Сатурн

Дождь не прекращался уже пятый день. Улицы тонули в грязи, лужи противно похлюпывали при спешных шагах редких прохожих. Солнце спряталось за тучами, будто уже устало наблюдать за однотипной ежедневной картинкой. Ветер изнывал от скуки дикими порывами. Из-за тусклого, угрюмого неба Токио погрузился в серость. Вялую. Безнадёжную. Затянувшуюся. Чинен беспристрастно вышагивал по узкому бордюру, умело удерживая равновесие. Усталость от недосыпа, учебы и мелкой работы вытягивала остатки сил похлеще любой кровососущей твари. Всё становилось слишком однообразным: погода, будни, настроение. Апатия засасывала, словно черная дыра. Он широко зевнул и автоматически остановился на перекрестке. Ежедневно в одно и то же время Юри стоял здесь секунд тридцать, потом заходил в ближайший комбини за утренним холодным кофе и торопливо пересекал ещё два квартала до колледжа обдуваемый зябким ветром. В такую погоду автобусы ходили крайне редко, поэтому парень взял за привычку опаздывать к первой паре на восемь минут. После учебы он забегал на подработку часа на три и вечером, уже ближе к десяти, робко открывал входную дверь городской больницы. Он знал, что уже давно закончились часы приёма и ему не позволят пройти в палату. Но Чинену этого и не надо было. Он каждый раз спрашивал о состоянии пациента, о навещавших и шансах на выздоровление. На удивление, всё было неплохо, Ямада шёл на поправку. Юри улыбался, искренне радуясь за Рёске, который начал бороться за нормальную жизнь. Теплота всегда обуревала сердце при воспоминании о проведённых днях в «его» доме. Особенно о последних. Непроизвольно улыбаясь, Чинен не раз прокручивал в голове постепенно смягчающийся взгляд тёмно-карих глаз. Его чувства не остыли ни на йоту. Он хотел видеть Рёске каждый день. Хотел говорить с ним, приободрить, если понадобится, и случайно коснуться напряжённой ладони, лишь бы оказаться чуть ближе. Наблюдая за ним через стеклянную дверцу палаты, он мысленно заставлял Ямаду не останавливаться. Идти дальше, не сдаваться и, возможно, что казалось нереальным, дойти до него. Чинен слишком труслив, чтобы признаться в лицо, что он всё простил. Даже если прощать вовсе ничего не следовало, потому что между ними осталось очень много недосказанного. Ведь, в сущности, Юри не мог с уверенностью сказать, был ли Рёске к нему неравнодушен. Но Чинен оберегал свои чувства внутри, ощущая как горит сердце, как приятно пылают щёки от одного воспоминания об их случайном поцелуе. Всё было настоящим. Тогда Ямада нуждался в нём, хотя сам вряд ли это осознавал. Было ли между ними что-то общее? Нет. Их мнения никогда не сходились, они жили со своими взглядами на мир, которые только идеально друг друга дополняли. Понимание постигалось через честность. Они изначально не врали и не прятались друг от друга. Неподдельная искренность в глазах, в действиях, в словах. У них не было причин играть других себя, потому что изначально никто не строил иллюзий. Юри хотел быть с ним. С грубым, жёстким, холодным, но принимающий его недостатки. Когда доктор спокойным голосом перечислял ежедневных посетителей, на женских именах у парня подрагивали губы. Ему было завидно. Завидно, что кто-то так легко сидит рядом с ним, сжимает ладонь и горит желанием рассказать о каждой проведённое минуте уже завершающегося дня. Сколько всего он сам хотел ему сказать. Ведь многое успело измениться за этот год: парень поступил в колледж, устроился на полставки бариста, померился с семьей, строил планы на ближайшее будущее. Хотел бы добавить, что девушки у него ещё нет, да и вряд ли будет, пока в груди загорается пожар от одного выведенного иероглифа его фамилии. Чинен не стыдился своей любви. Сердцу не прикажешь, а спорить с ним не было желания. Когда это произошло? Не в один момент, нет. Чувства росли несколько дней, а может и недель, и продолжали ещё долго после того, как он сбежал. В этом тоже ошибки не было, уйти было правильным решением. Наврав о срочности возвращения домой, о том, что кому-то из родных стало плохо, Юри захлопнул за собой тяжёлую дверь. Так он оставил Ямаде выбор, но за собой решение. Домой он, конечно же, не вернулся. Какое-то время скитался по друзьям, пока не нашёл временную работу и не начал снимать небольшую комнату в общежитии. Через новых знакомых поступил на экономиста, и начался период выживания: оплачивал обучение, снятое жильё и едва сводил концы с концами. Чинен постоянно думал о нём. С его матерью продолжал поддерживать связь, однажды она и сообщила ему, что Ямада согласился пройти курс реабилитации. Юри тогда покрылся мурашками от нереальности услышанного. С тех прошло уже больше полугода, и всё постепенно вставало на свои места. В последние дни он вновь увлёкся астрономией, и всё свободное время проводил с новым телескопом, настраивая его на июньские наблюдения за огромной, чарующей, невероятной планетой. И Юри ждал её. Всё-таки есть у неба особенность успокаивать. В непроглядной тьме, когда всё вокруг кажется плотно-чёрным, непостижимая красота над головой уносит в другой мир. Ты чувствуешь себя никем, но при этом радуешься тому, что есть возможность за этим наблюдать. Невероятно, сколько оно скрывает в себе, почти как человек. Нам в привычку вести себя определённым образом на людях, в незнакомых компаниях, показывая