Wir sind im Krieg

Элли ещё не приходилось так уставать от столь любимой ей работы. Они с доктором Хаазе, являясь одними из немногих, кто мог спасти здесь жизнь раненому солдату, пропустили обед и оперировали, оперировали, оперировали… Девушке казалось, что её руки, пусть и защищенные белыми резиновыми перчатками, навсегда впитали запах и цвет крови. Они переходили от одного больного к другому, вытаскивая пули, зашивая раны, а иногда, понимая что человек уже никогда не встанет, по его же просьбе вводили ему смертельные инъекции. Вот такого Элли никак не ожидала и едва не расплакалась, когда какой-то старик, лишившийся обеих ног, хриплым стоном умирающего умолял их поскорее покончить с этим. Хаазе предоставил это ей, очевидно желая проверить новоприбывшую. Сердце внутри пропустило пару ударов и Элли, едва не давясь слезами, наполнила шприц и осторожно ввела препарат.Через несколько секунд старик затих. Двое санитаров положили его на носилки и куда-то понесли. «Какой ужас…» — пронеслось в её кудрявой, но умненькой головке. Она прекрасно осознавала, что показывать слабость сейчас ни в коем случае нельзя. Далее было ужасное заражение. Молодой солдат, похожий скорее на едва вышедшего из школы мальчишку, лежал на операционном столе, готовясь к своей участи. — Фройляйн Шмидт, держите его, — приказал Хаазе и надвинул маску на лицо. Парнишке предстояло попрощаться с правой рукой, уже почерневшей в некоторых местах. — Лучше убейте меня, — тихо попросил солдат запекшимися губами. — Нет-нет, молодой человек, — врач ничего не желал слушать. — Ампутационную пилу сюда. Ему подали инструмент. — Простите… — прошептала девушка раненому и стала крепко его удерживать, пока доктор Хаазе работал пилой. Душераздирающие крик, вырвавшийся из легких солдата, на какое-то время парализовал её и несчастный было рванулся с операционного стола, истекая кровью. Но она тут же пришла в себя и, схватив его, вернула назад. Вернер Хаазе, до этого, видимо, собиравшийся сделать ей серьезное замечание, лишь нахмурился и вернулся к ампутации. Девушка удерживала парня до самого конца. «Мне бы очень хотелось, чтобы вам не пришлось здесь умирать, — подумала она. — Вы должны жить на благо Рейха. Ради нашего Фюрера. Вы должны его поддержать». — Это был последний на сегодня, — сообщил ей доктор. — Отправляйтесь ужинать к вашим новым подругам, фройляйн. Не забудьте оставить халат. Завтра мы продолжим. Здесь полно больных. Идите. У меня ещё есть дела в госпитале. Послушно кивнув, Элли толкнула перед собой железную дверь и стала подниматься наверх, направляясь к своей комнате. Солдаты тоже собрались на вечернюю кормежку. Девушка спросила время у одного из них. Семь часов. Действительно пора бы поесть. У неё не было во рту ни крошки с самого утра. Проходя мимо длинных столов, за которыми трапезничали простые бойцы и высшие офицеры, она случайно посмотрела на небольшое сборище вдали ото всех и встретилась глазами с Фегелейном. Рядом с ним сидели Кребс и Бургдорф, ни на секунду не оставлявший товарища и буквально благоговевший перед его харизматичным взглядом. Также там присутствовали Альфред Йодль и Вильгельм Кейтель. Они с особым усердием налегали на нечто, походившее на макароны с курицей. Всё же лучше чем пресная овсянка и холодные сосиски, показавшиеся Элли какими-то резиновыми, которые невозможно толком прожевать. Герман жестом подозвал её к себе. Ничего не оставалось кроме как подойти. «Интересно, что ему нужно от меня?» — мысленно удивилась девушка. Она слишком устала, чтобы заводить какую-либо беседу, и думала лишь о хорошем бутерброде с маслом и чашке горячего чая. А затем лечь спать, чтобы с новыми силами продолжать борьбу со смертью. — Как прошел ваш первый день, Элли? — как всегда вежливо осведомился Фегелейн, легонько сжав её тонкую руку в своих пальцах. — Спасибо, всё было в порядке, — ответила она, стараясь казаться не такой уставшей и угрюмой. — Вероятно, вы проголодались, — он учтиво улыбнулся и указал на свободное место на скамье. — Присаживайтесь. Сегодня у нас отличный ужин. А Бургдорф что-нибудь споет. — Благодарю за