«Чтобы идти в будущее, надо избавиться от прошлого».(с) Форрест Гамп (Forrest Gump)
«Я всё равно ни о чём не жалею — хотя бы потому, что это бессмысленно»(с) Эльчин Сафарли. «Я вернусь»
Старый деревенский домик не вызывал энтузиазма, хотя был крепким, добротным, и можно было не опасаться, что где-то протекает крыша. Обычный, дачно-деревенский летний дом, двухэтажный, с двумя общими комнатами на первом и втором этаже и маленькими сенями — они же кухня. Чуть в стороне, под кронами берез, интригующе маячило маленькое треугольное строение — удобства. Также на участке имелся небольшой дровяной сарай, колодезный сруб, и, собственно, огород на десять соток, по причине поздней осени — унылый, лысый и серый. Участок этот принадлежал одному из знакомых подполковника Дроздова по воинскому братству. О том, кто и почему обитает в этом доме в столь неподходящее осеннее время, знали всего несколько человек. Далеко не любовь к свежему воздуху и русской природе заставили городского парня Олега Дроздова покинуть тесную общагу, бросить лекции, зачеты и практики, веселых друзей-товарищей и устремиться из хмурого и холодного Питера, в столь же холодную Ленинградскую область. Олег спасал свою жизнь… Ну, может и не жизнь, но здоровье — точно. Окончив школу, Олег неожиданно для всех (да и для себя, наверное, тоже) решил податься в медицину. Отец сперва был очень не доволен — он-то прочил сына в военные. — Мужчина — это воин, — патетично заявлял подполковник Дроздов. — Он должен уметь защитить себя, свой дом, свою семью. — Хочешь сказать, что спасать жизни — недостойное мужчины занятие? — меланхолично откликался сын, выныривая из очередного медицинского справочника. Это был главный аргумент, заставлявший Дроздова-старшего отступать. Спасать жизни, оно конечно, достойно, но смириться с тем, что Олег будет не военным, а кем-то еще, было сложно. Но компромисс нашелся быстро — отец согласился дать своё благословение, если сын станет военным врачом, а учиться пойдет, ни много ни мало, в Петербургскую Военно-медицинскую академию имени Кирова. В тамошнем деканате у Дроздова-старшего водился старый армейский друг, но задачу Олега это не в коей мере не облегчало. Сдавать вступительные экзамены парню предстояло только своим умом. Протекция отца состояла только в том, что его гарантированно до этих экзаменов допустят. Олег не возражал. Более того — никакой другой помощи он от отца не принял бы. Подполковник Дроздов мог гордиться сыном — тот вырос самодостаточным, упрямым, привыкшим рассчитывать исключительно на себя. Олег поступил. Прекрасно сдал все экзамены, получил койко-место в общежитии и с удовольствием втянулся в военно-студенческую жизнь. И была бы эта жизнь счастливой и гладкой, если бы не один случай. Как-то осенним вечером уже будучи второкурсником, Олег возвращался в общежитие после дружеских посиделок по поводу дня рождения приятеля, и стал свидетелем очень неприглядной картины. Двое молодчиков затаскивали в машину девушку. Девушка кричала и отбивалась, но шансов против двух здоровых лбов у нее не было. Вечерняя улица словно вымерла — помощи ждать было неоткуда. Но Олег не был бы сыном своего отца, если бы стерпел подобное. Скинув с плеча рюкзак, парень ринулся в атаку. Он не пытался вразумить молодых мерзавцев словами — понял, что на них слова не подействуют. Не смотря на худощавое телосложение, Олег был сильным парнем — отец много времени потратил на его тренировки, да и физическая подготовка в академии была на уровне. Олег хорошо дрался, но их было двое. А когда с водительского сиденья выскочил третий, его шансы упали до нуля. Улучив момент, водитель просто ударил Олега по затылку бутылкой из-под виски, с которой коротал время за рулем. Олег очнулся ночью, посреди улицы. Уже не было ни машины, ни ее хозяев, ни девушки не было. Он кое-как добрел до своего общежития. Комендант, увидев шатающегося, едва держащегося на ногах, парня, с перепугу вызвал скорую и, заодно, полицию. Врачи подлатали ему рану на затылке, полицейские сняли показания. Через три дня в холле института, на доске объявлений появилась фотография той самой девушки, которую пытался защитить Олег. Она оказалась студенткой этой же академии, училась на параллельном с Олегом потоке. Еще через день ее нашли — где-то в пригороде, мертвую, со следами насилия на теле. А еще через пару дней к Олегу пришли люди с суровыми неприметными лицами. Они задавали вопросы: что Олег видел в тот вечер, запомнил ли лица нападавших, марку машины, номер? Лица он помнил, марку тоже. Вот с номером возникла заминка, номера он не разглядел. Но неприметным людям хватило и того, что они услышали. Двое из тех троих, были сыновьями одного видного политика, занимающего весьма серьезный пост в правительстве, и покрывающего при этом целый приступный синдикат. Спецслужбы давно копали под него, но тылы мерзавца были хорошо прикрыты. И вот — такой случай. Его сынки так неудачно подставились. Если дать делу ход, и доказать, что они замешаны в смерти девушки, через них можно будет запустить руки и в дела папаши, и хорошенько поворошить этот осиный улей. И для этого этим людям нужен был Олег, как свидетель. Это было опасно — интересы слишком многих могущественных людей затрагивались через этого политикана. Им было нужно, чтобы единственная ниточка, за которую могут потянуть спецслужбы, оборвалась. Если Олег согласиться давать показания, пока готовятся материалы для суда, найдутся те, кто будет стараться заставить его замолчать. А пока лишь начались телефонные звонки с вежливыми предложениями, не торопиться, все обдумать, и, приняв щедрое вознаграждение, не лезть не в свои дела, и не ломать свою молодую жизнь. Приехал отец. Вникнув в ситуацию, он сказал Олегу, что тот сам должен принимать решение. — Эти трое — молодые подонки, — задумчиво говорил Дроздов-старший, — и безнаказанность делает их только хуже. Знаешь, сын, я уверен — эта девочка далеко не первая в списке их «подвигов». И папаша их, обложившийся властью не лучше, раз воспитал таких вот шакалят, уверенных, что за деньги им позволено все. Но это опасно, Олег. Я, конечно, подниму старые связи и попытаюсь тебя прикрыть, но признаюсь честно, эта рыба не по