Паучий шёлк

Будучи в ином расположении духа, Вирия наверняка залюбовалась бы красками предзакатного неба. Быть может, она бы даже сравнила все эти переливы лазорево-синего, льдисто-жемчужного и золотисто-багряного с чем-нибудь возвышенно-поэтичным, вроде искрящихся на солнце опалов или же лепестков пламени, танцующих под раскалённым тиглем. Но в ту минуту душевное состояние у неё было самым что ни на есть приземлённым, а настроение — довольно-таки скверным, так что Вирия лишь нахмурилась и с неудовольствием отметила, что солнце зайдет уже очень скоро, и ночь ей, скорее всего, предстоит провести в дороге. К самой дороге нареканий не возникало. Широкая и нахоженная, она змеилась на юго-запад, огибая холмы и крутые скалы, и связывала Призрачные врата с Балморой. Конечно же, до мощеных имперских дорог, суровых и строгих в своей прямоте, ей было далеко, как до островов Саммерсет; но странно ждать большего так близко от Красной горы, среди недружелюбных эшлендских пустошей. Хоть и немногие паломники отваживались пускаться в опасное странствие к Призрачному пределу, Храм тщательно следил за состоянием тракта: его содержали в исправности и регулярно подновляли. Вдоль дороги даже возвели навесы и ограждения, где можно было пережидать непогоду или останавливаться на ночь. А между тем, непогода была для Эшленда состоянием довольно обыденным — если только можно назвать «непогодой» пепельные бури, бушующие в окрестностях Призрачного предела. Это, вкупе с гнездящимися повсюду скальными наездниками, немало способствовало тому, что навесы почти всегда пустовали — за неимением путешественников. Ночевать в одиночку прельщало Вирию даже меньше, чем странствовать под тусклым светом Массера и Секунды, и она продолжала идти, оставляя за спиной угрюмую громаду Красной горы. Кроме себя, винить в сложившейся ситуации было некого. Однако самобичевание, за его очевидной неплодотворностью, Вирия отложила до лучших времен и лишь прибавила шагу, на ходу поправляя чуть съехавшую лямку походной сумки. Погода для Эшленда стояла на удивление ясная, и серебристые струйки дыма были заметны издали. За поворотом, укрытым от глаз скалистой грядой, кто-то развёл костёр. Десятки мыслей тут же пронеслись у Вирии в голове; впрочем, в большинстве из них фигурировали довольно однообразные натюрморты из сочных кусочков никсятины и пепельных бататов, запечённых в дублете. Оставалось надеяться, что неизвестные путники не отринут благородных заветов лорда Вивека и щедро поделятся с ней дарами дома и земли. Мысли о горячем ужине и спокойной ночи подействовали на настроение Вирии самым целительным образом. Вскоре она уже вовсю любовалась живописнейшими зарослями огненного папоротника — не переставая, однако, довольно резво переставлять ноги. Но когда солнечный диск уже практически закатился за горизонт, а Вирия наконец обогнула скалистую цепь, её восторги значительно поутихли. Костёр, на который она возлагала такие большие надежды, разожгли не благочестивые паломники или доблестные служители Храма. Это были эшлендеры. С её стороны, конечно же, было глупо не принимать во внимание такую возможность. В конце концов, где, как не в Эшленде ожидать с ними встречи? Вирия даже припоминала, что к северу от Альд'руна находится крупный лагерь племени Уршилаку. И тем не менее, увидеть эшлендеров здесь, так близко от святынь Трибунала, оказалось для неё полной неожиданностью. По правде сказать, до сей поры «настоящих эшлендеров» Вирия и не встречала — только осевших в Альд'руне велоти*. Не самая равноценная замена: по слухам, на эшлендеров, что селились под сенью Великих домов, свысока глядели не только данмеры-горожане, но и их кочевые сородичи. Однако в том, что перед ней именно эшлендеры, — «Самые что ни на есть настоящие», — ехидно добавил внутренний голос — сомнений не возникало. И дело было даже не в чудной одежде, мало похожей