Wir sind im Krieg

— Что-то нынче холодно сегодня, — пробормотал Дитте, сильнее кутаясь в шинель. Ледяной ветер продувал его насквозь и солдат заметно дрожал. Беккер недовольно огляделся по сторонам и, осторожно вынув пачку сигарет из кармана штанов, закурил. Дым пошёл по легким, принося хоть какое-то облегчение. Единственный плюс наружной вахты лишь в том, что здесь ты можешь курить сколько влезет и Фюрер даже не подумает тебя отчитать. И все-таки погода в Берлине сегодня была просто отвратительной. На небе без конца висели черные тучи, а в воздухе пахло пылью и гарью — тушить пожары в городе стало практически некому. Разве что только гражданские ещё как-то боролись за него. Подумать только, целых три миллиона гражданских. А ведь русские пушки скоро достигнут Марцана, одного из самых сомнительных районов. Не хотелось бы попасть под артобстрел. Но нет, их наказали и они вынуждены стоять наверху и мерзнуть, в то время как внизу тепло и уютно, смеются и выпивают солдаты, а командование не прочь рассказать парочку анекдотов, чтобы хоть как-то развеять угнетающую обстановку. Вдобавок ко всему Фюрер вчера опять устроил генералам разбор полетов. Всё командование воздушных войск грозили перевешать. По слухам Вейдлинг передвинул командный пункт на запад, стараясь избежать прямого огня. И тем не менее, Кребс, Бургдорф и остальные находили свободную минутку, чтобы устроиться за столом и заняться опустошением бутылок с крепким. Особенно наяривал Кейтель. Беккер сам видел этот своеобразный «литрболл». И все-таки одна его радость осталась с ним — пачка сигарет. Добытая дорогой ценой, но теперь принадлежащая целиком только ему. Он не поделится ни с кем. И точка. — Пойдем вниз? — начал канючить Дитте, щуплый, затюканный новобранец, непонятно как выживший в этой бесконечной, казалось бы, бомбежке. Сам Беккер находился в Берлине уже два года и знал абсолютно всё. Его дико раздражал нынешний напарник, который, ко всему прочему, наверняка тот ещё трус. Только так и добрался до бункера, небось — оставляя трупы своих за спиной. Солдат поморщился от отвращения. У него появилось страшное желание перерезать Дитте глотку. Чтобы больше не ныл. — Караул сменится через два часа, — буркнул Беккер, наблюдая за бегущими на циферблате стрелками, которые именно сегодня почему-то бегали особенно медленно, больше походя на улиток. — Хочешь отправиться к стене — вперед. Фюреру не нужны такие слабаки. Дитте, до этого продолжавший бурчать, обиженно умолк. Наконец-то ты прикусил язык, заморыш. Солдат затушил бычок носком сапога и достал следующую сигаретку. — Дай, — попросил напарник. Нет, не попросил. Жалобно проскулил. — Пошёл к черту, — огрызнулся Беккер и вдруг насторожился. Зажженная было сигарета полетела на бетонную плиту и затухла. В мрачном вое ветра ему послышался какой-то шорох. Достаточно громкий шорох чтобы понять что к чему. Мужчина, крепче сжав свой ПП, осторожно двинулся вперёд. — Ты куда? — зашипел Дитте. — А как же я? В этот момент он поднял глаза к небу и вдруг завопил: — Ложись! Громкий свист и чудовищный взрыв. Беккер, успевший отбежать и ещё откатиться подальше от эпицентра, с трудом приподнялся. Страха он практически не ощущал. Лишь ноги слегка тряслись. Он посмотрел в ту сторону, где только что стоял напарник. Вернее, он уже лежал, дергаясь в предсмертных конвульсиях и громко крича от боли. Кровь впитывалась в землю. Умирающий был наполовину засыпан грунтом, поднятым взрывом. Беккер почувствовал едва заметный укол совести. Зря он думал так плохо о Дитте. И всё-таки на войне без жертв не бывает… Мужчина стал вглядываться в тучи, пытаясь угадать, откуда, с какой стороны сейчас нанесут удар. Пока было тихо. Однако солдат и не думал расслабляться. Он не мог забыть того самого шороха. Он сделал шаг вперёд и тут, среди пыли и дыма, узрел развевающийся белый стяг. Точнее что-то, издалека напоминающее его, сооруженное из тряпок. И тем не менее, это был флаг. Неужели русские идут с капитуляцией? Но как они узнали