моим зубам. Решай, сын, я приму любой твой ответ. И Олег решил. Да, возможно, его решение было глупым и наивным, и в мире, где у каждого «своя рубашка ближе к телу», вера в торжество справедливости сродни борьбе с ветряными мельницами. Но Олег, воспитанный своим отцом, для которого слова «долг» и «честь» никогда не были пустыми звуками, просто не мог поступить иначе, и остаться равнодушным. Подполковник Дроздов сурово хмурил брови, но в душе гордился сыном. И очень боялся за него. Конечно, в общежитии института оставаться было опасно. Олегу быстро оформили академический отпуск с открытой датой (поспособствовал тот самый приятель отца, сидевший в деканате), и в условленный день к институту подкатила черная машина с полицейским сопровождением. Суровые люди в штатском проводили облаченного в черную куртку и надвинутую по самый нос шапку парня до дверей машины, загрузили ценного свидетеля в ее нутро, и на глазах всего института и толпы зевак, увезли в неизвестном направлении. Спустя пятнадцать минут с бокового выхода института показался скромно одетый парень, с пухлой спортивной сумкой на плече, и погрузился в поджидавший его пошарпаный «Опель». За рулем сидел серой наружности мужик, лет пятидесяти. Неприметный и помятый, типичный «бомбила», но с пронзительным острым взглядом профессионального снайпера. Старый автомобиль устало взрыкнул, и, добросовестно работая шинами, устремился прочь из города. Уже вторую неделю будни Олега скрашивались штудированием учебников и конспектов, медицинских статей на просторах интернета, новостями и сериалами по четырем основным каналам, что был в состоянии уловить маленький телевизор, стоявший в сенях, да прослушиванием старых дисков на старом же проигрывателе, обнаруженных тут же в доме. Понятно, что телефонные переговоры, и общение в соцсетях были под строжайшим запретом. Продуктов было в достатке, лишний раз на улицу лучше было не соваться. Да и погода не располагала к прогулкам. До судебного заседания оставалось около двух недель. В один из вечеров, Олег, проглотив нехитрый приготовленный на скорую руку ужин, сидел перед телевизором с чашкой чая, отрешенно думая о чем-то своем. Начался выпуск криминальных новостей. Не вслушиваясь, Олег отрешенно смотрел, как камера фиксирует какое-то пожарище — обгорелые стены, закопченный остров какого-то кирпичного сооружения, металлические детали конструкций. На заднем плане пожарища величественно громоздился роскошный особняк. И тут к сознанию парня пробился звонки голосок дикторши: — …бизнесмена и политического деятеля Владимира Рябцова… — Олег подскочил, как ужаленный. Владимир Рябцов — тот самый могущественный папаша молодых подонков, под которого так усиленно копают спецслужбы. Парень отыскал пульт, и прибавил громкость. — …пожар, произошедший на территории загородного дома. Сгорела, построенная во дворе, деревянная баня. Известно, что в огне погибли двое сыновей бизнесмена, Игорь и Филип Рябцовы, а так же их друг, Сергей Маков, — на экране возникли две фотографии: на одной двое молодых крепких стильно одетых парней, очень похожих друг на друга, на второй не менее крепкий молодчик, не обладающий семейным сходством с двумя предыдущими. Дикторша продолжала, — и две девушки, личности которых, пока не, установлены. По предварительным данным, молодые люди что-то праздновали. Когда они находились в парной, входную дверь заклинило и начался пожар. Следователи пока не дают ответ, имел ли место несчастный случай, или это был умышленный поджог. Охрана особняка утверждает, что проникновение посторонних на территорию исключено… Сам бизнесмен Рябцов от комментариев воздерживается, — в объективе камеры появился мрачный подтянутый пожилой мужчина в догом костюме, который зло отмахнулся от оператора, что-то рявкнул своей охране и журналистов быстренько оттеснили… — Напомним, что сообщение о пожаре поступило сегодня на пульт дежурного около трех часов дня. К прибытию пожарных, деревянное строение почти выгорело. Мы будем следить за развитием событий. К другим новостям… Олег выключил телевизор, и невидящим взглядом уставился в темный монитор. Несколько минут он переваривал в голове то, что услышал… Свободен. Он теперь свободен. Ему не нужно больше прятаться. Тех, кто угрожал ему, больше нет. Его показания перестают быть решающими. Он закрыл лицо ладонями, не зная, чего хочет больше — плакать или смеяться. Он не представлял, что способен так радоваться чужой смерти. Не в силах совладать с эмоциями, он встал, прошелся по крошечной кухне. Звонкая трель мобильника заставила его подскочить. Парень схватил телефон, глянул на входящий номер, и ответил. — Сын, ты новости смотрел?! — раздался в динамике командирский бас Дроздова-старшего. — Да. — Ты понимаешь, что это значит? — Я… — Я скажу тебе, — прервал Олега отец. — Это значит, что ты сейчас будешь сидеть тише воды ниже травы. Сейчас начнется большая буча. Смерть этих подонков вывела тебя из-под основного удара, но теперь тебя может зацепить шальной пулей. Оставайся там, где ты сейчас, никуда не выходи и никому не звони. Я сам буду звонить тебе каждый день. Продуктов у тебя хватает? — Да, — послушно ответил Олег сразу на весь монолог отца. Он знал, что спорить с ним бесполезно, да и не хотелось спорить, если честно. Олег чувствовал себя несправедливо осужденным висельником, с которого сняли петлю за миг до приведения приговора. — Я все понял. — Хорошо. Держись, сын, прорвемся. И… — голос отца чуть потеплел, — мама привет передает. — Спасибо, — улыбнулся Олег. — Скажи, я тоже ее люблю. — Угу, — неловко буркнул подполковник Дроздов, чуждый подобных нежностей. — Ну, все, до связи. И дал отбой. Олег отложил телефон. Посидел, смакуя это ощущение легкости. «Шальной пули» о которой говорил отец, он не боялся. Конечно, определенный риск оставался, но в свете последних событий, он — Олег — перестал быть опасным свидетелем для одной заинтересованной стороны, и ценным для другой. Не в силах сидеть на месте, Олег пошел в комнату, походил там немного кругами, давая выход взбурлившему вдруг в крови адреналину, пополам с шальной радостью. Хотелось каких-то действий. Но никакие действия для него сейчас не были доступны. Подумав, парень