на облачения оседлых данмеров. Просто среди столь враждебного к чужакам Эшленда они казались спокойными и деловитыми… словно чувствовали себя как дома. Укрывшись в тягучих предзакатных тенях, Вирия напряженно рассматривала стоянку эшлендеров: тюки и свёртки, сложенные аккуратной горкой; свёрнутые в рулоны спальники и циновки; копья с костяными наконечниками; два костра, большой в центре стоянки и маленький, почти отгоревший, чуть ближе к окраине. Кочевники разбили лагерь у одного из укрытий, построенных для паломников Трибунала. Видимо, трезвый расчёт в данном случае оказался сильнее, чем нелюбовь к Храму, ведь место для стоянки было самым что ни на есть подходящим — отроги скалистой гряды и рукотворные ограждения и навесы должны были неплохо защищать от порывов ветра. Эшлендеров было двое, не считая крупного, песочного цвета гуара, — мужчина и женщина, насколько Вирия могла судить. Пока мужчина, сидя на корточках, щёткой чистил гуару бока и брюхо, его спутница развешивала под деревянным навесом пучки трав и связки кореньев. Травница или шаманка? Под размеренные удары сердца Вирия перебирала свои возможности. Если всё обернется не очень складно, то от двоих отбиться вполне возможно. Однако будь эшлендеров больше, то к незнакомцам они бы наверняка отнеслись с меньшей настороженностью. С другой стороны, её они пока не заметили, и ничто не мешало Вирии обогнуть этот лагерь по широкой дуге и не ввязываться во всевозможные неприятности. Откуда-то сверху раздался резкий, пронзительный вопль скального наездника. Вирия передёрнула плечами: перспектива ночной прогулки вдруг резко стала намного менее притягательной. Аккуратно освободившись от шлема, она спешно пригладила волосы и попыталась натянуть на лицо свою самую располагающую улыбку. — Под этим небом и солнцем я тепло приветствую вас, мутсэры, — промолвила Вирия, выйдя на свет. Женщина, удостоив нежданного гостя лишь мимолётным взглядом, вернулась к своему занятию. Её товарищ проявил к Вирии больший интерес. Отложив в сторону щётку, он поднялся на ноги — в едином, по-змеиному грациозном движении — и не спеша зашагал к ней навстречу, как будто давая получше себя рассмотреть: рыжие волосы, выстриженные петушиным гребнем; узкое обветренное лицо с резко очерченными скулами и шрамом, пересекающим правую половину от лба и до подбородка; пустую глазницу, колечки в ухе, широкие плечи, обтянутые курткой из кожи нетча… Даже безоружный, этот данмер вовсе не выглядел безобидным. — И тебе привет, незнакомка, — ответил он, склонив голову набок, — и всё равно смотрел на неё сверху вниз. Эшлендер оказался выше Вирии почти на три ладони. — Меня зовут Вирия, Вирия из Анвила, — сочла она нужным представиться, — и в этот час, столь угодный Азуре, я прошу у вас позволения провести ночь у этих костров. Своими собственными припасами, — она отцепила от пояса фляжку с вином, — я поделюсь с вами с радостью. Одарив её отблеском полуулыбки, мужчина развернулся к своей доселе молчащей товарке и заговорил с ней на том странном, певучем диалекте данмерика, что был в ходу у альд'рунских велоти и по-прежнему ставил Вирию в тупик. Она смогла лишь выловить из общего течения разговора несколько смутно знакомых слов — «женщина», «гости», «дом», «чужеземец» — и разобрать интонации, примирительные с одной стороны и недовольные — с другой. По всей видимости, на женщину её обаяние подействовало не слишком успешно. В конце концов, более сговорчивая сторона одержала верх в этом споре. Эшлендер обернулся к Вирии, улыбаясь на этот раз намного отчетливей, и протянул руку. Мгновение поколебавшись, она вложила ему в ладонь свою флягу, надеясь лишь, что ничего не напутала в эшлендерских обычаях. Конечно, на роль традиционного дара при новом знакомстве фляга с вином походила довольно слабо, но ничего более подходящего у Вирии не имелось. И это было хорошее вино. Мужчина