Сатурн

Бывает, просыпаешься утром и чувствуешь, что день будет хорошим. Не так, что хочется во все тридцать два зуба улыбаться как идиот, или лихорадочно кидаться каждому на помощь, а просто вдыхаешь как можно больше воздуха полной грудью и с давно позабытой лёгкостью выдыхаешь прохладу сквозь искреннюю полуулыбку. Тебе не холодно и не жарко. Не плохо и не хорошо. Не грустно и не весело. Идеально. - Чинен-кун, доброе утро. На кухне как всегда уже стоял аромат утреннего кофе, ванильных оладий и цитруса. - Доброе утро, - сонная улыбка проскользнула быстро, но заметно. - Наконец-то у тебя хорошее настроение. Он ничего не ответил, только щёки едва заметно вспыхнули. Сев на привычное место, Чинен с осознанием действительно «доброго» утра посмотрел в окно. Солнце льстило долгожданным присутствием, погружая остывший город в тёплые объятия. Всё-таки май, должна же погода прекратить свои капризы и войти в привычный график работы, как думалось Юри. Птицы пели, дети кричали, а парень отрешённо наблюдал за мягко плывущими облаками, вместе с которыми хотелось унестись прочь от текущего настоящего. Чинен взглядом уловил вдалеке сероватый цвет, и что-то скребануло в подсознании, опуская настроение на черту ниже. Если бы он знал, что это называется интуицией, то сразу бы списал на паранойю. Утро портить не хотелось. И всё, правда, было неплохо. Не прекрасно, конечно, но вполне сносно, даже когда Чинен с Ямадой остались наедине. После завтрака они долго обсуждали погоду, именно так, как пара незнакомых людей, когда другой темы для разговора нет. Впрочем, именно у них как раз и не было, если только ещё одна, к которой они плавно перешли ближе часам к трём. Когда Юри искал в телефоне новую информацию, а потом жадно рассказывал её вслух, словно делиться каждым словом с чужаком не хотелось, Рёске чувствовал успокоение. Едва вслушиваясь в слова, моральная суета прекращалась и наступала пустота. Уютная пустота. Далёкий голос Чинена, воображаемое бескрайнее звёздное небо и больше ничего. Почему так? Ямада прикусывал губу и не старался найти ответ. Мельком поглядывая на свою «сиделку», по венам больше не растекалась злоба и неприязнь, хотя прогнать из комнаты побочный предмет естественно хотелось. Но уже не так сильно, если смотреть правде в глаза. Временами он усмехался, когда Чинен по-глупому запинался на элементарных словах; неотрывно следил за каждым движением, когда тот, жестикулируя, объяснял какой-то научный факт; смеялся, когда Юри делал ошибки и переводил взгляд, не нарочно уходя в себя. А Чинен метался. Мысленно, неся иногда полную ересь, кидался из крайности в крайность, смущаясь под изучающим взглядом внимательного собеседника. Сердце вторило: «тудум», и принципиально неадекватно билось чаще, чем следовало. Дети за окном разыгрались с неистовым энтузиазмом, раздаваясь отдалённым звуковым фоном, от чего взаимное молчание перерастало в настоящую неловкость. Надо было что-то говорить, но именно сейчас Юри занимало какое-то неопределённое чувство к Рёске, которое, как голодный паразит, беспрестанно жрало изнутри. Он добросовестно старался найти ему название, но пристальный взгляд сбивал с толку, а Чинену становилось жарко. - Рёске! – как ураган, в комнату нежданно ворвалась уже позабытая Чиненом девушка. И этот «ураган», на удивление, оказал спасительную прохладу. - Сколько раз тебе повторять, не называй меня по имени, - Ямада закатил глаза и с толикой недовольства посмотрел на ещё одного гостя в дверях, - привет. - Привет, - послышалось из проёма, и только тогда Юри заметил там высокого темноволосого парня, которого считал лучшим другом Ямады. Сухо поздоровавшись, Чинен решительно покинул комнату, уловив перед хлопком двери что-то о скором дне рождении Рёске. Нет ничего ужаснее, чем чувствовать себя третьим лишним. В этом случае, конечно, четвёртым, но сути это не меняет. Юри вышел на улицу, обессилено рухнул на ступеньки и уставился перед собой. Стало скучно. Внутренние ощущения обострились, и по телу как-то невпопад пробежали мурашки. Прижав