Почувствуй биение сердца

      Голова ужасно раскалывалась. Во рту до жути сухо. Так сухо, что нёбо стягивается, будто пленочкой от нехватки влаги. Что произошло? Помню клуб, алкоголь, а потом уже ничего не помню…       Я не без усилий распахнула глаза, снова зажмурилась. Открытые лучи солнца немилосердно ударили по ним. Когда органы зрения достаточно привыкли к свету, я огляделась. Думаете, я очнулась в своей комнате или в чужом доме, куда меня радушно принесли? Нет, не всё так просто. Моё тело всю ночь пролежало на остановке. Как такое получилось?       Люди, ждущие своего автобуса, с презрением и нескрываемой брезгливостью косились на меня, открыто называя алкашкой, бомжихой и наркоманкой. Я бы ответила им, если бы не хрипота, что слетала с губ.       Я встала со скамейки. Из — за резких движений приземлилась обратно. После вчерашних похождений вестибулярный аппарат в наглую отказывал. Всё же, путем продолжительных мытарств, я поднялась со скамейки и направилась в сторону, где предположительно находился мой дом.       Да, и как я такая домой заявлюсь? Глаза покрасневшие, опухшая, а изо рта на многие километры ощущается запашок перегара. Родители опять скандал устроят. Да те парни ещё у нас живут. Могу представить, что они думают о нас. Русская семейка Адамс. Только те любили друг друга и так странно проявляли свои чувства.       Вот я стою перед дверью нашего дома. Рука робко тянется к звонку. Слышу, как в коридоре раздаётся трель, оповещающая о моём приходе. Так, Катя, живи последние секунды своей жизни. Вдох — выдох.       Входная дверь распахнулась и оттуда показалась голова… Артема. Очень злого, хочу заметить, Артема. Парень несколько секунд прожигает меня взглядом. Затем хватает за предплечье и втаскивает внутрь, продолжая тащить в гостиную.       Я боялась даже пискнуть, ибо от этого амбала можно ожидать всё, что угодно. А тем временем, Тёма приволок меня в нужое помещение и силком усадил на стул напротив него самого и ещё Анатолия. Который доброту тоже не излучал. — Ну, и где же вы, юная леди, таскали свой зад? — усмехнулся Цой и повёл носом, — судя по запашку тебе было хорошо. — Где родители? — просипела я, боясь ответа. — Они сначала искали вас, маленькую алкоголичку, а потом улетели в командировку. Их раньше вызвали, — ответил качок, насыпая себе горсть кофе, — так ты скажешь, где шарашилась? Нам просто интересно знать, где тебя, в случае чего, искать.       Я молчала, опустила голову, дабы не встречаться с расвирепевшими взгялядами. Артем с грохотом приземлился на свой стул.  — Где ты была?! Родители места себе не находили. У вас итак ситуация не из лучших, а ещё ты масла в огонь подливаешь. — Тёмыч, ну, чего ты? — Толя принялся успокаивать качка, — как будто сам подростком не был. Нельзя так на ребёнка давить. — Слышь ты, добрый полицейский, посмотри на этого ребёнка. Ночь прошлялась чёрт знает где, так ещё и бухала. А ночевала ты где? На автобусной остановке? — блин, как ты догадался?       Я продолжала молчать. Слёзы уже подступали к уголкам глаз. Катя, спокойно. Ещё не хватало перед ними разреветься. — Ну так, говорить будешь?! — вскрикнул Артем, что стало последней каплей для меня. Я всхлипнула, в носу неприятно защипало.       Я вскочила со стула и побежала в комнату. Поздравляю, выставила себя истеричкой. — Ну, добился, чего хотел?! — послышался нервный голос Цоя.       Закрыв комнату на ключ, я плюхнулась на кровать, терроризируя взглядом белый натяжной потолок.       Как меня всё достало. Кто он мне такой, чтобы указывать, что делать? Чтобы поучать меня? Почему все всегда меня учат?!       Вскочив с кровати, я подлетела к комоду, где в последний раз оставляла лезвие папиной бритвы. Оно всё так же покоилось под шкатулкой. Я аккуратно взяла острую пластинку. Такая блестящая, лёгкая. Небрежно провожу острой стороной по запястью, отчего на коже тут же появляется глубокий, но тонкий порез. Кровь сочится безостановочно. Нет, я не пытаюсь покончить с собой, точно не сейчас. Просто я — мазохистка. Физическая боль заглушает душевную, пусть и ненадолго. Алая жидкость продолжает стекать по руке водопадом. А я смотрю на это, как последняя неуравновешенная психичка, и улыбаюсь. Это и вправду успокаивает.       Я бы и продолжала наслаждаться жизнью, если бы не стук в дверь моей комнаты. — Катя, можно? — послышался голос Толи.       Вот чёрт! Надо было тебе именно сейчас заявиться, когда у меня тут всё кровавым фантаном хлещет. — Сейчас, подожди секунду, — главное, вести себя непринужденно, — я просто сейчас… Не одета. — Да, кончено. Я подожду.       Так, бинт… Стоп, какой бинт? Он заметит, что у меня запястье порезано. Нужна кофта с длинным рукавом. Лучше свитер. А кровь? Как её остановить?       В спешном порядке я нацепила на себя черный джемпер. Если кровь просочится сквозь рукав, то это будет не заметно. — Входи, — открываю дверь, за которой стоит Цой, — извини за задержку. — Ничего, — он добродушно улыбнулся и закрыл за собой дверь, проходя в помещение.       Усевшись на кровать, Цой пристроился рядом. Несколько секунд он молчал, оглядываясь вокруг. Нежно — персиковые обои, белая мебель. На стенах мои рисунки с художественной школы. Чуть поодаль виднелись плакаты моих любимых рок — групп. — Я поговорить хотел, — начал Анатолий, — во — первых, извиняюсь за Артема. Он просто вспылил, у него такое бывает. Не любит, когда девушки пьют, а тем более, подростки. — Ничего, — я через силу улыбнулась, — мама с папой меня бы уже расчленили и по частям отправили в школу. — Кстати, о школе, — Толя щелкнул пальцами, — Темыч сейчас безумно злой, поэтому тебе лучше ретироваться в учебное заведение. Перед классной я тебя прикрыл, но это в первый и последний раз. Так что, умываешься, прихорашиваешься и дуешь учиться. — Ладно, — кивнула я, вставая с кровати. Но тут случилось непредвиденное. Рукав задрался, открывая вид на кррвртачащее запястье.       Твою мать! Видно, что это не просто ранка, а порез, нанесенный мной специально, осознанно.       Толя с ужасом смотрел то на руку, то мне в глаза. Дыхание перехватило, душа ушла в пятки. Блин, почему я такая лошара? — Катя, что это? Как это понимать?!