приглашение, но мне неудобно… — пролепетала она. — Фройляйн следует пораньше лечь спать, — Кребс оторвался от созерцания своей тарелки. — Завтра у неё трудный день, а Вильгельм только сильнее утомит её своим пением. — Помолчите, Кребс, — оборвал его Герман. — Прошу вас, милая фройляйн, разделите с нами трапезу. Элли пришлось присесть на указанное им место. Она получила свою тарелку с макаронами и тотчас же накинулась на них, стараясь поскорее утолить голод. Фегелейн, похоже, изо всех сил пытался добиться её расположения — он развлекал её шутками-прибаутками, подкладывал на тарелку лучшие куски мяса и абсолютно не обращал внимания на насмешливое фырканье Ганса и Бургдорфа. Поначалу Элли чувствовала себя неуютно, еда уже не лезла в горло, но затем, сама того не заметив, она расслабилась, наелась и напилась. Теперь уже и остальные генералы подключились к Герману. Кребс достал откуда-то бутылку с крепким алкоголем, названия которого девушка не знала. Да её и не интересовало. К ней пододвинули наполненную до краев рюмку. — Ну нет, — задыхаясь от смеха, она отставила рюмку от себя. — Не сегодня. — Да что же вы, — Бургдорф пил больше всех. Он хрипло расхохотался, да так, что остальные офицеры с других столов настороженно обернулись в их сторону. А затем вернулись к своим делам. Попойки здесь отнюдь не являлись редким зрелищем. И тут он затянул лирическую песню, слова которой заставили всех замолчать. Элли с Кребсом чуть раскачивались в разные стороны, изредка подхватывая.

Wir sind des Geyers schwarzer Haufen, heia, hoho, und wollen mit Tyrannen raufen heia, hoho! Spieß voran, drauf und dran, setzt aufs Klosterdach den Roten Hahn! Als Adam grub und Eva spann, Kyrieleis! Wo war denn da der Edelmann? Kyrieleis! Spieß voran, drauf und dran, setzt aufs Klosterdach den Roten Hahn..!

— Прекрасно, — девушка первая из всех захлопала в ладоши. — Фегелейн, вы упускаете прекрасную возможность, — рассмеялся Бургдорф, опрокинув в себя содержимое уже пятой рюмки. — А вы явно пытаетесь увести мою молодую подругу, — Герман улыбнулся ему, однако глаза его были холодными, словно бы изучающими. Он один из всех не притронулся к алкоголю и ум его был трезв. — Простите, господа, но мне уже пора, — у Элли кружилась голова — от выпитого, от такого количества симпатичных мужчин вокруг неё, от явных ухаживаний Фегелейна. Однако поутихший голос здравого смысла призывал её покинуть генералов и идти поскорее спать. Она взглянула на наручные часы Кребса. Десять часов. Сколько же они тут просидели? Время летит слишком быстро. Кое-как поднявшись со скамьи, она попрощалась во всеми, помахала им и, слегка пошатываясь, направилась к своей комнате. Она так и не поужинала с Траудль, Гердой и Констанцией. А ведь обещала… И чего она не сказала об этом Герману? Упрекая себя и иногда наталкиваясь на проходящих мимо солдат, она вошла в помещение и аккуратно закрыла за собой железную дверь, чтобы никого ненароком не разбудить. Девушки уже улеглись по кроватям. Судя по мерному дыханию, они крепко уснули. Раздевшись и забравшись в свою постель, Элли укрылась теплым одеялом и закрыла глаза. В эту ночь ей снилось что Фегелейн сделал ей предложение, Кребс был свидетелем на их свадьбе, а Йодль и Кейтель отплясывали краковяк. *** Утром Элли проснулась от ужасной головной боли. Отвратительный привкус во рту, ноющая боль в черепе и остальное говорили об изрядном похмелье. Она посмотрела на часы. Восемь часов утра. Пора завтракать и идти работать. Сегодня у девушки не было абсолютно никакого желания копаться в чьем-то разорванном мясе. Кажется, ей хватило и вчерашнего. Но она должна показать, что не просто так ест здесь хлеб. Лишние рты не нужны фюрербункеру. Вчера она запомнила примерную дорогу до госпиталя и теперь не могла заблудиться в бесконечных, казалось бы, коридорах. Русские продолжали свой артобстрел. Оказалось, что они уже в двенадцати километрах от центра города. В двенадцати километрах от их убежища. Наверху со страшной силой громыхнуло и Элли почудилось, что на неё рухнул потолок, а барабанные перепонки взорвались от чудовищного шума. Но