откопал в сумке небольшую бутылку не слишком дорогого, но приличного коньяка. Коньяк ему вручил отец, буркнув что-то о паре ложек в чай от простуды. А на деле понимая, каково будет парню одному, в какой-то богом забытой деревушке под постоянной угрозой. Хоть какая-то разрядка для нервов нужна. Нет, напиваться на радостях Олег не собирался, но решил, что позволить себе пару-тройку рюмок вполне имеет право. Треть комнаты занимала большая кирпичная печь, в боку которой умелый каменщик выложил камин. Этот камин Олег и топил все время, что жил в этом доме, опасаясь с растопкой настоящей русской печи просто не справится. Парень пододвинул к камину продавленное кресло, пристроил рядом бутылку с коньяком, отыскал на кухне в шкафу рюмку. На столе у окна стопкой лежали cd-диски. Включив настольную лампу, Олег покопался в них и выбрал сборник с мастерами джаза. А потом его взгляд упал на четыре фоторамки, стоявшие здесь на столе. Их Олег привез с собой. С тех пор, как он окончил школу и уехал на учебу, эти четыре рамки сопровождали его везде. На первом фото были его родители в день свадьбы — молодые и счастливые. На второй — он с родителями в день окончания школы, в костюме и с гордой ленточкой «выпускник» через плечо. На третьей — снова он, пятнадцатилетний подросток, в обрезанных до колен джинсах и расстегнутой летней рубашке; на фоне широкой реки, ясным солнечным днем. Рядом с ним — девушка-ровесница, тоже в шортах и линялой футболке, с длинными собранными в растрепанный хвост, волосами. Вдвоем они держат на поднятых вверх руках крупную (не меньше метра длиной) только что выловленную щуку. Оба смеются. Олег присел на стул, не отрывая взгляда от веселого счастливого лица девушки, и сердце у него защемило. Как всегда бывало, когда он вспоминал о ней. Яна Тарасова. Янка — лучший друг. Всегда понимающая, всегда поддерживающая, всегда вместе в огонь и в воду. Пропавшая более двух лет назад. Предполагалось, что она утонула в болоте. Но Олег не верил в это. Не верил, и продолжал ждать, что однажды она вернется. Олег посмотрел на четвертую рамку, нахмурился. За стеклом была не фотография, а рисунок, выполненный неумелой детской рукой. На половинке альбомного листа восковыми мелками был изображен корявый лес и две фигуры спиной к зрителю. Высокая черная фигура с торчащими из спины щупальцами держала за руку маленькую девочку. Этот рисунок Олег ненавидел, но избавится от него боялся, поэтому тоже всегда возил с собой. Из старого магнитофона хрипло лился саксофон. Олег сидел в кресле, покачивал в руке коньяк и размышлял о том, как будет вводить свою жизнь в привычную колею. Он знал, что быстро все не уляжется, что и ему и его отцу еще попортят кровь. Но это все мелочи. Ведь под видом расследования убийства или несчастного случая тоже можно много куда сунуть нос, и Олег был уверен, что в спецслужбах найдутся умельцы, которые не упустят эту возможность. А до него, до Олега просто не станет никому дела. Вот и отлично. С этими мыслями он не заметил, как уснул. Проснулся Олег, когда дрова прогорели, и камин озарялся зловещим багровым светом тлеющих углей. За окном стояла непроглядная тьма, которая бывает только загородом, где нет уличных фонарей. Олег выпрямился в кресле, потирая слегка затекшую шею. Темноту комнаты разгонял свет настольной лампы. Парень вытащил телефон, глянул время — без двадцати двенадцать. Не так уж и поздно. Он несколько нервно огляделся, пытаясь понять, что же его разбудило. В комнате стояла тишина, только потрескивали угли в камине, да тихонько шипел остановивший диск магнитофон. Но какой-то посторонний звук все же пробился в его некрепкий сон. Парень подозрительно оглядел окружающий полумрак. Прислушался. И точно — как будто кто-то ходил возле дома под окнами. Едва слышный шорох аккуратно ступающих шагов. Олег встал с кресла, шагнул к окну, вглядываясь в темноту за стеклом. И предсказуемо ничего не увидел. Загородная тьма, освещаемая только звездным светом, надежно скрывала все, что хотело оставаться скрытым. Олег прислушался, но все было тихо. Показалось? Может быть. За последние дни он стал почти параноиком, вздрагивая от каждого шороха. И все же, парень ощущал тревогу. Олег отошел от окна, протер глаза, глянул на бутылку коньяка — выпил он совсем немного. Несмотря на слегка отяжелевшую голову, легкость на сердце никуда не пропала. Он — свободен. Те, кто угрожал ему — мертвы. Как там сказали в новостях? Пожар? Заклинившая дверь в бане? Удачно она заклинила, нечего сказать… По-хорошему, надо бы спать, вот только… Парень покосился на пластиковый ящик, служивший поленницей. Всего пара поленьев. А ночи в октябре под Питером весьма холодные. Нужно идти в сарай за дровами, если Олег не хочет до утра трястись под одеялом от холода. Он снова глянул на темный прямоугольник окна. Выходить в холодную темноту не хотелось. Олег задумчиво почесал бровь, вздохнул, и пошел натягивать куртку. Выйдя на крыльцо, он огляделся. На улице оказалось чуть светлее, чем казалось из окна. Небо было не черным, а темно синим. Были видны темные массивы соседних пустующих домов, корявые силуэты лысых яблонь в огороде. А еще не проходящее ощущение чужого пристального взгляда. Было огромное желание вернуться в дом и никуда не ходить. — Эй! — крикнул Олег в темноту. — Кто здесь?! Ответа, предсказуемо, не последовало. Топтаться на крыльце становилось неуютно. Олег рассердился на себя. Да что он, взрослый парень, темноты испугался? Он сбежал по ступенькам с крыльца, рысью преодолел пятнадцать метров до дровяного сарая. Наощуп, пошарив по поленнице, он набрал дров, сколько влезло в охапку, и так же — рысью — метнулся назад. Сгрузив добычу в ящик, Олег почувствовал воодушевление. И вместе с этим ощутил себя дураком. Испугался темноты, но осмелился и сбегал до сарая — герой! Хмыкнув, Олег отправился во вторую ходку за дровами. На этот раз он шел показательно спокойно. «И перед кем ты выпендриваешься?» — саркастически подумал парень, набирая охапку дров. Олег вернулся в дом, сбросил дрова в ящик. Потом запер дверь и вернулся в комнату. Снимая куртку, он снова почувствовал на себе взгляд. Огляделся… и, вздрогнув, буквально прирос к месту — как