Сатурн

Ощущение тепла настигло не сразу. Поначалу это был простой рефлекс, но постепенно перетекающий в осознанное действие. Сердце вдруг охватила смелость, веки обессиленно слипались, и только ослабленные пальцы с ещё большим энтузиазмом впились в мятую футболку. Близко. Ямада очнулся первым, но от этого притягательная волна нарастала сильнее. Ещё. Чинен приоткрыл рот, позволяя углубить поцелуй. Настоящий, чувственный. Взаимный. От одного прикосновения мурашки волной отражались по всему телу. Сладкая тревога обволакивала сердце, легкие, грудь... В душе нарастал теплый пар, невесомо опыляющий бледную кожу, рвано выходя наружу с затаившимся дыханием. Ладони стремительно потели, и влажная ткань норовила досадно выскользнуть из рук. Сердце парадоксально молчало, сдерживая ровный ритм созданным спокойствием от взаимопонимания. Мысли расщеплялись, превращаясь в абстрактную пыль. Сомнений внутри не осталось, только обостренные чувства и мягкость распылившихся губ. Какая же это… Глупость. Внезапно рождённое напряжение заставило оторваться. Они смело смотрели друг другу в глаза, будто произошедшее было вполне уместно, предсказуемо и нормально. Вот только близость поглотила все мысли напрочь. Чинен выпрямился, разжимая напряжённые пальцы. Небрежно мятая и пропотевшая ткань футболки некрасиво топорщилась на груди. Ямада закрыл глаза и с мягким шуршанием пухового одеяла обыкновенно откинулся на подушку. Ветер на улице продолжал теребить листья, временами подвывая за закрытыми окнами. Едва различимые в темноте тяжёлые облака лениво тащились вдалеке, нагоняемые друг другом. Небо закрывалось абсолютной чернотой, жадно и несправедливо. На улице царила пустота, точно такая же, как и в обомлевшей голове. Холодная майская ночь сокрушительно опадала на пригород. Как бы Юри объяснил это чувство? Никак. Подобно вакууму, организмом овладело опустошение. Он смотрел на собственное отражение, размытое в чёрном стекле. Вроде ничего особенного, но руки всё же невольно дрожали, теребя кончиками пальцев домашние штаны. Такие же серые, как и одеяло, в которое Рёске вцепился крепкой хваткой. Неловкости больше не было, была пустота, которую надо было заполнить доверием. Чинен долго стоял в этой непонятной позе, изучая самого себя, только слишком мрачного, того, другого. Хотелось, чтобы произошедшее что-то означало: что они не допустили ошибку, что они правы, что это ничего не меняет. Что им не нужно оправдываться, искать причины, отвечать на десятки вопросов. Копаться в очередной раз в себе, убиваться в одиночестве и корить за внезапную, непонятную прихоть. Тяжёлый выдох вырвался из груди Ямады, и вместе с ним на душе стало чуть легче. Юри взглянул на него потускневшим взглядом и, поразмышляв над чем-то несколько секунд, собрался покинуть комнату. - Тогда я предчувствовал, что мы не доедем. Его рука дрогнула над металлической ручкой, и сердце пропустило болезненный удар. Это ощущение было подобно срыву в бездну. Глубокую, затягивающую похлеще стесняющей трясины. - Ещё утром, когда все поднимались в автобус, я через силу заставлял себя шагать по ступеням. Я думал, что очень устал, что тренировка в предыдущий день была слишком утомительной и поэтому ноги казались свинцовыми. Я искал отговорки. Чинен дышал тихо. Он давно опустил руку, но продолжал стоять к Ямаде спиной, не считая нужным развернуться. - Тренер говорил нам о долгой поездке, что погода выдалась плохой и добираться придётся другой дорогой. Я тогда смотрел в окно и морщился от вида разбрызгивающегося грязного снега из-под колёс проезжающих рядом машин. Всё было серым и скомканным. Мне кажется, с того дня погода так и не улучшилась. Ямада, будто заворожённо, смотрел на руки. Когда-то