Outstanding (My aestetics is you).

Дэн никогда не чувствовал себя более подавленным, чем сейчас. Ему было холодно, но не в том смысле, как бывает у всех людей на сильном порыве ледяного ветра. Нет. Это был душевный холод. Ему никогда ещё не было настолько физически больно, хотя его никто и не бил. Ему никогда ещё не было так одиноко, хотя он и не остался единственным человеком на Земле. Он лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку и слегка подрагивая. Он избавился даже от своего единственного хорошего знакомого. Звонить и извиняться так стыдно. Особенно сейчас. Стоило бы подождать пару дней… А он проживёт один эти самые «пару дней»? Не похоже. С таким же успехом он мог бы утверждать то же самое и в присутствии Криса. Он не нужен Кендаллу—у него есть ПиДжей—менее неадекватный парень, чем Дэн, который не психанёт и не выгонит его с порога своего дома. Он не нужен своим родителям—у них так много работы, что им всё равно на то, что происходит с их сыном. Он не нужен Филу—он даже, возможно, никогда не любил его. Он не нужен никому. Вся его изменившаяся жизнь—это ложь. В нём никто никогда не нуждался. Ну, что может сделать простой семнадцатилетний парнишка, который даже любить не умеет по-настоящему? Ничего. Именно. Ничего. Он бесполезен. О нём никто не хочет заботиться. Его никто не хочет любить. Он тот самый мишка, пытавшийся выделиться и потерявший всё на свете: свою густую мягкую шубку, свой нос, свой большой красный бант. И теперь даже свою улыбку. Его никто не купит. Он так и будет доживать свой недолгий игрушечный век на полке. Или в коробке «На утилизацию». Дэн перевернулся на бок и посмотрел перед собой. Затуманенный взгляд пал на телефон, пальцы застучали по экрану сами собой. «Привет, это Фил. Возможно, я опять где-то оставил свой телефон. Но если вы хотите что-то мне сказать, то оставьте сообщение после «Ррр!». -Фил, я… Понял, что никому не нужен. Только что. Я поссорился со своим другом. Моим родителям на меня наплевать. Теперь даже ты… Помнишь ту сказку про медведя, который пытался выделиться? Представь себе, если бы он потерял бы и свою улыбку, и та девочка не купила бы его, потому что… Он так обезображен. И вот он… Просто лежит на полке и смотрит на дождь, понимая, что никому не нужен на всём белом свете. Затем привозят новых медведей, а его, такого потрёпанного и ненужного, швыряют в дальний угол. Или в коробку, которую вынесут на помойку. Филли… Я потерял всё. Даже свою улыбку. Моя девочка… Она ведь не купит меня теперь? Ни за какие мольбы и гроши? Ты не вернёшься ни за какие мольбы и гроши? Он нажал на «Отбой» и перевернулся на спину, заставляя слёзы вкатиться обратно в глаза, из которых они так сильно заструились. Такая аллегория. Она разжалобит даже каменное сердце. А есть ли ещё более твёрдый материал, из которого можно выпилить сердце? Из… Алмаза. Его ничем не разбить. Это он способен повредить любой кажущийся твёрдым материал. Может… Сердце Фила сделано из алмаза? И он ничего не почувствует даже от таких слов? Возможно. Хотя… Почему он едва не расплакался, подумав, что их поцелуй на холме не понравился Дэну? А его слова о заботе? Что Хауэлл рисует его мир заново? Неужели каждое тёплое нежное слово—это пафосная ложь? Настолько пафосная, что… Что в неё так легко поверить? Фил никогда бы так с ним не поступил. Он не выглядит, как человек, который так легко может взять и наврать в глаза. Да, он небезупречный, неидеальный, но… Настолько невинный и нежный, что каждый его поступок отзывается теплом. Даже когда они ещё недостаточно знали друг друга, они так уютно сидели на диване, пили кофе с корицей и болтали, завернувшись в одно одеяло на двоих. Одно. На двоих. И спали в одной кровати несколько раз. А воодушевления от Фила? Как часто он говорил Дэну что-то вдохновляющее, что способно было заставить его рассмотреть мир вокруг в других цветах? А их забота друг о друге после прогулок под дождём? Всё говорило о том, что Фил либо слишком хорошо притворяется, либо… По-настоящему любит Дэна. И это делает мальчику ещё больнее. Он чувствует, как сжимается в неприятном спазме горло. Ком всё ощутимее. Так трудно подавить новую надвигающуюся истерику… И от неё не сбежать, не спрятаться… Любая мало-мальски пространная мысль врезалась в стену, эхом отзывавшуюся: «Фил». Пусто. Экран телефона не изменил своего оттенка. Такой же чёрный. Время… 13:41. Дэн решил подняться с кровати, чтобы выйти из дома и вновь вернуться на стоянку. Быть может… Фил вернулся и просто не хочет портить сюрприз? Встав и натянув первые попавшиеся под руку вещи, он выбежал на улицу. Погода стала ещё более мерзкой: снега в странной субстанции, падающей с небес, стало намного меньше. Теперь это были огромные холодные капли. Дэниэл не торопился. Он шёл, задумчиво смотря под ноги. Его кеды с цветными шнурками стали совсем грязными и мокрыми. Их цвет был совсем непонятным. У Фила всегда были пыльные конверсы. Каждая пылинка на них рассказывала свою историю о тех местах, где побывал их владелец… Чёрт. Фил! Его джинсы потемнели от капель, разбивавшихся возле ног. Парка стала совсем холодной и тяжёлой. Он был больше похож на бродягу, чем на обычного мальчика, жившего дома. Глаза покраснели от едва сдерживаемых слёз. На лицо легла тень от волнения, расстройства и недосыпа. Цвет корицы стал каким-то тёмным мутно-серым, как осеннее небо над головой. Искорки исчезли. Чуть бронзовая кожа стала похожа на лист бумаги. Мокрый и продрогший до костей, Хауэлл доплёлся до стоянки. Но на месте 23 во втором ряду никого не было. Равно как и поблизости не было ничего похожего на дом Лестера. Шатен издал хлюпающий звук носом, развернувшись на пятках кед и направившись в сторону дома, ещё больше желая уснуть и больше никогда в жизни не просыпаться. «Привет, это Фил. Возможно, я опять где-то оставил свой телефон. Но если вы хотите что-то мне сказать, то оставьте сообщение после «Ррр!». -На улице так темно и мокро, -Дэн хлюпает носом, сидя на подоконнике в своей комнате и смотря в окно, -Я чувствую это острее один. Ты… Когда-нибудь бродил в темноте, потому что твоё солнце исчезло? Некому больше освещать дорогу…-он поёжился, обняв себя обеими руками и вновь хлюпнув носом, -Просто пусто и темно. И страшно. Как никогда страшно. Надеюсь… Надеюсь, тебе не страшно? У тебя хотя бы есть свечки. У меня—ничего. Только искусственный свет лампочек по всему дому и работающий телевизор. Но они… Никогда не заменят моё солнце… Прости. Он отложил телефон и откинулся на холодную стену. Огромные капли бьются о стекло всё чаще и громче. Дэн ещё некоторое время смотрел сквозь него, пытаясь разглядеть улицу, но оставил попытку, взял скомканное одеяло с кровати и побрёл в гостиную—вновь бессмысленно проводить очередную бессонную ночь в компании скучных шоу британских каналов, ни одно из которых не могло вызвать даже смеха сквозь его слёзы.