был, в куртке на одном плече. Она сидела на стуле у дальней стены, на самой границе света от настольной лампы и тени. Уперевшись ступней правой ноги в сиденье, обхватив щиколотку рукой, положив подбородок на колено. И смотрела на него светлыми серыми глазами. Медленно, словно во сне, Олег снял-таки куртку, не глядя попытался повесить ее на вбитый в стену гвоздь. Промахнулся, и куртка с шорохом упала на пол, но парень не обратил на это внимание. Он смотрел на девушку, сидящую на стуле. Не отрываясь, словно боялся, что стоит ему моргнуть, и она исчезнет. Олег не был удивлен, так как понял — он спит и видит сон. В течение двух лет он так привык видеть ее во сне, что сейчас воспринял это как должное. Видимо, он до сих пор спит в кресле, после трех-четырех рюмок коньяка и видит ее. Но до чего же реальный сон! — Здравствуй, Олег, — сказала она. И парень не мог не вздрогнуть — так ясно, так знакомо звучал ее голос. — Здравствуй, — ответил он. Девушка склонила голову на бок, с любопытством глядя на него. — Ты как будто не удивлен, — заметила она. — Не удивлен, — он качнул головой, — ты мне часто снишься, я привык. — Снюсь? — Да. И я очень рад тебя видеть. Хоть это и сон. Она улыбнулась. Олег напрягся — улыбка была не ее. Точнее ее, но какая-то более жесткая, более… хищная. Он точно помнил — она никогда не улыбалась так. Девушка встала со стула, пересекла границу свето-тени, выступив из мрака. Олег смотрел на нее со смешанными чувствами. Она всегда снилась ему такой, какой он ее запомнил — невысокая, стройная, с длинными темными волосами, с блестящими серыми глазами. Сейчас он почему-то видел ее другой: черты лица заострились, впали щеки, короткие, не ниже плеч, волосы, и пронзительный, как острая сталь, взгляд. Непривычно, немного пугающе, но все равно — он рад был ее видеть. — Ты считаешь, что сейчас спишь, и это все сон? — спросила она, приблизившись на расстояние вытянутой руки. — Да, — чуть растерянно кивнул он. — Дай руку, — попросила девушка, протягивая ладонь. Олег протянул руку, и тонкие прохладные пальцы обхватили его кисть. Второй рукой девушка осторожно погладила тыльную сторону его ладони, и вдруг сильно, до синяка ущипнула. — Аааа! — Вскрикнул Олег отнимая руку. — Ты что делаешь?! Больно же!.. Она приподняла брови, и он понял. Озадаченно посмотрел на свою руку, осторожно ткнул пальцем в наметившийся синяк, поморщился. Боль во сне так не ощущается. Такая боль должна сразу будить. Он должен был проснуться сидя пред потухшим камином. Но он не просыпался. Он смотрел во внимательные серые глаза, и не просыпался. — Я не сплю, — не спросил, а сказал Олег. Девушка утвердительно кивнула головой. — Не сплю… Но это значит, что ты… Он медленно, почти со страхом протянул руку, и коснулся пальцами ее щеки. Теплая живая плоть, не зыбкая материя сна. — Янка, — прошептал он. — Янка… А потом друг резко шагнул вплотную к ней, схватил за плечи, и прижал к себе, обнял с такой силой, что ей просто не могло не быть больно, с тихим всхлипом зарылся лицом в пахнущие влагой и ночным холодом волосы. Он не поверил, что это реальность. Но во сне он никогда не мог обнять ее, а ему так хотелось этого. Столько раз он просыпался, когда призрачный фантом растворялся в его руках. В такие ночи он рыдал, уткнувшись лицом в подушку, сжимая зубами наволочку, чтобы его вой не разбудил спящих в соседней комнате родителей. Ведь только потеряв подругу, он осознал, как сильно любил ее. Как друга, как сестру и… черт побери, как женщину. Оставайся она рядом, сколько бы еще прошло времени, прежде чем Олег понял, что их крепкая, всем на зависть, дружба, стала для него чем-то большем? И как долго он ждал бы, прежде чем сказать ей об этом? — Янка, — снова прошептал он, — как же я скучаю по тебе… Он сжимал ее в объятиях, чувствуя под своими руками живую плоть, которая явно не собиралась испаряться, как тот сон. Олег ощущал ее дыхание, греющее его кожу сквозь одежду. И наконец допустил мысль, что все на самом деле, и он не спит. А когда почувствовал, как руки девушки обнимают его в ответ, уверился в этом. Он чуть отстранил девушку, вглядываясь в ее лицо. — Янка, так ты… — он запнулся, все еще боясь поверить. — Да, Олег, это я. Настоящая, не сон и не призрак. — Но… — Олег чувствовал растерянность, — как? Откуда ты… И где… — Спокойней, Олег, не волнуйся так, — с улыбкой сказала она, видя, что друг, окончательно потерявшись в словах и мыслях. — Это действительно я, во плоти. Я узнала, что у тебя неприятности. И пришла помочь. — Неприятности? — тупо переспросил Олег, потом остервенело тряхнул головой. — Подожди, какие неприятности? Откуда ты здесь? Где ты была все это время? Что произошло в тот вечер?! Яна с пониманием пережидала его град вопросов, разглядывая друга со странным выражением. — А ты старше выглядишь, — наконец заметила она. Олег запнулся и озадаченно уставился на подругу. — Ну да, — растерянно отозвался он. — Больше двух лет прошло. Я, знаешь ли, слегка подрос. — Два года? — девушка округлила глаза. — А у нас всего пара месяцев. — Да, ты мало изменилась, — на автомате ответил Олег, и тут же встрепенулся. — Подожди, где это «у нас»? Яна, Господи, да ответь же наконец, что происходит сейчас?! И что произошло тогда? — Я все тебе расскажу. Ты сядь, — она слегка подтолкнула его к креслу. Олег замешкался, и девушка усмехнулась. — Не волнуйся, я никуда не собираюсь исчезать. По крайней мере, пока мы не поговорим. Вздохнув, Олег покорно уселся. Яна взяла стул, на котором сидела ранее, развернула его и села, сложив руки на спинке. — Два года… — задумчиво произнесла она, словно стараясь осознать значение этих двух слов. Покачала головой и посмотрела на друга. — Помнишь, как мы поругались тогда? — Помню ли? — Олег невесело усмехнулся. — Когда ты пропала, я сотни раз прокручивал это в голове. Я помню каждое наше слово. Я… черт, я, наверное, ни о чем так сильно не жалел, как о том проклятом разговоре. Ты прости меня, Ян, я не должен был говорить того, что сказал. Я… — Оставь, Олег, — она махнула рукой. — Ты был не прав в тот раз. Но не в том, что завел этот нелепый разговор, а в самой сути. — Я… не понимаю… — Ты говорил, что я хочу попасть в Черный Дом, ты