месторасположение? И что-то не видно людей. Поскорее бы дым развеялся. И вдруг издалека раздался словно бы призыв на немецком: — Помогите! Пожалуйста! «Девушка, немка…» — пронеслось в голове Беккера, но он был не столь наивным, чтобы по первому зову мчаться куда-то. Была велика вероятность, что это советские войска придумали очередную ловушку, чтобы выманить людей. Однако постепенно ему удавалось рассмотреть фигуру. Не выдержав, он взял бинокль и внимательно посмотрел туда, откуда донёсся крик. И правда девушка. В рваном немецком кителе, очевидно, снятом с одного из убитых на улицах солдат. Но на рукаве есть повязка с красным крестом. Медик… Худенькая, бледная, лицо вымазано в грязи, тонкие пальцы из последних сил сжимают жердь, на которой как раз и колыхались белые тряпки. Ранена она была или нет, Беккер заметить не успел. Он рывком бросился к двери в бункер и замолотил в неё кулаками: — Откройте! К его неожиданности, ему открыл Отто Гюнше. И с недовольным видом произнес: — Смена караула через… — Господин штурмбаннфюрер, там девушка! Военный медик, судя по всему. С белым флагом. — Без оружия? — Так точно! Гюнше нетерпеливо махнул рукой и скрылся во внутренних помещениях. На его языке это означало: «Приведи, но только осторожнее там». Беккер, до боли сжав свой ПП, вновь оказался на поверхности. Он осторожно начал пробираться к девушке, полустоявшей на коленях, полусидевшей на земле. Очевидно, она ослабла. Солдат приблизился к ней и не придумал ничего лучше кроме как ткнуть ей в спину стволом ПП. — Эй, — окликнул он её. — Господи, как хорошо что вы пришли! — она подняла на него заплаканные глаза цвета сапфира. — Я знала, я знала, что меня кто-то услышит! — Не волнуйтесь, — отбросив все подозрения, он подал ей руку. — Идемте. *** — Мой Фюрер, оберштурмфюрер Беккер нашел нашего медика у развалин, — доложил Гюнше, словно бы из-под земли появившийся перед Адольфом Гитлером. Адольф всегда ненавидел эту его способность, поскольку в последние несколько дней неожиданные появления даже преданных ему всей душой генералов вызывали у него страх и подозрения. Вдруг против него готовят заговор? Нет, зачем так думать? Они бесконечно уважают его, своего вождя, как русские уважают Сталина. И намного больше. — Медики нам очень нужны, — обронил Кейтель, нервно оттягивая воротник кителя. — Да, — подхватил после секундной паузы и Вильгельм Бургдорф, до этого делавший вид что изучает карту, лежавшую на столе. — Приведите её сюда, — приказал Гитлер, даже не глядя на мигом смутившегося Гюнше. — Слушаюсь, мой Фюрер. Он исчез в дверях и через минуту вновь зашел в комнату. На этот раз за ним следовала и незнакомка. Она успела стереть грязь с лица, чтобы придать себе более приличный вид и теперь выглядела гораздо симпатичнее. Каштановые кудри, милые алые губки и немного испуганный взор сапфировых глаз. Генерал Ганс Кребс, тоже находившийся в помещении, перестал разговаривать с Йодлем, и обернулся к вошедшим. Генерал был довольно взрослым человеком. Волосы с проседью, уложенные набок, и темные глаза, всегда смотрящие невозмутимо. И характер у него был соответствующий — если перед ним отчитываться, то четко и по делу. Он в удивлении приподнял брови. Это он делал крайне редко, поскольку его мало чем можно было удивить. — Хайль, мой Фюрер, — произнесла девушка, уставившись в пол. Адольф Гитлер поднялся со своего места и подошел к ней поближе. — Здравствуйте, — необычайно мягко сказал он. Так он говорил мало с кем, в основном со своей супругой, Евой. — Могу ли я узнать ваше имя? — Элли Шмидт, мой Фюрер, — ответила она смиренно и, на миг встретившись взглядами с генералом Кребсом, перевела взор на Гитлера. — Из Ростока. — Как же вы забрели так далеко? — спросил он. — Я — военный врач, умею оперировать. Меня захватили русские под Ленинградом. Я должна была лечить их раненых. А затем, когда представилась возможность, сбежала. Путь был трудным, мой Фюрер. Но дорога всё-таки привела меня к вам. — Вы нам понадобитесь, фройляйн Шмидт. Вы