изнеженные и ухоженные, теперь жёсткие от ежедневного пользования инвалидного кресла. Именно сегодня, в этот самый момент отвращение к себе куда-то пропало. Оставалась боль, непризнание самого себя, но ненависть поглотило какое-то другое чувство. - Я впервые не хотел ехать на соревнование. Эта мысль ясно крутилась в голове, когда мы выезжали из города. Помню, у меня ещё заныло в висках и начало подташнивать. Я попросить остановиться и дать мне подышать свежим воздухом, но из-за этой запутанной дороги времени мы теряли больше, чем планировали, поэтому все с сожалением в глазах подбадривали словом: «крепись». Чинен сглотнул и нервно прикусил губу. Замкнутое пространство и откровенность сближали до крайности. Он ощущал это – терзание настоящего Рёске, который после аварии провалился в пропасть жгучей обиды. - Все вокруг беззаботно занимались своими делами, а мне надо было что-то сделать, потому что чувство тревоги нарастало с каждой минутой всё больше. Я знал, что это случится. - Ты ведь понимаешь, что это было неминуемо? Они одновременно прокусили губу до крови, и с очередным напряжённым выдохом прозвучало тихое, но уверенное: - Да. Юри сумел посмотреть на него: измождённого, надломленного, потерянного. Картина становилась четче, будто раньше что-то безнадёжно мешало рассмотреть его лучше, но неожиданно рассеялось в обыденный вечер. Рёске продолжал изучать собственные кисти, немного хмурясь, как бы решаясь на что-то ещё. Дверь всё ещё была закрыта. Паузы заполнялись тиканьем часов и всё тем же омерзительным скрипом старых веток о гладкое стекло. Грусть разрывалась в воздухе, отражаясь в голосах и интонации. Они ненадолго пересеклись взглядами, и этого хватило, чтобы запустить в сердце приятное, располагающее тепло. Ямада горько ухмыльнулся и, отвернувшись, пригляделся в черноту улицы. - Самое ужасное было потом, когда я поменялся местами с одноклассником, потому что от ряби за окном становилось ещё хуже. Тошнота не проходила, я нагнулся к ногам, чтобы немного прийти в себя, и в этот момент автобус неестественно дёрнуло. Глубокое, судорожное дыхание резало слух. Ему было тяжело это вспоминать, потому что чувство вины едко выедало созданные стены, разграничивающие эти самые воспоминания. - Он умер почти мгновенно, как мне сказали врачи. Осколок стекла вошёл слишком глубоко, а меня, в конце концов, спасло желание стошнить. Только ноги прижало между сиденьями. Чинен лежал на своей кровати, впиваясь взглядом в чёрный потолок, в общем-то, совершенно обычный, как в любом втором доме. Сон не шёл уже который час, глаза привычно не слипались, а сердце гоняло кровь по организму с такой скоростью, будто ему на утро вынесли смертельный приговор. Он много думал над высказанной историей, над их короткой ссорой и над тем, как они её закончили. Больше всего Юри тревожило неожиданное откровение. И цепляло вовсе не то, что они стали как-то ближе и появилась возможность, что их отношения резко поменяются, нет. Задевало другое: Рёске первый уловил необходимость в доверии. Их мнение друг о друге не могло так резко измениться, но на то, чтобы зародить внутри новое чувство, времени как раз хватило. Самый сильный момент из прошлого яркими картинками пролетал перед глазами Юри последние тридцать минуть. Он хотел испытать то же, что и тот, утопая в попытках понимания, и не с целью посочувствовать или пожалеть, а разделить часть бремени, которое именно для этого было неумело предложено. Факт поцелуя Чинен не отрицал, как и то, что это было приятно. Он даже не сомневался, что Ямада чувствовал то же самое. По сути, это должно было поставить их в тупик, но Юри нашёлся объяснением в обоюдной мизантропии. Мол, им обоим параллельно, поэтому