говорил, что я не такая как крипи, ты говорил, что Дома не существует. Олег приоткрыл рот, но не нашел, что сказать. Бесчисленное количество раз он представлял свою встречу с Яной, но никогда в его мыслях разговор не начинался вот так. А Яна продолжала: — Три утверждения, и все три — мимо. — Не понимаю, — снова повторил Олег, беспомощно глядя на подругу. — В тот вечер, когда мы поссорились, я пришла домой, и услышала, как мама разговаривает по телефону. Она… — негромкий голос девушки разбавлял тишину полутемной комнаты. Она говорила, а Олег слушал — напряженно, настороженно. Он слушал про обиду Яны, про темный двор с горящим костром, про Наталью Ситкову и ее свиту. Слушал про насмешки и унижение, про охотничий нож и страх, про горящую в огне девушку, про темную комнату в заброшенной пятиэтажке и кровь на ноже. Обо всем этом Олег знал. Яна говорила то, что рассказывали выжившие участники тех событий. Но Яна говорила дальше. Про бегство в лес, и про встречу с тем, кого не существует. И про огромный Дом стоящий на поляне посреди леса, освещаемый красноватой луной. И про то, что обитает в этом Доме. — Вот так-то, Олег, — закончила Яна, — я никогда не хотела попасть в Черный Дом, но попала туда. И он оказался вполне реален, и я, теперь одна из крипи. По крайней мере, стану такой однажды. Олег молчал. Он невидящим взглядом смотрел перед собой, пытаясь переварить то, что услышал. Яна не торопила его. Она встала со стула, подошла к камину, поворошила кочергой багряные угли, подбросила на них пару поленьев, старательно подула, чтобы за сухую кору зацепилось пламя. Огонь неторопливо, но охотно разгорался, обнимая сухое дерево. Олег перевел взгляд на девушку, сидящую перед камином. Пламя бросало золотые отблески на ее лицо. За два с лишним года она почти не изменилась, не повзрослела, оставшись семнадцатилетней девчонкой, Но, черт возьми, он не верил ей. Не тому, что случилось с Ситковой и остальными, а тому, что было после. Ее рассказ о Слендере и о Черном Доме казались не то детским лепетом, не то слабой отговоркой. Но зачем ей это? Олег не понимал, зачем Яна рассказала ему эту надуманную историю, и почему не хочет сказать правду, раз уж снова появилась в его жизни? Девушка повернула голову, посмотрев на него. Огонь высветил одну половину ее лица, вторая скрылась в тени. Такое знакомое, такое любимое и такое чужое лицо. Олег прикрыл глаза, потер пальцами веки. — Яна, — тихо сказал он, — зачем ты мне рассказываешь это? Про Дом, про этого Слендера? Зачем все эти сказки? Девушка нахмурилась, но потом понимающе вздохнула: — Ты мне не веришь. Она не спрашивала, она утверждала. И тут Олега прорвало: — Конечно нет! — Он возвысил голос. — Как можно поверить в подобное?! Яна, ну посмотри на все моими глазами! Ты пропадаешь больше чем на два года, предварительно убив несколько человек, потом появляешься, совершенно неожиданно, и рассказываешь что все это время жила среди выдуманных маньяков! — Странно звучит, да? — девушка вдруг улыбнулась. Не той хищной улыбкой, а своей — задорной и теплой — той, которую помнил Олег. — И не забывай, для меня прошло не два года, а пара месяцев. Или около того… — Яна! — Олег не понимал, злиться он или испытывает отчаяние. Зачем она вернулась? Чтобы издеваться над ним? Или это все же сон — какой-нибудь особо изощренный кошмар? — Яна, зачем?! Она внимательно вглядывалась в его лицо. На миг в ее глазах мелькнуло что-то — холодное, злое, безумное — это заставило Олега покрыться холодным потом. Он ощутил секундный первобытный страх, почти ужас. Но Яна моргнула, и наваждение исчезло. Она выпрямилась, и снова уселась на стул. — Зачем? — девушка внимательно смотрела на друга. — Действительно, зачем? Просто… Понимаешь, я же тебя знаю, Олег. После моего ухода, ты же все локти себе изгрыз, обвиняя себя в случившемся. Я права? Ты думал, что не заведи ты тот разговор, ничего бы не случилось. Мы бы не поссорились, и убежав от мамы, я бы пришла плакаться к тебе, не встретилась бы с Ситковой, и все бы было ровно и гладко. Верно? — Взгляд Яны стал мягким, почти ласковым. — Ты благороден, Олег, благороден и честен. Ты всегда готов нести ответственность, и отвечать за свои ошибки, даже если они надуманны. Я пришла сказать тебе, что ты не виноват. Да и никто, в общем-то, не виноват. Это просто случай. Случай и выбор. Стечение обстоятельств, и вопрос наших собственных решений. Ты решил не молчать тогда, и завел разговор. Я решила не согласиться с тобой, и ушла. Ситкова и компания решили, что они сильнее, и они ошиблись. Я решила, что хочу жить, а не умереть. Где угодно, но жить, и я ушла в несуществующий Дом, вслед за несуществующим Слендером. — Яна побарабанила кончиками пальцев по спинки стула. — Так что прекращай винить себя, Олег. Иначе это чувство несуществующей вины сожрет тебя. Олег молча смотрел на нее. А ведь она действительно знает его. Он действительно винил в случившемся себя. И чем больше времени проходило, тем тяжелее давил на него этот груз. Он чувствовал себя предателем и дураком. Он хотел просить у подруги прощения за то, что ему не хватило терпения и смелости, чтобы понять ее. Или хотя бы не вываливать на нее свои страхи. А она, выходит, ни в чем его не винит? Или это просто слова, что бы успокоить его? И все же… — Я не знаю, что ответить, Яна, — признал он. — Все это время я волок на себе тот наш последний разговор… Господи, — Олег вскочил с кресла, зашагал по комнате, — как же все тогда глупо вышло! Из-за чего мы поссорились, Янка?! Из-за глупых страшилок! Я вспоминаю, и меня наизнанку выворачивает, от понимания, какой я был дурак. — Забудь об этом, — посоветовала девушка. — Что было, то прошло. — Прошло, — эхом отозвался парень. Посмотрел на подругу сверху вниз. Что бы хоть чем-то занять руки, подошел к камину, поворошил угли, подбросил еще несколько поленьев. Пламя радостно перекинулось на них, и в комнате стало светлее. Олег снова сел в кресло. — И все же, где ты была все это время? — Я уже сказала тебе… — Яна! — парень снова повысил голос, ощутив неожиданную злость: она что, издевается?! — Да прекрати ты уже этот бред про Черный Дом и эту гребанную КрипиПасту! Хватит того, что из-за этой кровавой