприятный собеседник, видимо, уставший от длительного ожидания, был настроен на болтовню. — Кстати, такое дело, чувак. Ты в курсе, что «Кошмары» дают эксклюзивный концерт в следующее воскресение? Идёшь, а? Знаю одного перца, который загонит билеты со скидкой. Тут, к счастью Тобиаса, дверь открылась, и пожилая женщина в пастельно-голубой блузке громко объявила его имя. Наспех попрощавшись с невольным собеседником, он поспешил войти. Тот успел крикнуть ему вслед что-то типа «мир тебе, чувак», и поднять загорелый средний палец. Кабинет школьного психолога навевал тревогу и неконтролируемую головную боль. Наверное, если вы болеете эпилепсией и случайно завалитесь сюда, то получите очередной приступ: настолько тут всё кричало от ярких цветов. Совершенная безвкусица в маленьких картинках с природой и животными, которыми, как будто плиткой, была покрыта вся стена. Подоконники оккупировали растения, большинство из которых было сухими полумёртвыми кактусами, замёрзшими много зим назад. Но больше всего отвращение вызывал массивный лакированный стол, где, утопая среди вороха бумаг и бланков, стояла красная глянцевая табличка с золотыми буквами: «Эм. Соулсон. Психолог». Женщина приветливо улыбнулась из тени, указывая на низенький стульчик перед своим столом. — Проходи, присаживайся. Тут тебя никто не обидит. Более мерзкого приветствия Тоби так сразу вспомнить не смог. И даже не смотря на то, что хотелось убежать прочь из этого психологического склепа, он всё же смело прошёл вперёд и сел. Надо терпеть. Поднял голову, смотря в лицо этой самой Эм. Соулсон, которая теперь возвышалась над ним, как судья перед заключённым с карикатуры «Воскресного вестника». Она открыла толстенную зелёную папку и зашуршала листами, выбирая чистый. — Ты ведь знаешь, зачем тебя ко мне привели? Несмелый кивок в ответ. Олень, мирно пьющий воду из озера на картине у окна, будто бы ему подмигнул. — Мы все очень обеспокоены твоим состоянием, Тоби, — женщина вытащила новый бланк и что-то торопливо в нём записала. — Скажи мне, о чём ты мечтаешь?«Чтобы они все наконец сдохли и не мешали мне жить.»
— Я бы хотел... Ну... хотел поступить в колледж, — Роджерс нервно смотрел на то, как ручка летает по разлинованному листу, вычерчивая невидимые для него слова. — З-за-авести собаку. Или кошку... Не знаю. Может, рыбок... — да, парень, рыбок. Чтобы они сдохли через неделю? Тебе просто охота смыть в унитаз что-то ещё, помимо твоей учёбы и амбиций? — Это очень хорошо, Тоби. А как у тебя дела дома? Ссоришься с кем-нибудь из родных? «Чтобы ты больше не подходил ко мне, сукин сын! Педик грёбаный! Я воспитывал мужчину, а не размазню!» Да кого ты там хоть раз воспитывал... — Нет, всё хорошо. У меня хорошая семья, — он шмыгнул носом и покосился на круглый кактус на столике у окна, в горшке которого красовался окурок. — Я люблю с-своих родных. Опять завальсировал металлический кончик с микроскопическим шариком, каллиграфическим следом выводя приговор. Женщина остановилась и подняла голову. Тоби чувствовал себя совсем уж ничтожным и уменьшающимся в размерах с каждым вопросом, с каждым этим в тайне осуждающим взглядом: вот-вот, и он сможет убежать в решётку вентиляции. — Знаешь почему тебя привели сюда? — Соулсон заинтересованно покусывала прядь рыжих волос. — Не бойся. Можешь мне всё рассказать. — Д-да... Я бросил учебником в Вилли Кунц-ц-ца на уроке литературы... — Тоби теребил пуговицу на воротнике. Женщина перед ним внимательно и подозрительно посмотрела на его руку, замотанную пожелтевшим от пота бинтом. Опять что-то записала. Толстое потное лицо, налитое кровью и с чуть съехавшим набок носом-картошкой вновь появилось перед глазами. Смуглые ладони с отросшими чёрными ногтями в панике летали перед неудачным подобием произведения Пикассо из