ведь не замужем? Вы очень молоды. И наверняка имеете талант в своем деле, раз в таком возрасте уже стали квалифицированным специалистом. — Да, мой Фюрер. — Вы будете помогать Хаазе. У него не хватает рабочих рук. Вместе вы вдвое быстрее справитесь с раненными. — Слушаюсь. — Отбросьте это, фройляйн Шмидт. Вы — девушка, а не солдат. Итак… Нет-нет, Гюнше, вы останьтесь. Поговорим о Фегелейне и планах. Кребс, мы обсудили вашу тактику. Сопроводите фройляйн Шмидт в её комнату, к фрау Юнге и фрау Кристиан — она может заблудиться, если пойдет в одиночестве. Передайте им также от меня, чтобы они дали девушке подходящую одежду. Эта совсем не годится. Кребс недовольно поморщился. Он-то ожидал, что сопроводить медика вызовется Гюнше или хотя бы Бургдорф, но те и бровью не повели. Тем не менее он коротко кивнул и Элли последовала за ним, уже более уверенно. Она не была похожа на шпионку и на русскую не походила вообще. Нет акцента, не такие черты, да и её благоговение перед Фюрером не так просто сыграть. Даже искусный актер бы так не смог. — Где вы служили? — отрывисто спросил Ганс Кребс, иногда поднимая руку в ответ на приветствие других солдат, встречавшимся на их пути. Некоторые присвистывали и провожали молодого медика голодными взглядами. Элли было не привыкать, но за долгое время она успела забыть о подобных вещах. Кажется, теперь вновь придется носить с собой острый скальпель в целях защиты. — В шестой дивизии вермахта, господин генерал, — ответила она и едва заметно улыбнулась. — Я спасала многих раненых и среди них отнюдь не были одни рядовые. — Хорошо, — так же коротко сказал он. — И из меня, бывало, вытаскивали пули. Надеюсь, Рейх сможет на вас положиться. У нас тяжелая ситуация. Ещё один солдат погиб при артобстреле. Он остановился перед железной дверью. — Войны без жертв не бывает, господин генерал, — вздохнула Элли. — Спасибо вам за сопровождение. И за беседу. Здесь я буду жить? Ганс Кребс утвердительно кивнул и, развернувшись на каблуках, двинулся обратно. Девушка некоторое время поглядела ему вслед и, волнуясь, открыла дверь. Обычная скудная обстановка, свойственная для военных бункеров. От стены к стене протянуты бельевые веревки, на которых сушилась одежда. На железных койках лежало ещё трое девушек, укрывшись одеялами. Они спали. Элли посмотрела на висевшие на стене часы. Четыре часа утра, а у неё сна ни в одном глазу. Она присела на свободную койку в дальнем конце комнаты. Вещей у неё нет, кроме старой рваной шинели и одежды под ней, да нечищеных сапог, которые натерли ужасные мозоли. Впрочем, к боли медик уже успела привыкнуть и даже гордилась собой за стальную выдержку. Она увидела чайник и чашки на общем столе. Очевидно здесь девушки едят, спят и разговаривают, пытаясь оторваться от тяжелых мыслей. На поверхности вновь громыхнуло. Элли не обратила на это внимания. Она налила себе давно остывшего чаю. Как же ей хотелось пить… Она жадно осушила две чашки и только после этого, успокоившись, прилегла на жестковатую кровать. Однако ей приходилось спать на земле и кровать теперь казалась настоящим раем. *** — Смотрите, какая хорошенькая! — Тише, Герда. не надо будить её. — Неужели она в одиночку проделала такой опасный путь? — Так говорят генералы… Элли проснулась. Её окружили девушки, те самые, которых она впервые увидела здесь. Часы показывали восемь утра. Она приподнялась на кровати и обнаружила, что уснула прямо в грязной шинели. Шмидт слегка покраснела от стыда. Да, она уже стала настоящей солдаткой и забыла о манерах. — Здравствуйте, — ей протянула руку красивая девушка и участливо улыбнулась. Её глаза светили добротой. — Как вы себя чувствуете? — Хорошо, — ответила Элли. — По всему бункеру ходят слухи, — вмешалась брюнетка, внешностью походившая на азиатку. — Никто не в силах поверить в то, что такой хрупкий цветочек умудрился сбежать от большевиков и добраться до Берлина. А ещё и выжить, когда наверху бомбят что есть мочи… Как же вам повезло! Верно вы верили в то, что Фюрер будет