Сатурн

Девственно чистый, тёмно-синий цвет бесконечно далёкого ночного неба дурманит сознание, и стоит только разок поднять голову - невозможно оторваться от притягательной неизвестной пустоты. Настолько недосягаемо, как ясные мысли в первый момент пробуждения ото сна. До безумия чарующее, словно медлительная воронка, утягивающая вглубь, откуда тебе определённо никогда не выбраться. Бескрайне широкое и бездонное, оно уносит почву из-под ног, как умелый гипнотизёр, о недоверии к которому и мысли никогда не возникало. Безупречная природная красота и любоваться ей не хватило бы вечности. Чудовищно беспредельная глубина, которую человек просто физически представить не в состоянии. Невероятное. Идеальное. Недостижимое небо. И в этом неизменном, нестареющем океане пустоты всё-таки нашли себе место необъяснимые маленькие голубые кристаллики. Парадоксально мелкие в нашем собственном воображении и непомерно огромные в глобальной реальности. Звёзды, которые существуют там, где нам не суждено побывать. Словно снисходительный зритель, они рассматривают нас с расстояния ужасающей бесконечности, когда мы во все глаза любуемся их сиянием, сжатые в шарообразной клетке. Снизу вверх, потому что они величественнее. Неживые, но существующие дольше нас всех. - Что это? – случайный вопрос, так умело разбивающий невесомую идиллию. - Ворон, - опустошённо прошептал Чинен, рассеянно проклиная того, кто нарушил поток умиротворённых мыслей. - Это ты уже говорил, и что это? - Созвездие, - он взглянул на Ямаду как на полоумного, - для большей информации мог бы почитать энциклопедию. - Ты её вроде как раз читал. - Но она твоя. В ответ Рёске пожал плечам. Запрокинул голову, и его грустный взгляд снова пробежался по неправильному квадрату. И почему ворон? Совсем ведь не похож. - Была какая-то история… - всё так же глухо проговорил мальчик, - но я забыл. Что-то про Аполлона и его птицу. Едва заметный смешок утонул в резком порыве незваного ветра. Чуть прохладный, но безупречно дополняющий специфическую атмосферу между ними. Колкую, тягучую, шаткую, при этом необъяснимо необходимую. Такую, в которой теряется навязанная вежливость, публичная неуверенность, хроническая мнимость и ежеминутная боль. Остаётся только обида, так легко впитываемая неосознанным пониманием друг друга. - Правда не помню, - искренне расстраиваясь от безрезультатных попыток вспомнить, Чинен вздохнул и потом ещё тише добавил, - рассказал бы. - Ясно, - без капли иронии или насмешки, одно слово добавило оттенок нежности в смешанную гамму неподдельно отрицательных эмоций. Им одновременно стало легче, хотя ни один не решился сказать об этом вслух. - Видишь, вон там, - Юри прицельно потянулся вверх, указывая в заполненное многочисленными точками черное матовое полотно, - самая яркая звезда в этом четырёхугольнике? - Угу, - Ямада успел не только заметить то, что ему так воодушевлённо показывали, но и уловить мимолётную радость в широко распахнутых глазах. - Это вроде как Альфа созвездия, у неё ещё есть какое-то мудрёное название, которое я тоже благополучно забыл. - Тебе с памятью надо что-то делать, - дружелюбная интонация во второй раз нежно объяла ещё не до конца остывшие негативные чувства, и Чинен невольно поддался хорошему настроению: - С этим не поспоришь. Как ни странно, в этой загородной пустынной жизни наличие рядом какого-либо собеседника сродни глотку воды в испепеляющую жару. Эту острую потребность почти невозможно распознать сразу, потому что от одиночества мысли импульсивно путаются и поверхностная ненависть ко всему затупляет адекватную реакцию на нежданно явившегося гостя. Совершенно случайно забываешь, что разговор «ни о чем» может вывести из едкой тоски, а интерес к окружающему – из липкой депрессии. Страшно открыться и ощутить смачный плевок в ответ. Страшно довериться и не получить взаимной искренности. Страшно рассказать о своих проблемах и услышать равнодушный смешок. Но когда появился Чинен, Ямада неожиданно для себя осознал, что эти надуманные страхи уже не существуют. Вся эта мизантропия, которой он ежедневно разъедает сердце матери, больше не маска, а новая приобретённая личность. В запертой бетонной четырёхстенной коробке, он настолько загнал себя в угол безысходности, что слился с ним неотвратимо. Не хочется игриво улыбаться, громко смеяться и радоваться каждому дню, наблюдая за бархатными лучами просыпающегося золотистого солнца. Не хочется, потому что внутри нет тёплых надежд на радужное будущее, только холодное уныние и тупая боль в ногах. - С чего вдруг тебя передёрнуло желанием полюбоваться на звёздное небо? – давно крутящийся на языке вопрос, Юри глухо обрушил на Рёске. - А мне кто-то это запрещал? Исполненное небо густой чернотой медленно отступало под натиском вязких туч, превращаясь в грязно-серое болото, словно перевёрнутый мир, который вот-вот должен обрушиться. Яркие звёзды налажено потухали, как частые фонарики из-за эклектического сбоя, но луна отчаянно боролась за личное пространство, хотя её бой априори был проигран. Чинен недовольно сощурился, наблюдая за картиной, омрачающей его хорошее настроение. Ямада равнодушно следил за слаженными облаками, закинув голову на спинку холодного инвалидного кресла. - Я не об этом, просто, с чего вдруг?.. - Ты сам мне книгу подкинул. Да и всё лучше, чем белый потолок. Чинен успел только кратко на него взглянуть, когда первая капля многозначительно разбилась о металлический корпус телескопной трубки. Ямада-сан в момент оказалась на крыльце с новостью о грядущей буре, и вечер астрономических наблюдений закончился ничем не лучше, чем все предыдущие. И засыпая под мелодичный ритм безвременного ливня, Юри некстати подумал о том, что Сатурн возможно увидеть только в июне.