плоти, боясь прикоснуться к расплывающейся красной краске. А вокруг плотная завеса из вздохов и перешёптываний. «Видел?» «Ага, клёво». И всё это сейчас дымом клубится в мозгу, вызывая головокружение. Что им всем от него вообще надо... Соулсон подалась вперёд, заставив Тоби вжаться в холодную твёрдую спинку стула от неожиданности. В её глазах хоть и играло вселенское спокойствие и дружеская доброта, но тонкие губы в улыбке точно и говорили: «Я сожру тебя живьём, мелкий засранец. Думаешь, тебе всё и в этот раз сойдёт с рук?! Чтоб тебя!» — Это ведь не первый раз, верно, Тоби? — луч солнца прыгал на её лице, высвечивая морщины под толстым слоем косметики. — Я попросила учителей рассказать о тебе и насколько могу судить, в последнее время ты стал очень... агрессивным. И мне хотелось бы знать почему так. Мы все за тебя волнуемся. Конечно. Смотри глубже: ты ведь тоже хотела бы меня ударить. Встать со своего скрипучего кресла мозгокопателя и вдарить в переносицу до хруста и слёз из глаз. Так почему же я такой агрессивный, если каждому охота мне дать в морду?! Тебе когда-нибудь ломали ключицу, скинув с лестницы? Прямо на Рождество. Хо-хо-хо, чёртово отродье, весёлого Рождества, вот твой подарок! Ах да, всё же насчёт агрессии... Тоби взглядом пробежался по комнате и принялся нервно пощипывать ткань джинсов. От окружающей обстановки его начинало мутить. — Я... я не зн-знааю. М-может, просто не высыпаюсь. Устаю. Молодец, парень. Хорошо отмазался. Они ведь все превосходно знают, что это именно ты исписал пол школы. Надо быть особо умным, чтобы выдумать такую фразу: «Вы все сдохнете». Особенно писать её с ошибкой и в то самое время, когда учитель математики заходит в туалет. Пам-пам. Синяки от того скандала, что устроил ему дома отец, лишь узнав о случившемся, до сих пор отцветали на рёбрах и спине, горя холодом при каждом прикосновении. Так возвращаясь к теме разговора: почему ты агрессивен, чёрт тебя дери? Ручка остановилась на пол пути. Солнечный зайчик спрыгнул с лица женщины на её грудь, осветив дешёвую бижутерию из серебристого металла и пластикового жемчуга. Тоби с отвращением заметил на её шее глубокие длинные морщины, в которых скопилась пыль. Они напоминали высохшие реки на карте пустыни. А ниже чуть ли не Гранд-Каньон между двух увядших грудей в вырезе. Если у вас есть муж, то я ему не завидую. — Тоби, мне бы очень хотелось поговорить с твоей мамой, когда она подъедет, — и, немного подумав, она продолжила. — Я так не хотела об этом говорить, но поверь, это — очень хороший вариант. Около двенадцати процентов детей и подростков в Соединённых Штатах это практикуют. Скажи мне... только честно! Что ты думаешь о том, чтобы перейти на домашнее обучение? Его взгляд остановился. Распахнутые глаза уставились в лицо психолога, с паникой и непониманием изучая его. Она просто не может этого сделать. Нет, пожалуйста, он впредь будет хорошим мальчиком и не будет драться. Но только не заточайте его в четырёх стенах. — Я... не-не знаю. Честно, не зн-знаю. Нико-никогда не про-о-обовал. В горле запершило. Ноги похолодели и голова полегчала настолько, что того и гляди отправилась бы в полёт подобно воздушному шарику. Тоби почувствовал, что ему не хочется осознавать услышанное. — Ты сможешь освоить программу даже лучше, чем на уроках. Никто не будет тебя отвлекать, издеваться. Я считаю, что это просто лучший вариант для тебя. Конни молча вела машину. Радио не издавало ни звука, из-за чего атмосфера в салоне была накалена до предела, и Тоби было страшно. Но, может быть, его пугало не грозное выражение на лице мамы, не повисшая тишина, а то, что теперь ему придётся целые дни проводить в одном доме с отцом, когда тот уходил в запой. Настроение от таких новостей назревало тоскливо-злобное, хотелось взвыть. — Тобиас