По осколкам своей Искры

Хеней вентилирует и оголяет клинки, ожидая следующего удара противника. После похищения Ретчета события калейдоскопом полетели вперёд, и вот, она стоит в коридоре вражеского корабля, прикрывая спину Арси и пытаясь не попасть под удар. «Последний бой», — пульсируют в голове чужие слова, Хеней уже даже не помнит, кто их сказал. Энергон раскаляется в магистралях, и фем невероятным прыжком валит на пол вехикона. Мелькает лезвие — голова откатывается в сторону, как ненужный элемент мозаики чужого корпуса. И так далее. В зависимости от опытности своего противника, Хеней применяет разные тактики убийства. Ей тошно от этого, хочется стравить энергон через верхний топливоприёмник, но она упрямо поджимает губы и борется за тот шлак, который им перед битвой втирал Оптимус. На несколько кликов в искре зажигается огонёк стыда за такое неуважительное отношение к главнокомандующему, но и его снайпер упорно давит как нелогичный элемент в данных обстоятельствах. Следующий, покусившийся на актив Арси падает с простреленной искрой, и разведчица диковато скалится, с мрачным удовольствием обрушивая новые удары на противника. Места, где её крылышки и спинные сегменты соприкасаются с временной напарницей, жжёт как от раскалённой плазмы, но стискивая дентопластины, мотоциклетка терпит. Это последний бой, и она обязана выжить, во что бы то ни стало, даже если её прикрывать будет эта тварь. Разведчица во время кликовой передышки коситься на сосредоточенный фейсплейт Хеней и кривиться, видя в чужой оптике лёгкий налёт жалости к вехиконам. Когтистый трёхпалый манипулятор прочерчивает серебристые дорожки на зелёном корпусе, и Арси с небольшим интересом смотрит, как снайпер одним движением отрубает его. Они продвигались в сторону мостика на помощь остальным, невольно осознавая, что где-то пятьдесят процентов шансов у них на победу — силы не равны. Это напрягало и в то же время становилось мотиватором для продолжения бессмысленной бойни. С каждым разом энергон стыл в топливоприводах, каждый раз Хеней хотелось свернуться в калачик и выть от тупой боли, разъедающей искру — да вот только объяснений этому не было, и как бы сказал Шоквейв: «Нелогично». Впервые в своем активе снайпер позавидовала десептикону, потому что он убивал без чувств, как будто так и надо. А она не могла. Хеней на миг даже показалось, что и Арси воротит, но оглянувшись, фем поняла, что заблудилась. Вокруг валялись раскромсанные корпуса вехиконов, у некоторых даже ещё продолжала тлеть искра. Фиолетовый свет ламп словно вдавливал её тушку, потолок медленно и мучительно падал, а помещение становилось меньше. Автоботку качнуло в сторону. Плечевого сегмента брони не было, спинные — разорваны чужими когтями, и из глубокой раны лазурные капли чертили узор, потом падая на пол. Автоботка зажмурила оптику, пытаясь заставить изображение не плыть, провалилась к стене. Боли не было, скорее всего из-за того что её слегка оглушило, но тянуло выпасть в оффлайн. Однако, Хеней понимала, что если она сейчас потеряет сознание, и ей вовремя не окажут медицинскую помощь, пробуждение не наступит никогда. Должна ли она пытаться выжить? Зачем всё это? Чтобы получить счастливый конец? Или мучения? Или что? Для чего она все это время сражалась? Чтобы вот тут умереть? Вопросы песчинками создавали в голове огромный бархан, и Хеней просто-напросто не могла в себе разобраться. Автоботка запуталась в этой войне… Фем несколько кликов рассматривала противоположную стену, а потом закрыла окуляры. Так будет лучше. Объятия беспроглядного оффлайна — теперь тьма не была такой страшной как раньше — обволакивали уставшую искру и уносили в умиротворение. Наступил покой… *** Крыло на манипуляторе ощутимо ныло от жёсткой хватки. Но сенатор молчал. Он знал, что сейчас его везут в тот самый Институт, который считали фактически выдумкой. Но это было далеко не так. Он примерно догадывался, что его подвергнут теневым играм, дабы обезвредить слишком опасного и много знающего противника. Логично. Было тошно от всего этого. Он столько лет находился в прогнившем Совете, что хотелось перегрызть глотки каждому из своих «товарищей». А сейчас сдался. Без пальбы, со спокойной улыбкой дал защелкнуть на манипуляторах стат-наручники. Вообще ситуация выходила за грани, потому что чуть позже, когда его подвезут к одной из самых обыкновенных поликлиник и станут тянуть по белым коридорам, до него дойдёт осознание происходящего. Кричать он будет долго. Говорить было что, и эмоции тоже — были. Всё смешалось в непонятную кашу его собственного голоса и сотни других. Мимо мелькали чужие фейсплейты, а потом он узнал одну из неприметных табличек — он находится в Академии, которую спонсирует. Удар по голове был предсказуем, однако от этого не менее болезнен. Сенатор не проснётся прежним. Шоквейв с ужасом ощущает волнение собственных ЭМ-полей, которые никогда особо не выдавали его эмоций, но сейчас… был другой случай. Недалеко с проклятиями осел на колени Старскрим, готовый лить омыватель от произошедшего. Вехиконы в смятении. Саундвейв пропал. Нахождение Кнокаута неизвестно, и, учитывая его натуру, это логично. Учёный быстро определяет приоритет на такое развитие событий. Старскрим был в шоке и остром потрясении. Мегатрон умер. Сама эта фраза цифровалась как недопустимая и невозможная, но он в мельчайших деталях запомнил деактив своего лидера. Сикер кричал, ругался, царапал корпус Шоквейва, схватившего его в охапку и впервые в активе мечтал о том, чтобы их бессменный лидер вернулся. Серебристый корпус как в предсмертной конвульсии дергало в чужих манипуляторах, а искра рвалась из своей камеры словно сумасшедшая. Длинные острые крылья встопорщились вверх, а их кончики тряслись, пытаясь выразить весь эмоциональный спектр хозяина. Шоквейв дернул манипулятором, чтобы утихомирить своего спутника и прибавил скорости — автоботы не должны нагнать их.