нет, пока она цела и ей ничто не угрожает. Это подземелье должно защитить их. Наверху сражаются преданные Рейху солдаты и девушка искренне надеялась, что очень скоро советские войска ибо отступят и капитулируют, либо будут уничтожены их доблестной армией. Интересно, Фюрер тоже убеждает себя в этом? «Нет, я не имею права сомневаться! — одернула себя она. — Мы выиграем, непременно выиграем»! Завтракала она быстро и в одиночестве — ни Траудль, ни Герда с Констанцией ещё не проснулись. С трудом запихнув в себя два бутерброда с маслом и выпив чашку чая, Элли осторожно, на цыпочках прокралась в коридор. Несмотря на то, что легла она не так поздно, ей всё равно хотелось спать. Зевая, она двинулась к спуску в госпиталь. Серые стены давили на неё, а неестественный свет заставлял постоянно щуриться из-за своей яркости. Вот уже и Рохус Миш на ногах. Прохаживается рядом с лестницей, ведущей на поверхность. Вероятно, он ждал смены караула. Элли коротко кивнула в ответ на его вопросительный взгляд и двинулась дальше. Дверь одного из кабинетов была приоткрыта. А вокруг неё собралась целая толпа, состоявшая из офицеров. Все они к чему-то прислушивались. И-за двери доносились знакомые крики. «Фюрер опять недоволен…» — подумала девушка и ненадолго задержалась вместе с остальными. — Русские в двенадцати километрах от центра города, и мне никто не докладывает пока я не спрошу! — раздался стук кулака об стол. Адольф Гитлер негодовал по-настоящему. — Негодяи! Меня окружают одни предатели! Генералы! Только зоветесь генералами, годами просиживаете штаны в академиях, где вас учат как правильно держать нож и вилку! Подлецы! Я приказал Штайнеру вернуться и он вернется! А иначе пойдет к стене! Так ему и передайте! Последняя реплика прозвучала особенно громко и вся толпа одновременно вздрогнула. Какая-то медсестра, очевидно, тоже шедшая на работу, истерично разрыдалась. Некоторые недоуменно почесывали затылок, кто-то перешептывался. Крики затихли. Элли не представляла, кто такой этот Штайнер, но было очевидно, что за неисполнение приказа его ждет расстрел. — И где Вейдлинг, черт его подери?! — Фюрер продолжал тираду. — Без его поддержки Берлин падет раньше, чем сюда вернется Штайнер! Где Вейдлинг, Бургдорф?! Где его кучка безмозглых слабаков?! — Мой Фюрер, эти люди проливают кровь за вас… — голос Вильгельма дрогнул. — Чушь! Где Венк с двенадцатой армией?! Почему они не двигаются к Берлину?! — Мой Фюрер, но ведь Венк идет по направлению к Эльбе..! — Так пусть они развернутся! Это был приказ! Я так приказал!!! Не в силах и дальше слушать это, Элли метнулась прочь от толпы. Ей надо в госпиталь. В госпиталь. Что она здесь-то забыла? Обернувшись, она встретилась глазами с только что вышедшим из кабинета Фегелейном. Он хотел что-то сказать, открыл было рот, но девушка лишь нахмурилась, покачала головой и двинулась вниз. Её уже ждал доктор Хаазе в полном «боевом облачении». Кивнув ему, она накинула халат, надела чистые перчатки и маску. — Что ж, приступим, — Вернер проследовал к операционному столу. Вокруг них то и дело проскальзывали медсестры с какими-то склянками, сжимая мотки белого бинта, иногда склоняясь над стонущими ранеными. Пока их особенно в госпиталь не поступало, но он и без того был забит до отказа. У кого-то перебита нога, кто-то сидит с повязкой на лбу, у кого-то уже начинался горячечный бред. Трудно было себе представить, что Хаазе достаточно долгое время в одиночестве руководил всем этим. — Господин Хаазе, что будет дальше? — сонно спросила Элли, делая перевязку. — Победа Рейха, разумеется, — врач удивленно глянул на нее и перестал орудовать скальпелем, с явным наслаждением копаясь в разорванном мясе. «Сами-то вы в это верите?» — хотелось сказать Шмидт, но она прикусила язык и, перейдя к другой ране, стала её зашивать. Человек, с которым они работали, давно потерял сознание от болевого шока. Она посмотрела на его лицо, теперь такое безмятежное, и ей показалось, что он уже мертв. — Фройляйн Шмидт, чего вы боитесь? — вдруг задал неожиданный вопрос Хаазе и пристально воззрился на нее. — Ничего, — соврала Элли. — Я — медик, и видела такое, отчего у любого волосы встанут дыбом. — Тогда вы несомненно в курсе, что Фюрер начал жить в своей воображаемой реальности, — Элли покончила с зашитием раны и они направились к следующему пациенту, предоставив санитарам унести на носилках спасенного солдата. — Наверное, вы уже слышали, как он кричал на генерала Кребса, Альфреда Йодля, Фегелейна, в конце-концов… «Зачем он упомянул Германа?» — насторожилась девушка, но виду не подала. — Господин Хаазе, я верна своему Фюреру и знаю, что мы победим. Когда у него такие талантливые главнокомандующие, он возьмет любой город, любую страну. Даже такую огромную как Советский Союз. Взор её сапфировых глаз сделался тверже, и Вернер это заметил. Он пожал плечами и продолжил работу. Открытый перелом — это не шутки. Нужно было предотвратить осложнения. Элли исполняла все требования, помогая врачу по мере своих сил. — Будьте осторожны, фройляйн, — Хаазе не отрывал глаз от вышедшей наружу кости, однако голос его был тихим и твердым. — Герман Фегелейн — опасный человек. И шутить с ним чревато. Как и с Генрихом Гиммлером, его верным товарищем. Больше они не говорили, лишь обменивались короткими репликами. Обед снова пришлось пропустить, но Элли почти не чувствовала голода. Неожиданный страх объял её. Уже второй человек предупреждает её об опасности. И обвиняет в чем-то того, кто первый попросил об осторожности. Герман Фегелейн… Может ли Фюрер ему доверять? Может ли доверять харизматичному Кребсу, невозмутимому Кейтелю? А Альфред Йодль? Фюреру как никогда нужна поддержка. И где же её брать? *** С раскалывающейся головой и пустым желудком, медик отправилась в комнату, к Траудль и Герде. На этот раз она тщательно избегала стола генералов. Напрасно её пытался высмотреть Фегелейн, которого она, в свою очередь, заметила гораздо раньше. Тихая как мышка, она скользнула в коридор, миновала двоих солдат с автоматами, и толкнула железную дверь. Траудль и Герда бросились к ней. — Почему ты не пришла вчера ужинать? — спросила Траудль, глядя ей прямо в глаза. — Мы думали, с тобой что-то случилось. — Я ужинала с генералами, — вздохнула Элли. — Простите, но пришлось. Отказываться было неудобно. — Готова поспорить, что это Фегелейн, — хихикнула Герда. — Вот ведь хитрый. Породнился с Фюрером и теперь любовниц себе высматривает. — Что? — не поняла девушка. — Он женат на сестре Евы Браун. Ты разве не знала? — Нет… Элли не ощутила ни разочарования, ни облегчения. Больше это походило на пустое равнодушие. И тем не менее, что-то глубоко в груди больно кольнуло ее. Она ела торопливо, не боясь подавиться, а на вопросы отвечала краткими и несложными предложениями. Грохот наверху заставил её едва заметно вздрогнуть. Похоже, русские планировали не дать им уснуть в эту ночь. И Герман… Элли невольно представила себе его жену. Наверняка красивая, умная. Почему же тогда он ищет кого-то на стороне? Почему пытается быть галантным именно с ней, а не с Гердой или Траудль? — Я пойду, — сказала Шмидт, поднимаясь из-за стола. — Куда? — удивились девушки. — В… В госпиталь. Да-да. Помогу доктору Хаазе с… Неожиданно дверь с громким стуком распахнулась и на пороге появилась сама Ева Браун, о которой они недавно упомянули. Яркий макияж, красивое блестящее платьеис открытой спиной. Вместе с ней еще и странная толпа. Элли не понимала, чему они все так радуются. Но с Евой ей довелось пообщаться и женщина не вызывала у нее неприязни. Наоборот — она казалась ей совершенством. «Только такой и может быть возлюбленная Фюрера», — с легкой улыбкой подумала девушка. — Все танцевать! — воскликнула Ева весело. — Я хочу, чтобы все танцевали. Идем, Элли, идем! Траудль, Герда, Констанция, давайте за нами! Не отстаем! Сегодня все должны танцевать! Огорчать её Элли не хотелось. Несмотря на усталость, она желала развеяться и с удовольствием присоединилась к процессии. Где бы не была Ева, офицеры и рядовые солдаты вскакивали с мест и следовали за ней. С ними были и они, девушки. Краем глаза Шмидт заметила, что Кребс, пусть и нехотя, но влился в толпу вместе с Йодлем и Кейтелем. Мелькнул и китель