Эрин Роджерс, — он чуть не вскрикнул от неожиданности, — ты не хочешь объяснить мне, что с тобой происходит? Он их ненавидел. Ему хотелось сделать им тоже больно. — Я н-не хотел, честно! Он сам виноват! Он меня толкнул! Дома отец, конечно же, устроил ему очередную взбучку. — Господи, Кони, мы вырастили бесхребетного слизня! Грязного педика, который не может постоять за себя! — мужчина орал так, что в ушах поднимался звон. От него несло перегаром. — Надо было грохнуть его прям там, а то ты что, не мужик? Когда в доме наконец повисла долгожданная тишина, он стащил ружьё у отца. Он не заметит: стрельба в оленей чисто ради забавы уже ушла в прошлое, а при подозрении, что в дом кто-то лезет посреди ночи мужчина в первую очередь хватался за бейсбольную биту. И вот Тоби стоит в ванной перед зеркалом, держа в руках смертельную игрушку, пытаясь сымитировать позу, которую он видел в кино. Он сейчас — крутой парень, Рэмбо, в руках которого не просто кусок железа, пропахший порохом и бензином, — жгучая ярость, в которой подросток всем скоро утопит своих обидчиков. Ну, и кто теперь посмеет плюнуть в него жёванной бумагой? Кто нальёт краски в капюшон кофты и опрокинет его поднос с едой? Подходи и получи свой приз, сука. В этот раз тебе достанется намного больше, чем сломанный нос. Никто теперь не сможет назвать его грёбаным педиком. Обнажив свою ярость, пролив огонь на головы обидчиков, он станет настоящим мужчиной. Только об одной мысли об этом у подростка шла кругом голова. А когда пришло время ложиться спать, — совсем поздно ночью, за пару часов до рассвета, — под его подушкой прячется полупустая примятая коробка с патронами, которые Тоби чуть раньше любя пересчитывал и перебирал. Очередной американский монстро-выкидыш капиталистического общества, в котором право на свободное ношение оружия и жестокость по федеральным каналам. Насилие заложено прямо в генах, а не в голове. Очередная сенсация. Очередное наследие. Щёлк, щёлк. Мистер Роджерс-Младший, вы на первой полосе. Вы довольны, сер? Вы отомстили всем? Засыпая, тинейджер рисует себе чудные картины того, как наконец, спустя столько лет унижений, вправит своим обидчикам мозги. Любимый сюжет: как жертва настигает хищника и нарушает пищевую цепь, оборачивая её вспять, сводя мать-природу с ума, из-за чего эта дряблая больная мразь визжит и плачет в ужасе. Перед ним в темноте мелькают сладкие мечты о тех испуганных глазах, полных слёз, с узкими дрожащими зрачками, сиплые голоса, визгливо просящие прощения за всё. Вилли Кунц рыдает и плачет, и больше он не такой грозный задира. Но Тоби неумолим. Он серьёзен и холоден, как настоящий солдат. Как в том фильме. Каком из множества по ТВ?.. Бэнг, и ты заткулся навсегда. Алиллуйя, братья и сестры! Погружаясь в приятные сны, Тоби посетила мысль, что неплохо было бы отложить один патрон во внутренний карман кофты, когда он решится воплотить свой план в жизнь. Так. Просто. Для себя. Всю следующую неделю Роджерс-младший бесцельно слонялся по коридорам, заходил в классы и рассматривал виды из окна. Класс по математике был просто превосходным вариантом, чтобы взять заложников: задний двор был завален старыми партами и мусором, так что там невозможно было находиться. И уж особенно невозможно было подъехать на автомобиле. Это хорошо. Он думал о том, что хочет сделать, засунув руки в карманы кофты и идя по коридору на первом этаже. Ему на встречу шли учащиеся в спортивной форме, громко скандировали кричалку и свистели в свистки. Казалось, ими заполнилось всё пространство. Тоби опасливо оглядел их с ног до головы и свернул за угол. Вновь повесил голову и задумался. Он до конца не понимал, зачем он собирается это сделать. И сможет ли вообще? Его переполнял гнев на всё вокруг. На этого треклятого Кунца, который не