чуши… — Олег! — девушка голоса не повышала, но что-то прорезалось в ее интонации, что заставило его заткнуться на полуслове. — Задавая вопросы, будь готов услышать ответ. И будь готов к тому, что ответ окажется не таким, какого ты ждешь. — Но ведь, — Олег беспомощно развел руками. — Но ведь, это же бред, Яна, это полная иррациональная чушь, так не бывает… — Согласна, целиком и полностью, — она вздохнула и улыбнулась. — А еще это — правда. Единственная правда, на данный момент. Олег молчал. Он видел, что она искренне верит в то, что говорит. Она не пытается заморочить ему голову, или выставить легковерным дураком. Для Яны это реальность. Но как же так? Может, подруга попала в какую-то секту? — Олеееег, — протянула Яна, и парень снова вздрогнул: опять эти неприятные холодные интонации, — не думай обо мне так плохо. Я не сошла с ума. По крайней мере, не так, как ты думаешь. — Откуда ты… — У тебя все на лице написано. Ты уже решил, что кто-то ушлый обкалывает меня наркотой, и я живу в мире собственных фантазий. Ну, или что-то в этом роде. Так? Олег насупился. Неужели, по его лицу действительно так легко прочесть его мысли? А с другой стороны, ну зачем он устраивает ей этот допрос?! Не хочет говорить, где была, ну и не надо. Да пусть хоть в этом чертовом доме! Главное — она вернулась! Сидит напротив, смотрит на него, живая, настоящая, не сон. — Ладно, — наконец сдался Олег, больше для того, чтобы закончить этот разговор, — принимаю. Черный Дом, Слендер, КрипиПаста — услышал, уяснил, уверовал. Черт с ними. Яна скептически приподняла бровь — теперь уже она ему не поверила. Но Олега это не волновало: — Но теперь-то ты вернулась, Янка. Ты же останешься, да? Мы сможем… Ее глаза потемнели, и парень осекся. — Яна? — Я не останусь, Олег. Я снова уйду. На этот раз — навсегда. Этот мир больше не мой, мне не место в нем… — Ян, но что за чушь?! Куда ты хочешь уйти? — Обратно, домой. В КрипиПасту. Парень почувствовал, что свирепеет и снова вскочил с кресла, нависнув над сидящей на стуле девушкой. — В какую, мать ее, КрипиПасту?! — заорал он. — Что ты несешь?! — И тут же сник, наткнувшись, на жесткий, как сталь, взгляд холодных серых глаз. Он попятился, буквально упав в кресло. Произнес тихо, почти жалобно. — Ты уже дома. Твой дом рядом со мной. Все эти проклятые дни я мечтал, что ты вернешься, и мы снова будем вместе. Почему ты снова хочешь бросить меня, Яна? — Олег, ты так и не понял, — ее голос был мягок, но глаза смотрели очень колко. — Той девочки, которую ты знал, ее больше нет, понимаешь? Нет больше Яны Тарасовой. Она умерла тем вечером, умерла, когда ей пришлось оборвать чужую жизнь, чтобы спасти собственную. Я не та, которую ты так долго ждал, я — совсем другая. — Тогда для чего ты вернулась из этого своего Дома? Просто успокоить мою совесть? — Нет. Просто спасти твою жизнь. Олег замер, решив, что ослышался. Покачал головой. — Что? — Я все знаю про твои неприятности. Про то, как ты пытался спасти девушку, не смог, но должен был выступать свидетелем на суде. Только вот до суда бы ты не дожил. Тебя нашли бы и убили. — Откуда… Нет, подожди, — Олег усиленно потер виски, уже жалея, что все происходящее не сон. — Откуда ты все это знаешь? — О том, что тебя убьют, я больше месяца вижу сны. Остальное помог выяснить… знакомый. — Сны, — тупо повторил Олег, уставившись в пространство. — Знакомый… Но сейчас опасности нет. Они же… И он замолчал, наконец, догадавшись. Расширившимися глазами уставился на девушку. — Это был не несчастный случай, — помертвевшим голосом произнес он. — Это ты сделала. — Это было не сложно. — Не сложно?! — Переспросил он, и в голосе его прорезались истеричные нотки. — Не сложно, ты говоришь?! Яна, ты убила пятерых человек! В той бане кроме этих трех отморозков еще две девушки были! И ты говоришь, что это не сложно?! — Нет, — качнула головой девушка, все больше холодея глазами и голосом, — совсем не сложно. Подпереть дверь с наружи, облить стены бензином и чиркнуть зажигалкой. Как видишь, все очень просто. — Ты так легко об этом говоришь, — потрясенно прошептал Олег. — Неужели ты не понимаешь, ты — убийца. Яна неприятно усмехнулась: — Я спасла твою жизнь, Олег. — Ты не можешь этого знать. Был бы суд, я дал бы показания… — Да не было бы никакого суда! — Вдруг закричала Яна, тоже подрываясь со стула. — Ты не дожил бы до него. Эти подонки нашли бы тебя, вывезли на какую-нибудь забытую всеми дорогу, и втроем забили бы до смерти, со смехом глядя, как ты захлебываешься собственной кровью! — Ты не можешь этого знать! — Могу и знаю! — глаза девушки сверкали холодным бешенством. — Чтобы попасть сюда, и найти этих подонков, я заключила сделку, условия которой для меня были не приемлемы. Но ради тебя, ради нашей прошлой дружбы, ради всего, что связывало нас в прошлом, я пошла на это. Я спасла тебя от очень мучительной смерти, и что получаю за это?! Выговор за трех мудаков и пару шлюшек?! Олег вздрогнул и попятился от нее. Он совершенно перестал узнавать Яну. «Я не та, которую ты так долго ждал, я — совсем другая» — кажется, он начал понимать смысл этих слов. Это действительно была не та девушка, с которой он дружил, и которую любил. — В одном ты прав, Олег, — уже тише сказала Яна. — Я — убийца. И не потому что поджарила этих придурков. Я убиваю людей, регулярно и без причины, это теперь моя природа. Олег упер локти в колени, опустил голову, вцепился руками в собственные волосы. Он не мог поверить в то, что слышит, но знал, что слышит чистую правду. Откуда-то знал. — И тебе, — глухо спросил он, — нравится это? Нравится убивать? — А тебе нравится дышать? — вопросом ответила Яна. — Нравиться пить, когда испытываешь жажду, есть, чтобы утолить голод? Нравится делать то, что поддерживает твое тело в нормальном состоянии, не давая ему разрушаться? — Она в упор смотрела на рыжую макушку друга, подсвеченную золотым пламенем из камина. — Это часть меня, мое естество, моя необходимость. Я — крипи, Олег, еще не полностью сформировавшаяся, но крипи. Парень поднял голову, тоскливыми глазами глядя на бывшую подругу. — Боже, неужели это все — правда? — хрипло произнес он. — Черный Дом, Слендер, весь этот сюрреалистический бред? — От слова до