выдернул пробку и сделал один глубокий глоток. Одобрительно хмыкнув, он плеснул немного вина в костёр — и что бы это значило? — и передал флягу угрюмой данмерке. — Госпоже Зари и Заката и правда угодно радушие, — обратился он к Вирии. Его спутница меж тем пригубила её вина, недовольная, будто это был уксус. — Мы приглашаем тебя разделить с нами трапезу, Вирия Изанвила. Меня называют Заллит Ассаттадаишах, а эту почтенную женщину — Тунипи Шамирбазур. — Благодарю вас, — Вирия склонила голову в знак признательности. Сэра Тунипи Шамирбазур — ох уж эти эшлендские имена! — явственно фыркнула. — Свою поклажу ты можешь пока сложить с нашей, — продолжал Заллит. — Еда для вечери уже скоро будет готова. Последнее замечание привело Вирию в замешательство: она не увидела ни котла на огне, ни мяса на вертеле. От маленького костра остались только тлеющие головешки, а на большом эшлендеры явно ничего не готовили. Однако, здраво рассудив, что не стоит задавать ненужных вопросов, Вирия принялась разбирать свои вещи. Рядом со скарбом эшлендеров она положила шлем со щитом и пристроила возле них глевию*. Отложив в сторону дорожную сумку, она методично освобождала себя от доспехов, оправляла одежду и перепоясывалась. Когда Вирия осталась в одних лишь бриджах и котте, Тунипи уже успела расстелить перед большим костром несколько циновок и теперь сидела, подобрав под себя ноги. Заллит, закончив ухаживать за гуаром, стоял у остатков маленького костра и древком копья ворошил мерцающие багрянцем угли. Вирия потянулась за своей сумкой: там были бутылочки зелий, обёрнутые в войлок, смена одежды, множество маленьких мелочей, незаменимых в дороге (вроде точильного камня или кресала) и немудреные съестные припасы, завёрнутые в вощёную бумагу: полоски вяленой скрибятины, лепёшки из рисовой муки, сочные листья хакльлоу, которыми так хорошо утолять жажду, и жалкие остатки её любимого лакомства — скаттла. На случай, если эшлендеры собрались отужинать лунным светом или росой, она выудила из сумки пару лепешек и шариков скаттла, а потом засунула её под щит. Не желая упускать представившуюся возможность, Вирия окинула взглядом травы, что развесила под навесом Тунипи. В основном это оказались растения из Эшленда, — вредозобник, огненный папоротник, горьколистник и трама — но были там и пучки болотного тростника, и корешки пробочника, и связки чёрного пыльника, и даже букетики из фиолетовых цветов, совершенно ей незнакомых. У эшлендерской травницы обнаружились неплохие запасы. Вирия подошла к костру. Тунипи молча всматривалась в пламя, и нервные тени играли на её худом некрасивом лице, на украшенной бахромой накидке и на тёмных, коротко остриженных волосах. Вирия выросла в Киродииле и не очень хорошо угадывала возраст своих соплеменников, но ей вдруг подумалось, что знахарка должна быть значительно старше Заллита. Вряд ли они супруги или любовники. Эшлендерка коротко взглянула на Вирию и молча указала на расстеленное на земле полотенце, обшитое красной тесьмой: там уже были четыре крупных пепельных батата, глиняная плошка со скрибовым желе, фляга с остатками вина и пара оплетённых пузатых бутылей. Вирия пристроила рядом свои лепешки и скаттл и постаралась поудобнее устроиться на одной из циновок. Солнце скрылось за горизонтом. — Лунная тень нисходит на земли предков, — прервала своё молчание Тунипи. — Мы просим у Королевы ночного неба благословить эту трапезу. Знахарка потянулась к мешочку на поясе и бросила в костер пучок травы. «Виквит и, пожалуй, немного толстопорника, — подумала Вирия, вдыхая густой, молочно-белёсый дым. — Интересный выбор». За размышлениями она почти упустила момент, когда Заллит отложил в сторону своё копьё и голыми руками принялся раздвигать угли. К большому костру он принёс дюжину закопчённых комков размером с кулак, и, несмотря на свой неприглядный вид, пахли они просто обворожительно. — Давайте