Фегелейна. Элли сразу же стало дурно. Нет, нет. Она пойдет. Она должна веселиться. Хотя бы сегодня. Что с того, что наверху стреляют? Они внизу. Они в безопасности. Это был большой зал с огромной хрустальной люстрой под потолком. На столах было шампанское и закуски, при их появлении тут же заиграла музыка. Ева сама составляла пары из тех, кто был растерян и не знал что делать. Она подбадривала танцевавших криками. Очевидно, Еве очень хотелось, чтобы хоть сегодня они не чувствовали угнетения. От этой мысли Элли почему-то захотелось заплакать. — Танцевать! Всем танцевать! — Ева схватила было за руку Кребса, огляделась по сторонам и неожиданно двинулась прямо к Элли. Та мелко задрожала. Танцы никогда не были её любимой вещью, а уж тем более теперь, когда она планировала лишь отсидеться в уголке. Траудль и Юнге пробовали игристое вино и над чем-то смеялись. Казалось бы, только Элли не весело на этом празднике, попытке отвлечься от ужасов поверхности Только Элли и Кребсу. — Потанцуйте же с ней, — Ева подтолкнула мужчину. — Не может столь красивая девушка остаться без кавалера. Давайте, Ганс, сегодня все должны веселиться. Элли изящным, насколько у нее получалось, движением подала руку генералу. Вот у кого, пожалуй, получалось танцевать намного лучше. Он вел, кружил её по залу, мимо других пар, и все время сохранял полную невозмутимость. Некоторые обратили на них внимание и остановились, невольно залюбовавшись этой парой, плавно скользящей по центру зала. Среди них была и Ева. Фегелейн, до этого вальсировавший с какой-то незнакомой девушкой, отпустил свою партнершу и уставился на Элли и Ганса. Сама же Элли вдруг ощутила, что тоже может танцевать. Вся её неуверенность мгновенно прошла. Она забыла даже о взирающем на нее Фегелейне. Ганс Кребс двигался чрезвычайно плавно и легко для своего возраста. Так танцуют стройные, молодые юноши. А генерал, хоть и не был толстым, уже перешел четвертый десяток. — Ах, как мило, — вздохнула Герда, стоя с бокалом в руках. — Да, — улыбнулась Траудль. Вскоре Элли пригласил Вильгельм Кейтель, до этого не проявлявший к ней интереса. После него к ней подошел Отто Гюнше. Следом за ним Вильгельм Бургдорф, завоевавший здесь славу отменного певца и танцора. И со всеми Элли кружилась с одинаковым удовольствием, и всем улыбалась. После генералов, к ней подходили и другие кавалеры, но девушка устала и любезно отказалась, виновато смотря на них. Впрочем, все поняли, что Звезде сегодняшнего вечера надо передохнуть. Ганс Кребс попивал шампанское, хотя видно было, что этот напиток ему не особо по душе. Он — солдат, и подобное ему несколько чуждо. Элли подошла к нему. — Скоро всё кончится, — произнесла она, не глядя на него. — Не скоро мы сможем собраться так ещё раз. Кребс ничего не ответил. — Спасибо вам за прекрасный танец, — добавила Элли и, заметив приближающегося Фегелейна, тотчас же скрылась в толпе. Не услышав сказанного ей вслед тихого: «Не за что, фройляйн». Рохус Миш пригласил её на танец и она согласилась. Они как раз вальсировали по залу — она, положив ему руку на плечо, а он на её талию, — как вдруг сверху раздался грохот. Музыка стихла, хрустальная люстра закачалась, звеня подвесками. Люди испуганно заозирались. Казалось бы только Ева сохранила спокойствие. — Неужели нельзя завести музыку?! — всплеснула руками она. — Будут ли особые пожелания? — спросили ее робко. — Да, свинг! Заиграла веселая мелодия. Ева забралась на некое подобие сцены и принялась увлеченно отплясывать, подавая пример остальным. Все постепенно успокоились. Одной Элли уже не хотелось танцевать. Она поблагодарила Рохуса Миша, нашла в толпе Траудль и Герду. — Идемте отсюда, — попросила она. — Мне что-то плохо. — И мне, — пробормотала Юнге. Подруги было направились к выходу из зала, как вдруг новый взрыв, еще ужаснее и разрушительнее, грянул за их спинами. Каменная стена разлетелась, осыпая отпрянувшие пары мелкими камнями. Послышались крики. Поднялась паника. Элли, прикрывая голову руками, схватила Траудль и Герду и поскорее потащила их к дверям. Пестрый вечер окончился весьма неожиданным образом.