колени к груди, Чинен со слабым стоном уткнулся лбом в холодные руки. Солнце ещё наступательно сияло, но настроение поглощала тень. Противное ноющее чувство шныряло по организму, отравляя каждую клеточку. Хотелось что-нибудь ударить. Он стиснул зубы, сощурил глаза и напряг ушные перепонки, будто всё это в совокупности могло послужить антидотом. Ничего не помогало. Становилось хуже и Чинен расслабился. Посмотрел перед собой, пытаясь свыкнуться со жгучими чувствами. Чувствами, которые за секунды приросли изнутри, а избавиться от них можно, если вывернуться наизнанку. Время вязко размазывало ожидание. Ожидание того, когда в доме никого не останется, и Юри перестанет чувствовать себя так паршиво. Он продолжал сидеть на улице и впитывать вечернюю прохладу, улавливая редкий смех, доносившийся из окон со второго этажа. От чего-то сердце приятно жгло, горло колко мучила жажда, и в глубине души поселился непонятный страх. Сколько он уже просидел так, было абсолютно всё равно, главное, снова вернуться в дом, утопающий в тишине. Все эти люди казались лишними. Ямада с ними был слишком мягок, аккуратен что ли… Когда боль пожирает тебя день за днём, вряд ли захочется так заливисто смеяться. Он стоял в проёме двери комнаты Рёске и молча выпускал засидевшихся друзей. За окном стремительно вечерело, часы спешно отмеряли секунды, а Юри выдержанно выслушивал затянувшееся прощание. Женский смех вонзался в голову, от чего хотелось её разорвать. Сердце вторило секундной стрелке, и нервная дрожь потихоньку просыпалась глубоко внутри. Он внезапно возненавидел его улыбку: сомнительную, отчуждённую. Но даже с такой Ямада легко провожал гостей, врывающихся в его «пустую» жизнь пару раз в месяц. Часовые разговоры о ерунде из прошлого, несколько колких фраз о хмуром настроении, и они словно знают его всего. Смех, который никого в этом доме не излечит. Радость, которой все завидуют. Они резкими порывами отягощают душевное равновесие излишним позитивом, и после их ухода всё положительное иссякает окончательно. Ямада больше гаснет, а заполняющий пустоту негатив выливается на мать. Юри это знал, словно знал самого Рёске. Когда все ушли, Чинен нарочито громко захлопнул входную дверь. Его уверенные шаги раздались через минуту на лестнице, а после Ямада в комнате вновь оказался не один. Парень как обычно «прикованный», пустым взглядом изучал потемневшее небо. Тонкие ветки, уже вовсю цветущего дерева, противно царапали стекло, и хотелось заткнуть уши или разбить окно к чертовой матери. Чинен с непривычным для себя упрёком смотрел на Рёске. Долго, словно ждал от него каких-то объяснений. Когда сам Ямада в ответ взглянул ему в глаза, он лишь молча проследил за его нахмуренными бровями, напряжёнными губами, вопросительным взглядом. - Что? – сродни удару по голове, одно слово моментально вывело Чинена из оцепенения. - Да ничего. Просто думаю, почему при Ямаде-сан ты ни разу не можешь улыбнуться. Казалось, в сумерках глаза парня внезапно почернели. Нельзя. Никто не имеет права говорить с ним об этом. - Будто эти люди, которые пару раз тут появляются, для тебя важнее. - Ты решил меня осуждать? Насколько я знаю, у тебя в этом доме работа заключается в другом. - Она всё делает, чтобы хотя бы раз увидеть твою улыбку, а ты только плюёшь ей в лицо, - Юри не отводил от него взгляда, непроизвольно произнося каждое слово, и мог поспорить, что выглядел он немного потерянно. К тому же, собственно, абсолютно не понимая резкой обиды за чувства чужой матери. Какая ему, в общем-то, должна быть разница? Хотя, может, дело вовсе не в ней. Ямада недовольно сощурился. Снова этот придурок лезет не туда. - Слушай, - предполагая дальнейшее развитие событий, он глубоко вдохнул и закрыл глаза, - просто отвали. - Она пытается бороться за твою жизнь, а ты эгоистично её убиваешь. - Ха… Ты в философы заделался? С каких пор? – Рёске сжал кулаки, но терпеливо сдерживал тон голоса. - Если есть шансы, на которые тебе плевать, как и на собственную жизнь, попытался бы ради неё… Ямада старался его не