же начинать, — объявил Заллит. И они начали есть, сосредоточенно и деловито, заговаривая друг с другом лишь для того, чтобы попросить передать то или положить это. Таинственные комки оказались чем-то, отдаленно напоминающим сарму, — пряными, нежными кусочками мяса, запечёнными в лепестках огненного папоротника. Вкус у мяса был дивным, но незнакомым, и оно, как ни странно, ни капли не походило на курицу. Вирия и не заметила, как проглотила четыре штуки, и лишь стопка блестящих в мясном соку лепестков немым укором лежала подле неё. — Ты возвращаешься от Призрачных врат, Вирия? — спросил вдруг Заллит. Она кивнула; Тунипи неразборчиво пробормотала что-то вроде «отступники» и «ложные, лживые боги». — Хоть Призрачный предел и построен оседлыми, от скверны Дагот Ура он ограждает нас всех, — отметил Заллит примирительно. — Его защитники служат ложным богам, но они смелые бойцы. — В Альд'руне меня наняла в провожатые одна паломница. По собственному почину я бы ни за что не отправилась в это странствие, — объяснила Вирия, дипломатично умалчивая о том, что сама она тоже не преминула совершить подношение к Алтарю Гордости. В конце концов, её преданность Храму не так глубока, чтобы из-за неё напроситься на ссору. — К слову, это была имперка — и жадная гадина обманула меня с оплатой. Надеюсь, что на обратной дороге в Альд'рун её труп обглодают кагути, — мстительно добавила она под конец. — Эти пришельцы с Запада ещё хуже, чем данмеры из Домов, — процедила Тунипи сквозь зубы. — Но им недолго осталось править на наших землях. Уже совсем скоро вернётся господь Неревар и очистит земли наших предков от чужеземной заразы. — Да будет так, — торжественно подтвердил Заллит. На лагерь опустилось густое, многозначительное молчание, от которого рождённой в Киродииле Вирии сделалось очень и очень не по себе. Её скудные познания в обычаях эшлендеров подтверждали, что гость, преломивший с хозяином хлеб, находился в относительной безопасности, но от темы «изгнания» и «очищения» всё равно стоило бы уйти подальше. — А что это было за мясо? — спросила Вирия и, увидев сомнение на лице у эшлендера, добавила. — Не волнуйтесь, — …после сырой крысятины... — меня трудно чем-то смутить. — Скальный наездник, — ответил Заллит с усмешкой. Она не скрывала своего удивления: — Правда? Я думала, с этих тварей нечего взять, кроме перьев. — Да неужели? — с презрительной снисходительностью отозвалась на это Тунипи. — Слышала, что оседлые торговцы немало дают за эти красивые пёрышки. Вирия лишь пожала плечами: — Никогда не интересовалась. Обычно я их тритурирую* и добавляю в вытяжку из корней трамы. Перья, не торговцев. С ними, конечно, работать сложней, чем с цветами коды, но зелья левитации получаются не хуже. Да и бродить по болотам я не то чтобы очень люблю. Эшлендерка впервые посмотрела на неё без враждебности и даже с каким-то доброжелательным интересом. Вирия засчитала себе это как победу. — И чем же я так прогневил своих предков, что даже в Гуарьих скалах не спрятаться мне от таких разговоров? — с притворным недовольством воскликнул Заллит. — Гуарьи скалы? Не думала, что здесь они водятся. Кроме вашего, — Вирия махнула куда-то в сторону привязанной к столбику скотинки эшлендеров, — я не увидела ни одного гуара в окрестностях. Заллит покачал головой и улыбнулся: — Нет, ни Пышечка, ни её сородичи здесь не при чём. Во всяком случае, гуары из плоти и крови. С этим названием связана одна из наших легенд, — и он начал рассказ. …Эта история произошла в давние времена, когда солнце сияло ярче, ветер дул ласковей, а кожа наших предков всё ещё была золотой. По этим землям кочевало племя велоти, которое промышляло охотой на шалков. Нежное и сочное мясо служило им пищей, а из жучиной смолы женщины племени варили лучший во всем Вварденфелле клей. Но однажды шалки ушли. Дни и ночи охотники тщетно искали их след — однако