не ломает. Однако пропустить это сквозь себя с будничной лёгкостью уже не получилось. Сердце, конечно, не саднило, но стало чего-то не хватать. На следующий день они не кидали друг на друга многозначительные взгляды, не отличались разговорчивостью и желанием побыть наедине. Всё было почти как обычно, если не учитывать того, что Ямада начал чуть больше есть, а Чинен меньше вспоминать семейные проблемы. Тишина подкрадывалась к ним с прежней частотностью, однако, сейчас подкреплённая немым взаимопониманием и случайными неловкими соприкосновениями. Никто ни от кого не ждал первого шага. Да и какой к черту шаг вообще может быть? Между ними уже протоптана вполне себе твёрдая дорога, да и стояли они на ней вместе, плечом к плечу, осталось-то только… взяться за руки. Но это глупо, а им не до глупостей. Разговоры приобретали новые краски, хотя всё ещё отдавали холодными оттенками. Подходящие слова пропитывали сердце, словно вода губку, и связь между ними становилась теснее. Они не говорили ничего особенного, только то, что приходило на ум. - От серости в твоей комнате хочется сойти с ума. - По-моему, ты в своём желании и без этого преуспел. - Кто бы говорил. И Ямада мог многозначительно промолчать, а потом буркнуть, мол, может, сводит с ума его вовсе не это, на что Юри красноречиво краснел и поспешно переводил тему. Дни летели незаметно, но как-то легко и необременённо. Погода продолжала понуро скитаться за окном, то истерично взывая трубным ветром, то разрываясь припадочными ливнями. От излишней влажности только неприятно стягивало кожу, а так, в общем-то, даже в такие дни на душе затаилась надежда. Просыпаться с утра стало по ненормальному приятно, и губы Юри успели распробовать лёгкую улыбку. Но… Всегда найдётся место этому огромному, жирному «но». Всё становилось приторно сладким. Спустя пару дней, новость о том, что у Рёске наступил день рождения, застала Чинена врасплох. На секунду его глаза успели округлиться, и в памяти что-то отчаянно закопошилось, пытаясь отыскать затерянную информацию. Но тщетно. Мысли напряжённой волной бились в замученной голове: он не знал, что можно подарить. Скитаясь несколько часов по ближайшим торговым комплексам, на глаза попадалась только всякая унылость и абсолютная банальщина. Хотелось найти что-то значимое, стоящее и ненавязчивое. Плачевный результат вызывал полную апатию и не потому, что Юри стремился сделать ему приятно и отличиться, просто надо было человека взбодрить. Удивительно, что он вообще думал о подобном, но это доставляло нескрываемое удовольствие самому себе. Когда его случайно занесло в книжный, уже скорее от безысходности, взгляд нечаянно упал на стенд с несколькими эксклюзивными брелоками. Мысли в голове взорвались, и Чинен нашёл то, что искал. Домой он возвращался не спеша. Ловко маневрируя между нескончаемыми лужами, Чинен всё равно умудрился промочить кеды насквозь, и теперь они неприятно хлюпали при каждом шаге. Наверное, сейчас стоило с улыбкой поразмышлять о том, что Ямада, возможно, ждёт от него чего-то особенного, пролёживая очередной пасмурный день в пропитанной болью и потом кровати, не ожидая больше никого, если бы опалявший голую кожу промозглый ветер не ощущался так сильно. Что далеко не каждый способен вызвать на его лице настоящую улыбку, и этим стоило бы гордиться, если бы жар внутри не обжигал слишком грубо и почти болезненно. Что едва ли кто-то ещё способен говорить с ним настолько непринуждённо на отвлечённые темы, если бы руки отчего-то не тряслись, и нервная лихорадка не озадачила тело. Что не найдётся больше человека, которому было настолько наплевать на его увечья, насколько только позволяла завязавшаяся привязанность, если бы голову