только то, что хотят видеть окружающие, но стоит остаться один на один с собой, и вся поверхностная пустота исчезает. Мы переполнены огромным количеством чувств и ощущений, как этими пленительными звёздами. Мы тоже удивительны. Ещё два года пролетели незаметно. Вообще время стало идти потерянно, когда Чинен зарылся в бумаги после окончания колледжа. На многое не оставалось сил, ему пришлось подстраиваться под жизнь, потому что она перестала подстраиваться под него. Он успел повзрослеть, как физически, так и морально. Легкомыслие надломилось под натиском ответственности. Его руки больше не тряслись от неуверенности перед сложными задачами. Внутри немного похолодело, а досаждающий офисный гул ложился очередным слоем пыли на прежние переживания. Больше ничего не ныло, не ожидало, не надеялось. Конечно, он ещё не утомлялся настолько, чтобы сказать, что устал от жизни. Многое казалось интересным и неизведанным, но к людям он больше не цеплялся. Его осознанные чувства продолжали теплиться в груди, и частые тяжёлые вздохи сопровождались грустной улыбкой. Он знал, что парень поднялся на ноги. Период лечения закончился ещё семь месяцев назад. И Чинен его оставил: больше не приходил, не связывался со счастливой, пережившей немало, женщиной, не проезжал ненароком мимо того дома. Их пути окончательно разошлись, но Юри нестерпимо верил в случайность встречи. Молодой человек в дорогом классическом пиджаке устало нырнул в пустую однокомнатную квартиру. Высоко, на каком-то «-цатом» этаже, в мрачной застеклённой комнате загорелся тусклый свет эксклюзивного торшера. Широкая двуспальная кровать, мягкий диван и огромный плазменный телевизор мгновенно утонули в приятном освещении, создавая какую-никакую, но уютную атмосферу. Парень кинул пиджак на диван и, закатав белые рукава офисной рубашки, поплёлся на небольшую кухню с желанием удовлетворить сжигающий желудок аппетит. После нескольких недель внезапно свалившейся работы, многократных и успешных попыток освоиться на новом месте, ежедневных серьёзных разговоров с новым начальством, бесконечных гор диковинных документов и, наконец, недавнего переезда, мысли о пополнении новенького холодильника по понятным причинам в голову не приходили. Поэтому сейчас, изучая девственно пустое содержание, невообразимо сильно захотелось залезть внутрь и просто уснуть там на несколько часов, чтобы остудить пробуждающийся гнев. - Черт… Под натиском будничной однообразности, парень с огромным трудом разлеплял сонные глаза. Поужинать было такой же необходимостью, как и простая привычка сходить перед сном в душ. Он сдерживался в полудреме, окутанный вечерней тоской и пронизанный ежедневной тупой болью во всем теле. Уже тоже по привычке. Как-то все приелось за полгода в Кобе. В новом для его привычек городе с новой для него жизнью. Тяжёлый выдох мгновенно растворился в пожирающей тишине. Уголки губ растянулись в полуулыбке, и уже через несколько секунд в холостятской квартире раздался гулкий пессимистичный смех. С обидой на собственную забывчивость, парень с силой захлопнул дверцу и вернулся к дивану за сотовым в кармане недавно снятого пиджака. К счастью, телефон оказался на месте, и ловкие пальчики быстро набрали какой-то простейший номер… Звонок ожидаемо ударил в уши. Пицца из соседней забегаловки не была идеальной. Всегда немного сыроватое тесто, перебор со специями и разносчик не особо опрятный, поэтому она и не стоила того, чтобы за ней спускаться. Чинен зевнул, устало почесал затылок, дождался второго звонка и поплелся в прихожую, бездумно перебрасывая на ладони две монетки. У него была хорошая работа. Приятная, интересная, с нормальной такой зарплатой. Ему даже позволяли в ночные смены наблюдать за звездами. Что конкретно он там рассматривает - никто не знал, что ищет и о чем в эти моменты думает - тоже. Но ему не всегда везло. Погода не была благосклонна к Чинену, и он только дышал холодным вечерним воздухом, спрятав руки в карманы, надеялся разглядеть что-то в черной пустоте, словно вглядываясь в самого себя. И вот сейчас, отпуская ручку и притягивая массивную дверь, Юри раздумывал о том, почему именно на шестой месяц выпадало так много дождей. Небо не поддавалось, а парень мрачнел день за днем, как ребенок, у которого отобрали игрушку и совершенно несправедливо не отдавали назад. Такими непостижимыми были каждые будни. Его расписанная жизнь текла правильно, размеренно и скучно. Но он не жаловался. Определённых планов на будущее всё равно не было. Вот если бы... Цитрус. Лёгкие неожиданно заполнил позабытый аромат сладкого цитруса. Тяжелое дыхание ритмично било в осевшей тишине, как и собственный пульс из-за скачка адреналина. Постоянно снящиеся карие глаза смотрели на него в упор, словно Юри сейчас исчезнет и его пытались запомнить таким, каким он стал в двадцать пять лет. Почему-то в опустошенной голове первая мысль была еще глупее, чем эта удушающая ситуация: это был не разносчик пиццы. Никто ничего не говорил и не спешил двигаться. Только в тусклом освещении открытого коридора, сжатый в сильной мужской ладони, ритмично покачиваясь на коротких звеньях, поблескивал свидетель нелегких трёх лет для незваного гостя, и когда-то подаренный вовсю опешившим сейчас хозяином квартиры, невероятно многозначительный для обоих - миниатюрный Сатурн.