давал ему прохода класса с третьего. И на учителей, что считают его ненормальным. Да и что такое нормальность в их понимании? В свои пятнадцать лет искать подработку в ресторане быстрого питания? Делать все домашние задания и целоваться взасос с девочками за трибунами? Играть за сборную школы в бейсбол? Что именно? Да, он странный по их меркам. Аутсайдер, можно сказать. Но он не выбирал быть таким, это не его воля. Немного замкнутый, сам себе на уме: с детства ему внушали, что одиночество — удел сильных. Так какого дьявола на деле всех заботит то, какого размера твой круг общения?! Тоби зашёл в кафетерий и бегло осмотрел толпу с подносами, медленно двигающуюся к кассе. Толстый громила в чёрной футболке с витиеватым рисунком сидел среди таких же крутых ребят за центральным столиком. Кунц. Задира и последняя сволочь. Тоби тут же представилось, как все они будут паниковать, бегать по кругу, набиваться у дверей и сталкиваться лбами, в панике пытаться вылезти в окна и застревать там. Как этот проклятый Кунц будет валяться на земле, получив своё. Это точно будет во всех новостях на следующий день, можно даже не сомневаться. Скоро, он отомстит по-настоящему. Ответит обидчику, как настоящий мужчина. Настоящий. Мужчина. Да-а-а... Скоро Тобиас станет настоящим мужчиной. Настоящим американцем. В воскресенье вечером парень отправился спать без ужина, сославшись на сильную боль в животе. Мать задумчиво покачала головой, обеспокоенно посмотрела на него. Зайдя в свою комнату, он распахнул шкаф и долго копался в нём, ища подходящую одежду. Казалось, будто ничего не подходит. Все его футболки казались ему дурацкими, кофты — слишком весёлыми и праздничными. Однако в глубине шкафа ему удалось отыскать чёрную рубашку. Наспех одевшись, он подошёл к двери и прислушался. На кухне мать убирала со стола, гремела тарелками. Отец что-то говорил ей, его голос был раздражённый. — Да пошёл т-ты, — чуть слышно прошипел Тоби, и направился к окну. Он не первый раз сбегал из дома подобным образом. И каждый раз умудрялся сделать это незаметно. Выбравшись на крышу крыльца, он ловко спрыгнул с неё вниз. Затаился, не дыша. Всё было тихо. Его не заметили. Теперь, если он поторопится, то успеет на автобус. Перед клубом стояла длинная очередь. Весёлые, пьяные люди пели песни, которые Тоби раньше не слышал. Он только сейчас задумался: а зачем ему эта вылазка? Почему он здесь? В нагрудном кармане у Роджерса лежит билет, который он купил пару дней назад на все свои сбережения. Шоу начинается уже совсем скоро. «Ночной кошмар» приехал в его город и даёт большой концерт, вокруг него столько фанатов, а парень не знает ни единой песни. Знает только, что это метал. Ага, будто ему это интересно. В голове проскочила мысль, что он тут явно лишний. Тоби развернулся, чтобы уйти прочь, но тут совсем рядом с ним крикнули: — Эй, ты! В дурацкой рубашке! Я тебя знаю! — голос был звонкий и озорной. — Ну, это, помнишь, в школьной библиотеке? Взмахнув кислотно-фиолетовыми волосами, перед удивлённым Роджерсом возникла весёлая девчонка примерно его возраста. Она приветливо улыбалась ему. — Ох, и как хорошо, что ты мне занял место в этой огромной страшной очереди! Ты настоящий друг! — незнакомка нагло протиснулась сквозь возмущающихся людей, и встала рядом с ошарашенным Тоби. Сверкнула глазами и негромко зашептала. — Шоу уже начинается, так не хочу ждать. С меня пиво, я знакома с барменом, он нам нальёт. Внутри клуба гремела музыка. Людей было настолько много, что начинала кружиться голова. Волновалось бесконечное море поднятых рук. Музыканты стояли на сцене, подсвеченные инфернальным красным светом, будто божества на древнем капище.Сквозь клетку тела, разрывая плоть
Ползи на мой зов, беги на мой зов
Взываю к тебе, о, мой раб, ведь я — твой Господь!