внезапно не ошеломила мысль о чувстве, что горьким комом прокатилось по всему организму и крепко въелось в сердце. Ревность. Контраст ледяного ветра и бушующего жара внутри доводил до безумия. Хуже быть не то, что может, оно просто приводит к бездонному болоту, обволакивающему медленно, но неминуемо. И, подгоняемый бесчисленным количеством веских домыслов о том, что ему, вашу мать, должно быть чертовски всё равно, Юри летел домой со скоростью света. Не обращая уже внимания на слякоть, он уверенно разбивал зеркальную гладь неглубоких луж, едва не задыхаясь от рванных неполных вдохов. Постепенно начинало подташнивать, и Юри не мог понять, отчего назрела такая внутренняя перемена. Внутренний голос звал домой, при этом противоречиво предостерегая о том, что лучше бы туда и не идти. Страх вместе с кровью разносился по всему организму. Оставалось немного. Пара секунд до входной двери и несколько ступеней до его комнаты. «Правда глаза режет» - вроде так говорят? Ничего более точного и подойти для этой ситуации не могло. Маленький мир, в котором Чинен успел прижиться, набросав мимолётом план на недалёкое будущее, совершенно непредсказуемо рухнул с немым грохотом прямо на его глазах. Больно? Нет. Она сидела там, рядом, на краю, где должен сидеть он. Сжимает его руки неуверенно, но жадно, так, как должен сжимать он. Касается его губ небрежно, с надеждой на ответ, который не должен был ждать он. Прижимается ближе, утопая в объятиях, в которых должен был утонуть он. Та самая «Хикари-чан» вновь выстроила между ними едва ли не китайскую стену одним своим существованием. Чинен отвёл взгляд в пол и закрыл дверь. «Так и должно быть. Всё так и должно быть», - крутилось в голове, как неэффективное успокоительное. Лёгкие сдавило, от приступа тошноты рефлекторно потребовалось в туалет. Стирая непроизвольные слёзы с холодной щеки, рука беспокойно подрагивала. Надо было только вдохнуть, только расслабиться, только взять себя в руки и понять, что сделав шаг вперёд, теперь придётся отступить на два назад. Сердце панически ускорялось, позывы желудка становились сильней, и сделать тот самый спасительный вдох было нестерпимо трудно. Он ощущал себя в вакууме растерянности, неразумения и обиды. Хотя нет, понять происходящее было проще простого, но принять его… Первый шаг он сделал неосознанно, как и второй, третий, четвёртый и уже оказался в своей комнате с захлопнутой дверью. Как любому нормальному парню сопливо расплакаться казалось непристойно позорно. Кулаки сжимались крепче, пока ногти до боли не впились в сухую кожу. Где он ошибся? Видимо, везде. Вдох так и не давался, воздух продолжали теснить эмоции. Чинен никогда бы не подумал, что он настолько восприимчивый. Чёрт. Как же было стыдно за себя. Нельзя было расслабляться. Зачем? Зачем всё это началось? Ситуация представлялась как замкнутая комната, и казалось невообразимым, как они вообще нашли вход, а где сейчас отыскать выход – абсолютно немыслимым. Никаких слов в голове, только бешеный пульс в висках и удушающий ком в горле. Смех и только. Он не следил за временем, скидывая в сумку все свои вещи и пропитывая ненавистью своё сердце. Дело не в ревности, которая сладко нашептывала на ухо и приобнимала за плечи, а в преданной надежде, которая за секунды успела потускнеть, как пасмурное небо. Гордость захлебнулась в грязи. Собственное существование в этом доме казалось теперь едким чёрным пятном. Оставив только небольшую тёмно-синюю коробочку с короткой запиской сверху, Чинен меланхолично покинул этот дом.

«Сатурн лишает человека иллюзии свободы и посредством опыта позволяет видеть большее. Перестань стоять на месте, у тебя до сих пор полно шансов сделать шаг вперёд. С днём рождения».