и все следы куда-то пропали. И тогда молодой ашхан племени забрался на эти скалы, надеясь сверху высмотреть стадо, но увидел он только выжженные солнцем долины. Ашхан уже собирался спуститься вниз, когда тишину вдруг нарушил чей-то тоненький голос: «Что так тревожит тебя, охотник?» Он оглянулся, но никого не увидел. Единственным живым существом рядом с ним был гуар — а ведь гуары не умеют говорить. «Хороший же из меня следопыт, если я не заметил этого зверя здесь раньше!» — с горечью подумал ашхан. Однако гуар заговорил с ним снова и снова спросил о причинах его тревоги. Молодой ашхан сказал ему, что охотники никак не могут найти шалков, и племя жестоко страдает от голода. «Запомни, как я стою, — ответил ему гуар. — Моя голова обращена на юго-восток. Пусть твоё племя пойдет в эту сторону, и там вы найдете множество шалков». Ашхан поверил чудесному гуару, и племя откочевало на юго-восток. Никогда прежде не была их охота настолько удачной, и благодарные кимеры назвали скалы, где ашхан встретил зверя, Гуарьими… На этом истории не закончились. Тунипи поведала, как восемь дней Дагот Ур и Мехрун Дагон предавались на Красной горе отвратительным мерзостям, а на девятый породили на свет первых скальных наездников. Затем слово взяла уже Вирия: она рассказала сказку об одной серджо из благородного дома: богохульными речами она прогневила Мефалу и за это умерла в страшных муках, уколовшись отравленным веретеном. А когда Заллит закончил весёлую байку о том, как кагути проиграли свои передние лапы в кости, Тунипи вдруг хлопнула в ладоши и объявила: — Пора. — Хорошо, — кивнул Заллит. — Готовьтесь, первая стража на мне. — Я могла бы следить за лагерем, — откликнулась Вирия. — Вполне могу обойтись без сна — всё равно так близко от Красной горы мне снятся одни кошмары. Заллит в ответ лишь покачал головой и пошёл к своему копью. Вирия рассеянно подумала, что, видимо, свою безопасность эшлендеры ей не доверят, и не то чтобы это было так удивительно. В чувство её привела ладонь на предплечье: — Тревожные сны — посланцы Шармата Дагот Ура, — сказала Тунипи. — Это черная ложь, и она может свести с ума. Но с этими снами можно бороться: если не слушать их вкрадчивый шёпот, то справиться с ними не составит труда. Пойдём, у нас есть запасные одеяла. Но мудрые советы не очень-то помогли Вирии. Это было вполне ожидаемо; недаром она так не хотела благоразумно остаться на ночь у Призрачных врат и пуститься в дорогу на рассвете. Когда она всё-таки провалилась в сон, её тут же окутала паутина кошмаров: дым, и кровь, и отблеск металла, и древко копья, торчащее из груди… Вирию разбудила чужая ладонь на плече. Открыв глаза, она увидала Заллита: его, кажется, ничуть не смущал приставленный к горлу нож. — Прости, — пробормотала Вирия, убирая кинжал за голенище сапога. — Что ты тут делаешь? — Тебе снился кошмар, — ответил он как ни в чём не бывало. — А моя смена закончилась. — Да, но… — начала было она — и осеклась. Заллит огладил ладонью её бедро и пристроился рядом; его намерения Вирия ощутила вполне недвусмысленно. — А твоя спутница против не будет? — выдавила она наконец. — Всё во славу Боэты, — вкрадчиво прошептал Заллит. — Не волнуйся, это поможет. И это и правда помогло. Вирия давно не спала так сладко и безмятежно. Ей снились (без сомнения, под влиянием всего, что она видела и слышала накануне) странные, но светлые сны, полные солнца, ласковых дуновений ветра и радости: картины, в которых она почему-то была кимерским вождём, и ездила верхом на гуаре, и укладывала волосы петушиным гребнем… Когда Вирия проснулась — с улыбкой на губах и легкостью на сердце — эшлендеры уже почти свернули свой лагерь. Она горячо благодарила своих хозяев за проявленное радушие. Прощаясь, Вирия даже нашла в себе мужество пожелать скорейшего явления их мессии. В конце концов, законы гостеприимства действуют в обе стороны.