рад вас видеть. Кстати, меня зовут Герда, Герда Кристиан. Это — Траудль Юнге. А это — Констанция Монциарли. — Мы рады вас видеть, — ласково сказала та. — Вы ведь медик? Это благородная профессия! — И трудная, — добавила Траудль. — Вы правы, — пробормотала смущенная Элли. — Я дам тебе что-нибудь из моей одежды. Вскоре шинель с неё, пусть и почти силой, сдернули и заставили помыться. Через несколько минут она предстала перед ними чистой и причесанной. Кудри волной спадали на её плечи, Элли была одета в длинную юбку и блузку, расшитую цветами. — Что за прелесть! — воскликнула Констанция. — Прекрасная барышня, а не грубая солдатка! А эти вещи надо вы выкинуть. — Нет-нет! — остановила её девушка. — Если можно… если можно её почистить… И остальное… Я оставлю её себе. Вдруг пригодится. И сама починю. Она рваная. — Хорошо, — кивнула Монциарли. — Давайте завтракать, девочки. Элли уселась за столом рядом с Траудль, поскольку по неизвестным причинам именно с ней ей было хорошо и спокойно. Они ели овсянку и бутерброды с маслом и эта еда казалась Шмидт лучшим, что она пробовала в своей жизни. Она уминала за обе щеки, стараясь невзначай не перемазаться маслом, и хлеб, и холодные сосиски, выпила две чашки чая. Только после этого голод отступил окончательно. Она переговаривалась с другими девушками и постепенно сдружилась с ними. Но всё хорошее рано или поздно кончается. В дверь постучали. Судя по всему, это пришли за ней. С сегодняшнего дня она помогает доктору Хаазе оперировать раненых в госпитале. Попрощавшись с новоявленными подругами, Элли вышла из комнаты и едва не столкнулась нос к носу с молодым симпатичным мужчиной. — Это вы — фройляйн Шмидт? — спросил он учтиво. — Да, — кивнула она и добавила. — Не надо этого. Зовите меня просто Элли. — Тогда я — Герман. Герман Фегелейн, — улыбнулся тот. — Ой! — она растерялась. — Вы — генерал? Прошу извинить меня за дерзость, господин Фегелейн! — Не надо этого, — тот ответил её же фразой. — Просто Герман. Мы будем часто видеться. Я провожу вас к Хаазе. Генерал Кребс и остальные на совещании с Фюрером. Как ни странно. Элли показалось, что он произнес это с издевкой. Она предпочла улыбнуться и последовать за ним в госпиталь. Они спускались ниже, когда Герман вдруг спросил: — Это правда, что вы без оружия прошли так далеко? Весь бункер это обсуждает. Даже Фюрер впечатлен. — Это было трудно. Русские едва не поймали меня, когда я совершила побег из их лагеря. Сейчас они в Марцане. Они и их пушки. — Уже? Мы ожидали их там только через три дня. Что ж, я доложу командованию. Мы пришли. Еще одна железная дверь. Фегелейн остановился. — Будьте осторожны с Кребсом и остальными, Элли, — сказал он. — Это вам не какие-то русские. И не делайте глупостей. Желаю вам удачи. Передайте Хаазе мой горячий привет.  И, еще раз безмятежно улыбнувшись, он, насвистывая, стал подниматься назад. Вдохнув поглубже, Элли распахнула железную дверь. Госпиталь. Настоящий военный госпиталь. Её не ошеломили ни страшные крики, ни стоны, ни вид крови или отпиленной конечности. Она уже видела это. И все-таки девушка содрогнулась. Да, врачом быть непросто. Каждый день с таким сталкиваешься… Это тебе не детская поликлиника. Доктор Хаазе. Человек в возрасте, с особым усердием работавший скальпелем и, время от времени, требующий у ассистентов инструменты. Элли подошла ближе. — Фройляйн Шмидт, — он снял маску с лица и внимательно взглянул на нее. Морщинистое лицо, умные выпуклые глаза. Руки его были в крови. — Рад вас видеть. Мне уже сообщили. Я — Вернер Хаазе, ваш коллега. Там есть халаты, перчатки и маска. Одевайте их и возвращайтесь. Нам предстоит сложная работа. Элли поспешила исполнить требование и вскоре присоединилась к врачу. В тот момент она поняла, что рада своему прибытию в бункер. Она жива, и Рейх непременно покончит с красными зверями. Это лишь вопрос времени. А пока она должна обеспечить, чтобы солдаты не страдали от ран и с новыми силами шли в бой, показывая величие их страны. И пусть бегут враги.