Мрачные слова песни заставили молодого человека остановиться. От всей музыки веяло болью и похоронным унынием. Это точно не его. Ему это не нравится. Мысли заполнились тяжёлыми картинами того, что терзало душу последнюю неделю. Насколько же он жалок и мерзок... Та девушка, с которой он столкнулся у входа, громко окликнула его, схватила за руку и потащила сквозь толпу. Однако это показалось ему забавным. — Давай, чел! В самый мош! Огонь просто, ты обязан это попробовать! — она пыталась перекричать музыку, но до парня доносились только обрывки слов. В центре зала, будто отдельно от всей остальной толпы, происходило невероятное. Полуголые потные люди в неком первобытном экстазе бегали по кругу. В центре образовавшегося хоровода, будто в припадке, сталкивались друг с другом, прыгали и размахивали руками парни и девушки. Тоби замешкался: всё происходящее казалось ему одной большой непонятной дракой. — О, ништяк! Давай! Тут офигенно! Спустя несколько минут, Тобиас уже не вслушивался в музыку: атмосфера всеобщего безумия, что творилось вокруг, захватила его полностью. Он себя не узнавал: куда-то делась вся его стеснительность. Было весело, бесящаяся толпа опьяняла. Старался махать локтями, задевая окружающих, тряс головой настолько сильно, что чувствовал, как будто бы мозг ударяется о стенки черепа. Его толкнули. Ударили кулаком в спину так, что позвоночник заболел меж лопаток. Но гнев не вскипал, а наоборот: будто бы он испарился. Вместе с толпой он бегал по кругу и прыгал, пока совсем не потерял дыхание. Ему было всё равно. Ни одной мысли, ни одного плана. Парень отрывался, стараясь выплеснуть всё, что накопилось внутри. Девчонка с фиолетовыми волосами скакала с ним рядом, кайфуя и улыбаясь ему. Когда концерт закончился, Тоби перестал чувствовать ноги от усталости. От него за несколько миль несло потом, причём не только его, сигаретным дымом и дешёвым алкоголем. Надо же, он впервые попробовал сегодня пиво, отчего, правда, его голова раскалывалась уже сейчас. Но даже не смотря на такие, казалось бы, незначительные мелочи, он был счастлив, словно наконец выдавил здоровенный болючий гнойник. Выпустил взбродивший в желудке обед. На его руке красовался телефонный номер, написанный красной помадой. И он не опускал рукав, чтоб случайно его не стереть. Напоследок его новая знакомая крепко обнялась с ним, из-за чего сердце молодого человека забилось в разы чаще, а в животе появился приятный холодок. Он опоздал на последний автобус, и потому шёл пешком, дымил сигаретами, которые стащил у матери, и не переставал думать о том, во что же он превратился. Его кеды промокли насквозь от луж, что раскинулись пятнами по дороге после дождя, и каждый шаг сопровождало неприятное хлюпанье. Скрип. Если он заболеет — прекрасно. С температурой и бредом — ещё лучше. Парень достиг вершины ненависти к себе и не мог с этим поспорить, хоть ему и было от этого противно и страшно. Не так уж и много он прожил, чтобы стать таким монстром. К тому моменту, как он добрался до дома, было уже четыре часа утра. Совсем скоро прозвенит будильник, поднимающий его в школу. В доме завозится мать, готовя на кухне завтрак. Лира, тихонько напевая себе под нос, будет ей помогать. А сам Тоби... Возможно, он скажет, что серьёзно заболел. Продрогший, со стучащими зубами, он с горечью обнаружил, что окно в его комнате было закрыто, а шторы плотно задёрнуты. Странно... Однако входная дверь была приоткрыта, и он несмело зашёл внутрь, боясь издать лишний шорох. Свет на кухне был притушен и фигуры, сидящие там, были неподвижны, точно затаились перед нападением. На столе же виднелся продолговатый свёрток. Тоби почувствовал, как сдавило в горле. Тут явно было что-то не так. Он вернулся, закрыл дверь на ключ, и пошёл было в сторону лестницы, как вдруг его окликнула мать. Одна из тёмных фигур поднялась со своего места. — Тоби? Подойди сюда, пожалуйста. Нам надо серьёзно поговорить. Начинается... На ватных ногах он зашёл к родителям и встал в дверном проёме, прислонив голову к косяку. Его пальцы подрагивали, по телу расходились волны холода. И тут он увидел, что лежало на столе. Отец отодвинул стул и похлопал тяжёлой ладонью по деревянному сиденью, приглашая сына присесть. Глаза мужчины были злые и налитые кровью, как у озверевшего быка. Тобиасу не оставалось больше ничего, кроме как подчиниться. — Тоби? Твоя мать не нашла тебя в твоей постели ночью. А это, — он махнул на ружьё, лежащее в старом детском одеяле, — это было под кроватью. Как ты это объяснишь, молодой человек?