слова, — заверила его Яна. — И ты живешь там, среди всех этих… Среди них? — Да. — И убиваешь? — И убиваю. — И ты вернешься туда? — Вернусь. — Но зачем? — спросил Олег после недолгого молчания. — Зачем тебе возвращаться в этот кошмар? Ты же сейчас здесь. Оставайся. Не нужно тебе возвращаться туда. Оставайся со мной, Яна. — Он говорил, и чувствовал, как фальшиво звучат его слова. И она это чувствовала тоже. — Остаться с тобой? И ты меня примешь такую? Зная, что у меня руки по локоть в крови? Зная, что меня не мучит совесть за загубленные жизни? — Яна покачала головой. — Спроси себя, Олег, сможешь ли ты закрыть глаза на все это? Олег молчал — ответ был очевиден. А она продолжала говорить: — Даже если ты сможешь, если пересилишь себя, и не будешь меня осуждать… Не забывай — здесь на мне три трупа. Если ты мне их простишь, то общество — нет. Что меня ждет? Тюрьма? Клиника? Я не хочу этого… — Вот так-то, Олежка, — невесело усмехнулась она, после недолгой паузы, — Не у всех сказок бывает счастливый конец. Ты, конечно, благородный рыцарь, храбрый и честный. Вот только я — не заколдованная принцесса, которую можно спасти. Я злой дракон, которому не нужно, чтобы его спасали. — Да, — с горечью и злостью произнес парень. — Ты действительно не та Яна, о которой я выл ночами. Ты… Он запнулся, но девушка с неприятной ухмылкой предложила: — Ну давай, скажи. Скажи мне, кто я. — Ты — чудовище, — выдохнул он, устало откидываясь на спинку кресла, словно эти слова лишили его остатков сил. — Все правильно. Я — чудовище. Я распространяю смерть вокруг себя, но, знаешь, Олежка, я не о чем не жалею. Олег молчал. Он свесил руку с подлокотника кресла и задел пальцами бутылку с коньяком, о которой начисто забыл. Но сейчас вспомнил, и схватив ее, остервенело скрутил крышку и приложился к горлышку на пару хороших глотков. Яна понимающе усмехнулась. Давая бывшему другу время на приведение мыслей в порядок, она принялась бродить по комнате, оглядывая небогатое обиталище. Олег смотрел на огонь в камине и мечтал лишь об одном — проснуться. Проснуться, и чтобы и Яна и весь этот разговор оказался дурным сном. Он предпочел бы и дальше ждать подругу, тихо воя по ночам, и веря, что однажды Янка — прежняя Янка — вернется к нему, но не знать, во что она превратилась теперь. — Да ладно! — возглас девушки заставил его вздрогнуть. Яна стояла у стола, держа в руках одну из четырех фоторамок. — Где ты откопал это? У меня и получше работы были для рамки-то. Олег выбрался из кресла и подошел к девушке. В ее руках была рамка с корявым детским рисунком — высокий худой человек с длинными щупальцами, торчащими из спины, за руку уводит в лес маленькую девочку. — Это? — Олег задумчиво почесал бровь, и признал. — С этим рисунком фигня какая-то твориться. — Что за фигня? — насторожилась Яна. — Когда ты пропала, — сказал он, — твои родители попросили меня забрать все, что имеет отношение к КрипиПасте. Я и забрал. Все твои рисунки, заметки, почеркушки. И этот рисунок тоже. Где-то с полгода они валялись в пакете у меня в шкафу. Признаюсь честно, я смотреть не мог на этих тварей. А потом мне стал сниться сон. Вот этот. — Олег выразительно пошевелил рамкой. — Мне снилось, как этот тощий урод уводит девочку в лес, а я как будто иду следом. А потом они поворачиваются и смотрят на меня. У него лица нет, а лица девочки не разобрать, но я точно знаю, что у нее твои глаза. И, знаешь, никогда в жизни я не испытывал такого ужаса, как тогда, когда чувствовал, что они смотрят на меня. У меня начались проблемы со сном. Я не мог спать, а если засыпал со снотворым, то видел их, и у меня температура подскакивала до тридцати девяти. Потом я откопал этот рисунок и выложил его на стол. Сны прекратились. Через некоторое время я убрал его — и все началось заново. — Олег вздохнул. — Поэтому я поставил его в рамку. Лучше я буду смотреть на это наяву, чем видеть в кошмарах по ночам. — Ну, надо же, — Яна снова забрала из его рук рамку, задумчиво глядя на рисунок. — И у тебя, значит, сны. Олег помолчал, стоя рядом. Потом спросил: — А что за сделка? — М-м? — Ты сказала, что чтобы попасть сюда, заключила какую-то паршивую сделку. Что за сделка? Яна повернулась и очень жестко посмотрела ему в глаза: — А вот это, Олег, уже не твое дело и тебя не касается. — Как это не касается, если ты пошла на это ради меня? — Повторяю: это не твое дело, — сказано это было так, что Олегу сразу расхотелось спорить. Он прошелся по комнате, стараясь привести в порядок мысли. — Знаешь, — наконец заговорил он, — завтра с утра я буду изо всех сил надеяться, что это все был сон. — Будешь прятаться за спасительной ложью? — с любопытством спросила девушка, откладывая рамку и поворачиваясь к нему. — По крайней мере, я буду очень стараться. — Нет, — она качнула головой, поднося правую руку к своему бедру, привычным движением поднимая край свитера, — не будешь. Прятаться за сладеньким враньем — это не твое. Олег проследил за ее движением, и с обмиранием увидел, как она вытягивает из ножен на бедре нож с широким лезвием. — К тому же, — продолжила девушка, и голос ее стал почти веселым, а вот глаза по-звериному хищными, — я позабочусь о том, чтобы у тебя осталось доказательство того, что наша дружеская беседа была наяву. Лезвие ножа хищно поймало на себя огненные блики. Олег попятился: — Ты что задумала?! — Не бойся, — она мягким скользящим шагом приближалась к парню, — я спасла тебя не для того, чтобы прирезать собственноручно. Олег был выше ее на полторы головы, и значительно шире в плечах, но все равно, сейчас он ее испугался. Этой невысокой худощавой девушки, с растрепанными темными волосами и холодными глазами дикого зверя. — Яна, прекрати, — Олег отступал, понимая, что оказался один на один с сумасшедшей, — что ты творишь? Она молчала, и это молчание пугало больше самой страшной угрозы. Олег не решался сделать шаг навстречу, чтобы провести захват, и отобрать у нее нож. Если бы перед ним был кто-то другой, он вполне мог бы ударом ноги по руке выбить оружие. Но ударить Яну он не решался, поэтому продолжал нелепо пятиться. А она вдруг усмехнулась, расслабилась, чуть отвернула корпус, и Олегу показалось, что она сейчас скажет «я