слушать. Очень старался. - Ты даже иногда в её сторону голову не поворачиваешь. Будто её существование тебя только отягощает. Если бы не она, ты бы уже с голода подох давно. - Заткнись. - Может, я и сам сын не очень, но разница между нами в том, что я вполне самостоятелен и, главное, дееспособен. - Иди к чёрту. Ты в голове у меня покопаться решил?! Что за херня? Если бы Чинен сам понимал, что за херня… - Тебя. Моя. Жизнь. Не. Касается. Абсолютно, - озлобленно, по слогам. Ямада стиснул зубы. Внутри кипело. Руки жгло. В голове сновало слишком много мыслей, чтобы хотя бы одна отрезвила в конец охреневшего парня. - Удивительно, что ты ещё называешь это жизнью. - Да что тебе надо от меня?! Думаешь, мне нужны твои левые рассуждения? Можешь хоть по домам пройтись и рассказать, какой я жалкий. Плевать мне! На тебя, на всех! Идите к чёрту. Что вы прикопались ко мне? Оставьте просто в покое! Шансы?! Ты действительно думаешь, что у меня есть шансы? У этого?! Ямада яростно скинул с себя одеяло, с силой ударяя по бесчувственным ногам. Чинен бесстрастно обвёл их взглядом и, не чувствуя совершенно ничего, подошёл ближе. Рёске не смотрел на него. Его полный презрения взгляд упирался только в одно: что он проклинал каждый день, чего стыдился больше всего, что сломало его жизнь, что сделало его никем. Неуклюжие, исхудавшие. Ненужные. Юри молчал. - Тебе не понять! Черта с два в твою тупую башку когда-нибудь дойдёт, что я чувствую! – он перешёл на крик. Не тот, что обычно рождается от обиды или из-за случайно ссоры в порыве злости. Потому что это был не порыв, а давно растекающаяся по венам отрешённость. - Шансы! – Юри ответно повысил голос и гневно схватил больного за грудки, - ты вообще знаешь о значении этого слова?! Какого хера ты целыми днями валяешься на этой убогой кровати и думаешь только о том, что жизнь твоя на этом кончена? Да сотни людей находятся в худшем состоянии, чем ты, но почему-то они пытаются что-то делать! Мне даже обидно, что тебе ещё есть на что надеяться. Но раз всё-таки есть, то может не в мою недоразвитость стоит тыкать, а в собственную недалёкость?! Поднять задницу и попытаться наконец! Во внезапной тишине тяжёлое дыхание оглушительно ударило по ушам. Сердце стремительно нагоняло частые вдохи, и оба парня могли поклясться, что отчетливо слышали каждый гулкий удар. Глаза щипало от въевшегося, долгого, вынуждающего взгляда. Словно поперхнувшись словами, что-то ещё сказать было мучительно больно. Да и больше нечего. Молчание обыкновенно поглощало их с головой, и сквозь накопившееся напряжение проступал спасительный покой. За секунды насевшая озлобленность таяла под твёрдым, но теплеющим взглядом. Только вот расцепить пальцы и отойти от Ямады у оцепеневшего Чинена не получалось. Как парализованное, его тело неопределённо реагировало на постепенно меняющиеся глаза Рёске. Тот непротестующе спокойно оставался в прежнем положении, едва ли не поддаваясь вперёд, ближе. Он неуверенно сглотнул, будто это могло причинить боль, и, моргнув, больше не впивался в него ненавистью, а непривычным, но всё ещё наполненным тоской, взглядом изучал сухие губы обидчика. Чинен это видел. Видел и ещё больше боялся пошевелиться. Неожиданно, во всей невнятности происходящего, он уловил запах цитруса. Яркий, сочный, вкусный. Безумно притягательный. Сумасшествие. Лёгкие за секунды наполнились сладостью тонкого аромата, и захотелось… захотелось большего. Попробовать, впитать, заставить поделиться. Мысли неслись по замкнутому кругу, даже не имея возможности зайти в тупик. И остановиться. Застывший Ямада продолжал покорно ожидать того, что последует дальше. Вряд ли он сам сейчас думал о чем-то вразумительном, просто слишком невозмутимо наблюдал за тем, как Чинен наклонялся всё ниже, расслабляя хватку крепких рук. И словно зритель со стороны из отголосков понимания ты уже предвидишь, чем это закончится, и нужно что-то предпринять, как-то остановить. Но обжигающее любопытство не оставляет шанса на сопротивление, и неизбежность постепенно воплощается в поцелуй.