пошутила». На короткий миг он потерял бдительность, и девушка не упустила этого момента. Она метнулась вперед, низко пригнувшись, он попытался отпрянуть, но не успел. Острый девичий локоть сильно ударил его в селезенку, Олег охнул скорее от неожиданности, чем от боли, на несколько мгновений утратив внимание. Но Яне этого хватило — она присела на корточки, уперевшись левой ладонью в пол, и балансируя на одной ноге, второй подбила парня под колени. Тот не ожидал такой прыти, и, чего уж греха таить, такой силы удара. Олег почувствовал, что падает, и пребольно ударился спиной и затылком об пол. Перед глазами заплясали черно-красные пятна, в ушах зазвенело. Когда зрение и слух вернулись к нему, парень обнаружил себя лежащим на полу, а Яну — сидящую на нем верхом. Девушка с хищной улыбкой упиралась одной рукой ему в грудь, а в другой держала нож. Олег с трепетом смотрел на широкое лезвие, по которому красиво скользили огненные блики пламени. — Яна… — хрипло выдохнул он. Казалось бы — он здоровый парень, и чего стоит ему спихнуть с себя девчонку, пусть и вооруженную. Но какое-то предательское оцепенение охватило его, и он замер, как кролик, загипнотизированный змеей. — Спокойно, Олежек, — она улыбнулась страшной улыбкой совершенно безумного человека. — Я не заберу твою жизнь. Но ты прав, я — чудовище, и важно, чтобы ты понял это. Холодное лезвие прижалось к его левой щеке, и парень вздрогнул от резкой боли, когда острая кромка глубоко распорола ему кожу. Девушка наклонилась к его лицу, буквально улегшись ему на грудь. — Это тебе на память, Олег, — прошептала она, — чтобы ты не мучился совестью и помнил: я ни о чем не жалею. Я не жалею, что живу. И она медленно, больно тревожа языком рану, лизнула порез на его щеке. Этого Олег выдержать уже не мог. Он отрывисто вскрикнул, наконец обретя власть над собственным телом, ухватил Яну за плечи, и столкнул с себя. Девушка рассмеялась, упав на бок, парень вскочил на ноги, прижимая ладонь к порезанному лицу. — Черт! Ты… какого ты вообще… — он никак не мог подобрать слова и слепить из них единую фразу — слишком уж потрясла его эта ее выходка. — Не переживай, — спокойно сказала Яна, поднимаясь на ноги, привычным движением обтирая лезвия ножа о свои джинсы и засовывая его в ножны. — Шрамы украшают мужчин. — Она на миг задумалась, словно вспомнив о чем-то и поправилась. — Ну, не всех мужчин, и не все шрамы, но тебе пойдет. Олег, наконец сообразив, вытащил из кармана брюк платок, и прижал его к порезу. Почему-то в его голове навязчиво крутился вопрос, как он будет объяснять отцу появление этого «украшения». А Яна, как ни в чем не бывало, вернулась к столу, и принялась открывать рамку с собственным рисунком. Добыв листок, она сложила его вчетверо и засунула в карман. — Это я заберу. Тебе оно больше не нужно, — она посмотрела на друга холодными серыми глазами. — Я думаю, что сны тебя тоже больше не будут тревожить. Вернешься домой, сожги все, что унес тогда из моей комнаты, всю эту бумажную КрипиПасту. Мне она не нужна, а тебе — тем более. Олег молчал. Он не знал, что сказать ей. Этой незнакомой, чужой, сумасшедшей девушке с лицом его любимой подруги. А Яна, похоже, сочтя разговор оконченным, прошла мимо оцепеневшего парня, вышла из комнаты в сени. Олег отмер, и развернулся следом. — Яна, постой! Она замерла на пороге входной двери. На границе теплого электрического света и холодной тьмы. С улицы задувал влажный ветер. — Подожди, ты что, вот просто так уйдешь? — А что, ты все еще хочешь, чтобы я осталась? — она выразительно покосилась на платок, который он все еще прижимал к лицу. — Хочешь узнать, насколько далеко я могу зайти? Парень осекся. — Нет. То есть, я хочу сказать… Но… это неправильно… — Нет. — Она качнула головой и темные, неровно обрезанные волосы упали ей на лицо. — Все, как раз, очень даже правильно. Кое-кто недавно сказал мне, что я должна решить, кто я — либо человек, либо чудовище. Я только теперь понимаю, что ты был последней ниточкой, что связывала меня с людьми. Сегодня она успешно порвалась. И это правильно, потому что там, где я живу теперь, человек может быть только жертвой. А я не хочу быть жертвой. Олег молчал, потрясенный. Яна еще раз смерила его пытливым, внимательным взглядом, и вышла из дома, тихо прикрыв за собой дверь. Как парализованный, Олег простоял секунд пять, а потом отбросив пропитанный кровью платок, метнулся следом. Он выскочил на крыльцо, в объятия ночной темноты, холодный ветер бросился ему в глаза, высекая из них бессильные слезы. Парень слетел с крыльца, огляделся, но тьма надежно прятала все от его глаз. — Яна!!! — закричал он, не надеясь на ответ. И ответа не пришло. — Яна, не уходи! Вернись!!! Где-то в конце участка тихо скрипнула щеколда на калитке. Олег стоял в темноте, под порывами холодного осеннего ветра, бессильно сжимая кулаки и тихо подвывая, как раненный зверь. Он знал, что бесполезно стоять здесь на ветру и ломать зрение о непроницаемую тьму загородной ночи. Но никак не мог заставить себя вернуться в дом. Все ждал, все надеялся услышать шаги, разглядеть в темноте невысокий силуэт с растрепанными темными волосами. Надеялся и понимал — бесполезно. Тихо всхлипывая, парень побрел к крыльцу. Слезы попадали в порез на щеке и немилосердно жгли его. Олег ощущал звенящую пустоту где-то в районе сердца. Он знал, что со временем она зарастет, зарубцуется уродливым шрамом, и почти не будет болеть. Только иногда, в минуты особенно злой тоски, у него начнет ныть шрам на сердце и зудеть шрам на лице. И он будет вспоминать эту странную ночь, и думать: а что было бы, если бы он не отпустил ее, не позволил уйти? Схватил бы и держал, невзирая на ее безумие и ее нож? И никогда он не придет к однозначному ответу. Шатающейся походкой Олег поднялся по ступенькам, зашел в дом и запер дверь. Некоторое время свет горел в окнах кухни, но вскоре погас. А в окнах комнаты продолжала светить настольная лампа, да плясать блики огня в камине. И до самого рассвета сквозь старый тюль занавесок, мелькал в оконном проеме силуэт человека, которому не спалось, который мерил шагами комнату, раз за разом прокручивая в мыслях то что случилось, и привыкая жить с этим знанием.